Владимир Иванович Даль известен как составитель «Толкового словаря живого великорусского языка». Первое издание этого фундаментального научного труда увидело свет в начале 1860-х годов, и с тех пор словарь переиздавался многократно. А еще Владимир Иванович слыл полиглотом, искусным врачом, писателем, этнографом и поэтом. Этот русский энциклопедист с датскими корнями окончил Морской кадетский корпус и в феврале 1819 года получил погоны мичмана и офицерский кортик. Но флотская служба не задалась. Молодому офицеру пришлось выйти в отставку…

Подметные письма

Считается, что свое первое стихотворение Даль напечатал в журнале «Славянин» в 1827 году, когда, выйдя в отставку, стал студентом Дерптского университета. Однако, работая в фондах Военно-морского архива, автор этой статьи обнаружил практически неизвестное творение будущего ученого — сатирические эпиграммы, подписанные псевдонимом Антикритик без дозволения начальства.

Морское командование посчитало эпиграммы «пасквилем» и даже «подметными письмами». А как иначе было назвать листовки со стихами, расклеенные в публичных местах города-порта Николаева в ночь с 19 на 20 апреля 1823 года? В них автор зло высмеял не кого-нибудь, а самого командующего Черноморским флотом. Эти листовки со слабенькими, но достаточно язвительными стишками стали вещественным доказательством в «Деле, произведенном комиссией Военного Суда 28-го флотского экипажа Черноморского флота над мичманом Владимиром Далем за сочинение ругательных пасквилей. Начато 4 мая — окончено 13 сентября 1823 года».

«Битое мясо»

Но с чего же все началось? Весной 1819 года новоиспеченный мичман прибыл для дальнейшего прохождения службы в военный порт города Николаева, где базировался его 28-й флотский экипаж. Он мечтал именно о Черноморском флоте, грезил победами над турками, героической службой царю и отечеству.

Однако ожидания не оправдались: мичмана встретил унылый захолустный город и, что еще печальнее, — отсутствие офицерских вакансий на кораблях. Пришлось скучать в береговом 28-м экипаже, где среди офицеров процветали пьянство, казнокрадство и карьеризм. Вся местная «светская жизнь» кипела в «салоне польки Леи Полонской» — сожительницы самого командующего флотом Алексея Самуиловича Грейга. Конечно, все знали, что никакая она не полька, и за глаза называли просто «Лейка-еврейка».

Будучи вдовой поляка, она выдавала себя за панну, хотя была дочерью простого трактирщика, еврея из Малороссии. Она завела в городе «салон», подражая столичным аристократкам. Правда, нравы и вкусы «первого салона Николаева» ничем не отличались от обычаев провинциального шинка.

Но мичмана Даля возмутило другое: хваткая Лея умело получала у адмирала Грейга подряды по снабжению флота — для своих соплеменников. Кроме того, служебный рост офицеров Николаевского флотского экипажа фактически зависел от ее симпатии или антипатии. Вот и приходилось потомственным дворянам унижаться и угождать дочери еврея-трактирщика.

Мичман Даль, со свойственным 22-летнему юноше максимализмом, решил в одиночку бороться с вечными спутниками человеческого рода: алчностью, карьеризмом и моральной нечистоплотностью.

И в апрельскую ночь 1823 года в шести наиболее людных местах Николаева появились анонимные листовки с такими строчками: «Профессор Мараки сиим объявляет, что он бесподобный содержит трактир. При сем всепокорнейшее напоминает он сброду, носящему флотский мундир, как можно почаще его посещать». Профессором Мараки офицеры-черноморцы называли между собой командующего флотом — в память о преподавателе итальянского языка в Морском корпусе Александро Мараки, на которого был похож адмирал.

Мичман Даль расклеил всего шесть листовок, но эффект был потрясающий. Ведь безымянный автор высмеял и «боевую подругу» адмирала, и его самого: «В каком-то местечке меня уверяли, что Лейку прогнали и высекли там. Я право не верю, из зависти лгали, наш битого мяса не любит и сам!»

До того как подчиненные обер-полицмейстера города Николаева подполковника Ивана Федорова соскоблили «листовки» мичмана Даля, их успели прочесть, оценить и переписать. И текст пошел в народ.

Напрасные надежды

16 августа 1823 года начальник военно-морской базы Николаева контр-адмирал Василий Языков подписал рапорт на имя командующего Черноморским флотом адмирала Алексея Грейга, где излагал итоги произведенного следствия. Мичман Даль сразу попал под подозрение, но нужны были неоспоримые улики преступления, поэтому подручные полицмейстера произвели обыск в его квартире, причем в отсутствие хозяина. И нашли черновики скандальных рифм, написанные рукой мичмана! Как и все пылкие романтики-правдолюбцы, Владимир Даль был плохим конспиратором.

Припертый к стене неопровержимыми уликами, молодой офицер, как следует из адмиральского рапорта, признался в том, что «приклеивал по разным местам города ругательные письма с неприличными выражениями, подписанные чужим именем». Даль объяснял, что «составил оные пасквили для забавы и читал их для приятелей. Читал свои пасквили в доме капитана 1-го ранга Гейташа, но не доложил о сем начальству, а обещал сочинить новые».

Будь юноша-мичман мудрее, он бы не надеялся, что после «разоблачительных рифм», в которых сообщалось то, о чем все и так знают, командующий флотом прогонит свою любовницу и начнет раздавать казенные подряды честным поставщикам из великороссов. А офицерские вакансии на кораблях станут распределяться согласно справедливому конкурсу.

Служить не дадут…

Контр-адмирал Василий Языков в заключение своего рапорта предлагал командующему флотом следующее: «Полагаю, что за сочинение сатирических эпиграмм и распространение подметных писем мичмана В. И. Даля приговором комиссии военно-морского суда следует лишить офицерского чина и разжаловать в рядовые матросы на шесть месяцев».

Ясно, что оскорбленный не только как профессионал, но и как мужчина, адмирал Грейг рапорт утвердил и отослал его в Петербург — в канцелярию Морского министра адмирала Антона Васильевича фон Моллера. Тот рассудил, что претензии к мичману имеют резон. А что если все офицеры начнут сочинять язвительные стишки в адрес командующего флотом? Это же полное крушение авторитета!

Но судебные приговоры в отношении провинившихся офицеров окончательно утверждал лично Александр I. 5 октября 1823 года император прочел рапорт и спросил морского министра:

— Вам что, этого мичманка-писаку занять больше нечем? — после чего начертал резолюцию: «Мичмана Даля перевести на Балтийский флот, тем же чином и с назначением вахтенным начальником на бриг “Менгрелия”».

Угроза разжалования в матросы миновала, и уже осенью, отметив свой отъезд в кругу восторженных поклонников, мичман Даль убыл в Кронштадт.

Но злопамятные адмиралы и морской министр точили на Даля зуб. Даже после смены императоров и воцарения Николая I было ясно, что служить ему спокойно не дадут. И в начале 1826 года он вышел в отставку лейтенантом флота, после чего поехал учиться в университет.

А ведь не сойдись адмирал Алексей Грейг с амбициозной дамочкой — не было бы повода у правдолюбца Даля сочинять обличительные вирши и расклеивать их по городу. Продолжил бы он офицерскую службу на Черном море, и еще вопрос — начал бы составлять свой знаменитый словарь или нет?

Но мичман Владимир Даль представил публике свой первый поэтический опыт, посвященной даме адмиральского сердца. Написал стихи, практически не известные даже современным литературоведам.

Получается, все что ни делается, — к лучшему?

Александр СМИРНОВ