Дуэль на перьях

Автор: Maks Мар 15, 2019

Великий поэт Пушкин умел в полной мере оценить талант других. Он высоко отзывался о творчестве своих современников — Дельвиге, Баратынском, Рылееве. Но, пожалуй, наивысшей похвалы из уст русского гения удостоился Адам Мицкевич (1798-1855), великий польский поэт, с которым он познакомился осенью 1826 года.

Однако вскоре дороги этих гениев разошлись. Что же стало причиной охлаждения их взаимных симпатий?

Отношение Пушкина к Мицкевичу на первых порах было восторженным.

Вот как вспоминал об этом Антоний-Эдвард Одынец, поэт и переводчик Мицкевича: «…Мицкевич несколько раз выступал с импровизациями здесь в Москве; хотя были они в прозе, и то на французском языке, но возбудили удивление и восторг слушателей… На одной из таких импровизаций в Москве Пушкин, в честь которого давался тот вечер, сорвался с места и, ероша волосы, почти бегая по зале, воскликнул: «Quel genie! Quel feu sacre! Que suis je aupres lui?» («Какой гений! какой священный огонь! что я рядом с ним?») — и, бросившись на шею Адама, сжал его и стал целовать как брата. Я знаю это от очевидца».


Друг Александра Сергеевича, князь Пётр Вяземский, приводит ещё один эпизод. Пушкин, повстречавшись где то на улице с Мицкевичем, посторонился и сказал: «С дороги, двойка, туз идёт!». На что Мицкевич тут же отвечал: «Козырная двойка и туза бьёт!».

Словом, между двумя гениями завязались самые тёплые и уважительные отношения. Известны встречи поэтов в салонах Волконской, Елагиной, у Дельвига, Павлищевых, Собаньской, в московских и петербургских литературных кругах.

Общение поэтов было прервано отъездом Мицкевича 15 мая 1829 года за границу. За всё время общения Пушкин посвятил Мицкевичу стихотворение «В прохладе сладостной фонтанов» (1828 год), строки в стихотворении «Сонет» (1830) и в «Путешествии Онегина» (1829-1830). Также Александр Сергеевич перевёл на русский язык отрывок из поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод» («Сто лет минуло, как тевтон…»).

В свою очередь, Мицкевич в своём стихотворении «Памятник Петру Великому» описал одну из своих встреч с русским поэтом.

Шёл дождь. Укрывшись
под одним плащом.
Стояли двое в сумраке
ночном.
Один, гонимый царским
произволом.
Сын Запада, безвестный был
пришлец:
Другой был русский,
вольности певец.
Будивший Север пламенным глаголом…

Однако скоро их дружбе пришёл конец. Причиной разрыва стала политика.

Даешь Варшаву!

В 1830 году в Российской империи вспыхнуло Польское восстание. Хотя поляки и имели в империи широкую автономию и даже собственную конституцию (таких политических прав в империи не имели ни белорусы, ни украинцы, ни даже сами россияне), но тот, кто вкусил шляхетской свободы, российской полуволей довольствоваться не захотел.

Оставим за скобками вопрос, кто был юридически прав в этом «споре славян между собою». Вскоре император Николай I посредством генерала Паскевича подавил восстание и вообще лишил поляков конституции — этого рудимента их прежнего величия и независимости. Свободная общественность Запада (и прежде всего — Франции) выступила в поддержку Польского восстания, организовав так называемый Польский комитет, председателем которого с февраля 1831 года являлся маркиз Жильбер де Ла Файет, который с парламентской трибуны горячо ратовал за вооружённое выступление Франции против России на стороне восставших поляков.

(Заметим, дальше слов дело у них не пошло!)

Патриотический выбор

Александр Сергеевич Пушкин и Адам МицкевичИ в этой ситуации великий русский поэт Пушкин подал свой голос. Но отнюдь не за польскую свободу. В 1831 году он пишет одно из самых ярких своих стихотворений (и самых неоднозначно воспринятых русским либеральным обществом, в том числе и его друзьями) — оду «Клеветникам России».

Зачем анафемой грозите вы
России? …
Иль русского царя уже
бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить
ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? …
Так высылайте ж к нам,
витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Считается, что оду «Клеветникам России» Пушкин написал под давлением царя Николая I. Но достаточно просмотреть переписку поэта, чтобы увидеть, что это не так, что в этом случае его пером водили его собственные пламенные чувства, а не пресловутая «воля императора».

В письме своей знакомой Елизавете Хитрово (дочери Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова) от 9 декабря 1830 года он пишет: «Какой год! Какие события! Известие о польском восстании меня совершенно потрясло. Итак, наши исконные враги будут окончательно истреблены… Мы можем только жалеть поляков. Мы слишком сильны для того, чтобы ненавидеть их, начинающаяся война будет войной до истребления — или по крайней мере должна быть таковой…» А письмо ей же от 9 февраля 1831 года поэт вообще заканчивает в духе Марка Порция Катона Старшего: «Delenda est Varsovia!» (то есть «Варшаву необходимо разрушить!»).

А в письме от 1 июня 1831 года Вяземскому, который в то время был в Польше, Пушкин без обиняков пишет: «…Ты читал известие о последнем сражении 14 мая. Не знаю, почему не упомянуты в нём некоторые подробности, которые знаю из частных писем и, кажется, от верных людей: Кржнецкий (польский главнокомандующий Ян Скржинецкий, — прим. авт.) находился в этом сражении. Офицеры наши видели, как он прискакал на своей белой лошади, пересел на другую бурую и стал командовать — видели, как он, раненный в плечо, уронил палаш и сам свалился с лошади, как вся его свита кинулась к нему и посадила опять его на лошадь. Тогда он запел «Ещё Польска не сгинела», и свита его начала вторить, но в ту самую минуту другая пуля убила в толпе польского майора, и песни прервались. Все это хорошо в поэтическом отношении. Но всё-таки их надобно задушить, и ваша медленность мучительна».

А узнав о подавлении Польского восстания, Пушкин в 1831 году слагает ещё одну, уже победоносную оду — «Бородинская годовщина»:

Сбылось — и в день Бородина
Вновь наши вторглись
знамёна
В проломы падшей вновь
Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг
кровавый —
И бунт раздавленный умолк…

И, наконец, в письме от 10 ноября 1836 года (то есть незадолго до своей гибели) Александр Сергеевич горячо благодарит князя Николая Голицына за качественный перевод «Клеветникам России» на французский язык!

«…Тысячу раз благодарю вас, милый князь, за ваш несравненный перевод моего стихотворения, направленного против недругов нашей страны… Отчего вы не перевели этой пьесы в своё время, — я бы послал её во Францию, чтобы щёлкнуть по носу всех крикунов из Палаты депутатов».

Окончательный разрыв

Надо сказать, что Адам Мицкевич, находясь в Париже, ответил Пушкину своим стихотворением «К русским друзьям» (Do przyjacior Moskali):

Быть может, золотом иль
чином ослеплён,
Иной из вас, друзья, наказан
небом строже;
Быть может, разум, честь и совесть продал он
За ласку щедрую царя или
вельможи.

В свою очередь, промедлив год, Пушкин отозвался в 1834 году стихотворением «Он между нами жил», где назвал Мицкевича «врагом» и «злобным поэтом»:

…Но теперь
Наш мирный гость нам стал
врагом — и ядом
Стихи свои, в угоду черни
буйной,
Он напояет. Издали до нас
Доходит голос злобного поэта,
Знакомый голос! Боже! освяти
в нём сердце правдою твоей
и миром, И возврати ему…

Увы! Так разошлись пути двух друзей, двух гениев литературы.

Впрочем, их спор — причём спор литературный — стал важной вехой в развитии их таланта и подарил ценителям несколько великолепных творений.

Бывших друзей примирила только смерть. Узнав о трагической дуэли на Чёрной речке, Мицкевич опубликовал во французском журнале Le Globe (1837 год, №1, 25 мая) некролог, где написал: «Пуля, поразившая Пушкина, нанесла интеллектуальной России ужасный удар». И подписался: «Один из друзей Пушкина». В своей лекции о славянских литераторах, прочитанной позже в Коллеж де Франс, великий поляк признал, что голос Пушкина «открыл новую эру в русской истории».

Андрей ПОДВОЛОЦКИЙ

  Рубрика: Дворцовые тайны 436 просмотров

Предыдущая
⇐ ⇐
⇐ ⇐

https://zagadki-istorii.ru

Домой

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

SQL запросов:44. Время генерации:1,223 сек. Потребление памяти:11.58 mb