Калигула с Нероном наверняка бы в гробах перевернулись или как минимум обиделись, узнав, что маркиз де Сад (а не они!) прослыл «первым садистом» в истории (ведь и само слово «садизм» происходит от его имени). Но, как говорится, «сами виноваты»: не оставили потомкам романов о «несчастьях добродетели» и «школах разврата», а вот извращенец маркиз оставил. И читают их до сих пор…

Обедневший маркиз Донасьен де Сад, решив жениться, сделал предложение младшей дочери президента налоговой палаты Франции месье де Монтрея. Но богач не разрешил, рассудив, что сначала надо выдать замуж старшую. И де Сад покорился, решив, что младшенькая всё равно рано или поздно окажется в его объятиях. И не ошибся. Он вообще редко ошибался в женщинах.

«Прекрасный характер»

Со знанием дела 22-летний жених описал родне свою 21-летнюю невесту Рене-Пелажи де Монтрей, будущую маркизу де Сад: «Хорошо сложена, грудь очень красива, руки и плечи белые. Ничего шокирующего, но прекрасный характер». И опять не ошибся. По части характера уж точно. Его Рене побила все исторические рекорды супружеской преданности и всепрощения при сверхъестественно жёстких обстоятельствах. Всем сердцем она любила своего голубоглазого красавца с его язвительным умом и вспыльчивым нравом.

Другое дело — её мать, тёща де Сада. Мадам де Монтрей, видя вечное сидение своей беременной дочери при постоянном отсутствии мужа, сразу заподозрила неладное. Но полная картина происходящего не привиделась бы ей даже в дурном сне. Так что грянувший скандал застал врасплох даже мудрую мадам де Монтрей.

Девушка лёгкого поведения Жанна Тестар пришла в полицию с жалобой, что богатый месье зазвал её в свой дом свиданий, где отхлестал и принудил к богохульству. На «отхлестал» никто бы и внимания не обратил, но вот «богохульство» — приказ разбить и растоптать распятие — дело другое. Ведь Великая французская революция с её вседозволенностью грянет только через четверть века, и католической Франции такой «атеизм» был ещё неведом. Понятно, что всё это от бедняжки Рене скрыли. Её отец пустил в ход связи, маркиз вскоре оказался на свободе, его жена была счастлива, а её мать многозначительно молчала…

Но через пять лет де Сад вновь оказался за решёткой. Он подвесил вверх ногами горничную Розу Келлер, выпорол её хлыстом, а на раны лил горячий воск. Маркиза арестовали. Жена уже была в курсе его пристрастий, как, собственно, и весь Париж. Но идею матери жить с мужем порознь, как обычно делали в галантном XVIII веке охладевшие друг к другу супруги, отвергла. Рене и не собиралась к Донасьену «охладевать» — она верила, что терпением и кротостью добьётся его любви.

История, казалось бы, закончилась, когда, получив от насильника немалые деньги, Роза забрала из полиции заявление. Но путь к свободе перекрыла тёща, рассудив, что распутнику дальнейшее пребывание за решёткой пойдёт только на пользу. Тут-то и подала голос доселе бессловесная Рене: она пошла против воли матери и добилась права посещать мужа в тюрьме.

«Выпоротый зад уличной девки вызвал больше сожаления, чем толпы, брошенные на голодную смерть», — витийствовал насильник. Жена слушала подобные речи вполуха и едва ли различала слова: главное, Донасьен рядом и принадлежит ей одной. В тюрьме супруги зачали второго ребёнка…

Несмотря на козни тёщи, де Сад всё же вышел наконец на свободу. Ему — 31 год, Рене — 30; они молоды, богаты, любят друг друга и едут с детишками в солнечный Прованс. Словом, лучшее впереди. Но не тут-то было.

«Вы настоящая дура…»

Де Сад вскоре соблазняет младшую сестру своей супруги, ту самую Анн-Проспер пленившую его ещё до женитьбы. Бедняжка Рене едва ли успела простить мужа в очередной раз, как грянуло шумное «Марсельское дело» с содомией и афродизиаками (шпанской мушкой, известной как наркотик для сексуального влечения). Дело началось в 1772 году, когда после вечеринки девушки лёгкого поведения подали жалобу, что де Сад пытался их отравить, щедро угощая конфетами со «шпанской мушкой».

Приговор королевского судьи в отношении маркиза с его слугой и любовником Латуром гласил: «…отрубить де Саду голову на эшафоте, а помянутого Латура повесить на виселице». Тела предполагалось сжечь, а прах развеять по ветру. Но маркиз со слугой уже были в Италии, причём в компании младшей сестры Рене. Тёща де Сада взялась за дело по-серьёзному: она выследила развратника, опозорившего благородное семейство, и доложила о нём властям. Маркиз вновь был арестован. Казнь усилиями влиятельной тёщи ему заменили на тюрьму. Пройдут годы, и настанет черёд зятя спасти эту женщину, да и всю семью Монтрей от гибели, но об этом разговор впереди.

«Отчаяние овладевает мною… Моя кровь слишком горяча для того, чтобы я мог вынести эту ужасающую пытку», — писал он родне. Тёща в ответ проявляла твёрдость: «Все идёт, как и следует по справедливости!» Жене он пишет иначе: «Вы настоящая дура… Если бы только можно было и вас, и вашу омерзительную семейку запихнуть в один мешок и бросить в воду, то миг, когда бы я узнал об этом, стал бы самым счастливым из всех, кои мне довелось пережить за всю мою жизнь».

Рене селится неподалёку от тюремной крепости, доставляет заключённому бумагу и перья (именно там маркиз начал писать романы и пьесы о своих извращенных фантазиях) и, наконец, помогает мужу бежать в ночь с 30 апреля на 1 мая 1773 года!

Вместе супруги укрываются в родовом замке де Сада в Лакосте, на вершине горы в глубине Прованса. Все ещё веря, что растопит ледяное сердце мужа, Рене садится переписывать его мерзкие опусы, пока тот забавляется с куртизанками! Так проходит год, но в конце концов Рене не выдерживает. Собрав группу людей, замученных сексуальными развлечениями маркиза, она организует тайный побег! По горным серпантинам и непролазным чащобам! Февральской ночью!

Меж тем тёща де Сада не дремлет. Её стараниями он вновь оказывается в тюрьме, откуда бомбит жену письмами, жалуясь на жестокое обращение охраны, требуя еды, одежды, бумаги, чернил и продолжая писать романы. Жена хлопочет о свиданиях и получает разрешение 13 июля 1781 года. Но эта встреча супругов была последней. Рене-Пелажи после неё постриглась в монахини. Видеть мужа после заключения она отказалась, бумаги о разводе передала через монахинь. В письме к де Саду сообщила: «Монастырь строгих правил: другие женщины не были бы этим довольны, но я не боюсь этой строгости. Она меня не беспокоит, все будут знать, что я делаю». 9 июня 1790 года, после почти 30 лет брака, супруги, имевшие трёх взрослых детей, развелись.

«Марсельеза» и Бастилия

В тюрьмах и психбольницах в общей сложности маркиз провёл 32 года. Немудрено, что «Марсельезу» он впервые услышал через решётку своей камеры в Бастилии. Решив, что революционное бурление и есть его шанс выйти на волю, он закричал в окно: «Здесь избивают заключённых! Помогите!» — и… тут же оказался в клинике для умалишённых. Так что, когда толпа восставших громила Бастилию, разнося старый замок на сувениры, де Сад уже лежал на больничной койке.

Вскоре выйдя из клиники, он понял, что оказался в своей стихии. Его запрещённые ранее романы теперь охотно публиковали, а пьесы ставили на парижских сценах. Де Сад писал политические памфлеты, декламировал их в Конвенте, заседал в ревтрибунале. Словом, взлетел до таких высот, что тёща и рта бы не раскрыла в его присутствии! Тем более она прекрасно знала, что жива-здорова именно благодаря своему развратнику-зятю! Ведь именно де Сад добился, чтоб имена всех его родственников-аристократов были внесены в список невиновных лиц (к тому времени на семью де Сада и семью его жены начались революционные гонения).

Его ещё не раз отправляли в психушки как автора порносочинений, брали под стражу по спискам аристократов, подлежащих расправе, приговаривали к смертной казни на гильотине, а потом освобождали из-за очередного революционного переворота. Вскоре власть взял Наполеон, революционное бурление закончилось, и труды де Сада вновь запретили. Он умер 74 лет от роду в клинике для душевнобольных Шарантон. Незадолго до смерти маркиз от своих убеждений отрёкся, завещал разровнять место погребения и посадить дубовую рощу, чтоб потомки никогда не нашли его могилу. Но его похоронили обычным способом, как и всех прочих пациентов больницы.

Людмила МАКАРОВА