История — это политика, которую уже нельзя исправить.
Политика — это история, которую еще можно исправить.





Как умирала монархия?

История отречения Николая II от власти, произошедшая 2 марта (15 марта по новому стилю) 1917 года на станции Псков, до сих пор таит в себе немало загадок. И чем дальше от нас отодвигается эта дата, тем сложнее дать ответ на вопрос: можно ли считать отречение законным? Да и вообще: был ли на самом деле акт отречения? Не столкнулась ли Россия с трагической фальсификацией, сбросившей под откос истории целую империю?

Вряд ли кто станет спорить с тем, что февраль 1917 года стал тем роковым узлом, в котором сплелось множество суровых и крепких нитей: кровопролитная война, слабость власти, кликушество Распутина, немецкие деньги, нерешительность царя и множество других, более мелких, каждая из которых могла бы стать тем самым кончиком, потянув за который, можно было бы распутать весь клубок.

Однако твердых рук не нашлось: с каждым днем клубок запутывался все туже, становился кровавее, весомее, пока наконец не превратился в гигантский шар, расплющивший своей тяжестью все, что было в России дорогого и важного.

И так ли был виновен Николай II, который, согласно циничной метафоре Александра Блока, «отрекся, как будто эскадрон сдал»?

Из Ставки в тупик

Одним из самых сильных впечатлений, вызванных изучением событий февраля 1917 года, остается быстрота обрушения империи. Можно сказать, что здание по имени Россия, возводимое архитекторами Романовыми в течение 300 лет, рухнуло в течение недели: еще 22 февраля, когда царь выехал из Царского Села в Ставку, страна бодрствовала. А уже 2 марта был подписан Манифест об отречении, и Россия фактически рассыпалась в пыль. А ведь было гигантское сооружение с мощным фундаментом, замешанным на бетоне религии, с миллионами живших в этом здании собственников, хорошо продуманной системой управления и подавления недовольных. И вся эта монолитная конструкция (это ведь не призрачная вертикаль власти, основанная на авторитете одного человека) вдруг опрокидывается, как сбитая шальной кеглей пирамида? Может ли такое быть? Ведь гигантские образования так быстро не падают, хотя бы в силу инерции. Так что же стало пусковым механизмом, свалившим многовековую пирамиду власти?

Когда 1 марта в 3:45 часа ночи литерный поезд императора и его свиты подошел к станции Малая Вишера, революционный мятеж в Петрограде уже бушевал в полную силу. Как сообщала полиция, еще 23 февраля забастовало 50 предприятий с 97 тысячами рабочих, 24 февраля бастующих уже было 200 тысяч.

Но это были еще цветочки - власть за последние годы научилась справляться и с бунтами, и с забастовками. Ситуация по-настоящему начала ухудшаться ранним утром 27 февраля, когда вспыхнуло вооруженное восстание части Петроградского гарнизона.

Первой восстала учебная команда запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка в числе 600 человек, потом к ним присоединились запасные батальоны Литовского и Преображенского полков, а потом мятеж пошел как лесной пожар, вовлекая в свои круги все больше народа: к 1 марта восстанием был охвачен весь гарнизон Петрограда - 170 тысяч человек (справедливости ради заметим, что вместе с пригородами, в частности с Царским Селом, петроградский гарнизон насчитывал около 340 тысяч - то есть восстала половина, но никак не все).

Что в столице? Мягко стелят?

Однако Николай II по разным причинам обо всей этой петроградской «замятне» еще ничего не знал. Хотя он точно знал, что дела не слишком хороши, потому что ночью 28 февраля получил от супруги Александры Федоровны телеграмму следующего содержания: «Уступки неизбежны. Уличные бои продолжаются. Многие части перешли на сторону врага. Алике».

Но хоть телеграмма и носила тревожный характер, в ней не было ни грана отчаяния - речь шла только о предполагаемых уступках. Так что государь выехал из Ставки в относительно нормальном состоянии. О том, что Николай чувствовал себя почти как всегда, говорит и тот факт, что он приказал ехать в объезд через Малую Вишеру, а не кратчайшим путем через Псков - государь не хотел мешать движению составов, доставлявших боеприпасы и провиант на фронт.

Однако на станции Малая Вишера в вагон вошел офицер и сообщил, что путь на Петроград перекрыт мятежными солдатами, вооруженными пулеметами и орудиями (интересно, насколько эта информация соответствовала истине?). Так что перед Николаем встал выбор: куда ехать? В Москву, возвращаться в Ставку или ехать в Псков, где находился штаб главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского?

Известно, что государь выбрал Псков - как оказалось, это был самый тупиковый тупик.

Исходя из богатства выбора дальнейших действий, вывод напрашивается однозначный: в действиях монарха не было предопределенности! Никакого фатализма, о которых на каждом углу талдычат сторонники версии о «неизбежном падении монархии». У царя были разные модели поведения, и любая из них могла привести к кардинальному изменению ситуации.

Но государь выбрал Псков.

Что ж, едем в Псков!

«Везде измена, и трусость, и обман»

Николая II встречает генерал Николай Рузский, который впоследствии уговаривал государя отречся от трона

О событиях, развернувшихся во Пскове (легенда гласит, что это произошло на станции Дно, - разумеется, так звучит более зловеще), написаны целые тома исследований. Действия государя и всех участников того рокового дня исследованы до секунды. Казалось бы, здесь не остается места для белых пятен. Однако они есть, причем их площадь, пожалуй, даже больше, чем видимая часть. Это напоминает чередование света и тьмы, спектакль, который разворачивается то на залитой светом сцене, то во тьме закулисья.

Так что же мы видим, бросив взгляд на залитую светом сцену?

В 19:05 часов вечера литерный поезд прибыл на перрон псковского вокзала. К удивлению Николая, его не встречали ни почетный караул, как это было принято, ни даже командующий Северным фронтом генерал-адъютант Николай Рузский. Фрондирующий генерал, виновник гибели 10-й армии и отстранения генерала Сиверса, фактически уволивший генералов Ренненкампфа и Шейдемана, большой мастер по перекладыванию ответственности на других, прибыл на вокзал спустя 2-3 минуты: этим он как бы продемонстрировал свою независимость перед врагами царями и сохранил лицо перед Николаем. Одним словом, и нашим, и вашим - как раз в духе генерала Рузского.

Далее командующий Северным фронтом взял на себя роль эдакого факира, стремящегося убедить публику (точнее, главного зрителя - царя!) в том, что положение безнадежно. Для этого что только генерал не делал: потрясал телеграммами Родзянко с сообщениями о том, что весь гарнизон Петрограда и Царского Села перешел на сторону восставших; сообщал, что царя предали гвардейские части, лейб-казаки и Гвардейский экипаж во главе с великим князем Кириллом Владимировичем; говорил, что отряд генерала Иванова (человека с говорящим отчеством Иудович), посланный царем для усмирения бастующих, ничего не смог сделать и вернулся в Ставку; а в заключение и вовсе вбил гвоздь в крышку гроба: предъявил телеграмму генерала Алексеева с результатами опроса командующих фронтов, которые тоже соглашались с отставкой царя и дальнейшей передачей власти наследнику Алексею.

Вероятно, если бы на месте Николая II был кто-то другой, более решительный и твердый, он бы приказал арестовать генерала-говоруна, поднял верные ему войска и двинулся на Петроград. Но Николай этого сделать не мог: ведь генералы и петроградские заговорщики во главе с Родзянко и прочими интриганами недвусмысленно и постоянно напоминали ему - ваша семья находится в положении заложников!

Надо сказать, генерал Рузский, генерал Данилов (начальник штаба Северного фронта), генерал Михаил Алексеев (начальник штаба Верховного Главнокомандующего, фактически главнокомандующий русской армией) и несколько других высших офицеров, менее известных, блестяще справились со своей ролью. А эту роль им навязали думские болтуны: Михаил Родзянко, Александр Керенский, Александр Гучков, Георгий Львов и другие.

Николай II, записавший в своем дневнике: «Везде измена, и трусость, и обман», согласился на отречение и передачу власти сыну.

Но недаром говорится: «Трусы должны иметь власть, иначе им боязно». Нашкодившим генералам было боязно, они жаждали, чтобы их похвалили «большие дяди» из Петрограда, которые уже были в пути.

«Я решился...»

Как известно, сам акт отречения произошел в вагоне царского поезда и формально никакими эксцессами не сопровождался. Но с юридической точки зрения, это было обставлено крайне неуклюже (впрочем, что вы хотите от генералов?).

После того как Николай Александрович, по свидетельству генерала Сергея Сергеевича Саввича, сказал: «Я решился. Я отказываюсь от престола, - и повернувшись к Рузскому, добавил: - Благодарю вас за доблестную и верную службу», ему тут же передали составленный в Ставке под руководством Алексеева текст отречения (подсуетились, чтобы не передумал). И ведь были правы - здесь следовало поторопиться!

Николай II, поставив время «15 часов» и дату «2 марта», подписал документ, согласно которому трон переходил его сыну - 12-летнему Алексею Николаевичу. Однако генерал-адъютант Владимир Борисович Фредерикс оставил о подписании отречения не столь радужное воспоминание: мол, Рузский держал Николая II за руку, другой рукой прижав к столу перед ним заготовленный манифест об отречении, и грубо повторял: «Подпишите, подпишите же. Разве Вы не видите, что Вам ничего другого не остается. Если Вы не подпишете - я не отвечаю за Вашу жизнь». Возможно, именно после этих воспоминаний Временное правительство объявило Фредерикса сумасшедшим и уложило в психиатрическую лечебницу.

После того как был подписан документ, выяснилось, что акт отречения должны засвидетельствовать «важные птахи» из Петрограда: член Государственного совета Александр Гучков и член Государственной думы Василий Шульгин. Вероятно, документ можно было подписать по их прибытии, но нет - генералам, вывалившим на Николая II ушат «политических помоев», следовало спешить, поэтому царя заставили подписать его сразу.

Но до прибытия депутатов оставалось шесть часов, и только что низложенный император имел время подумать над случившимся. После переговоров с врачом Федоровым, который заверил Николая II в том, что его сын вряд ли сможет исполнять обязанности монарха, царь решил отказаться от престола еще и за сына в пользу великого князя Михаила Александровича.

Около 10 часов вечера Гучков и Шульгин приехали в Псков. Их проводили в царский вагон. После короткой беседы Николай II заявил о своем желании отречься от престола в пользу своего брата. В своем дневнике французский посол Морис Палеолог, живший в то время в Петрограде и делавший записи по «горячим следам», сделал следующую запись: «Император прошел с министром двора в свой рабочий кабинет, вышел оттуда спустя десять минут, подписавши акт об отречении, который граф Фредерикс передал Гучкову».

Все - драма свершилась. Великая империя пала.

Акт - не факт!

Так это выглядит в официальном изложении, на свету. На самом же деле все это происходило, как говорится, в абсолютной темноте, и в результате вышло вот что.

Во-первых, Николай II согласно «Основным законам» не мог ни отречься от власти, ни отказаться от престола от имени своего сына Алексея. Он мог только передать власть в пользу наследника. Так что передача власти своему брату - это юридический нонсенс и абсурд. Недаром лидер кадетов Милюков считал, что царь специально отрекся «неправильно» в пользу брата, чтобы затем объявить отречение нелегитимным и вернуть себе власть.

Что касается самого документа об отречении - а точнее документов, потому что их два, то оба и вовсе не внушают доверия. Существует подозрение, что они поддельные, потому что: а) подписаны карандашом; б) составлены без учета всех необходимых юридических и процессуальных процедур; в) не указан даже титул императора и не проставлена печать.

А ведь составление документа происходило не в походных условиях: в царском поезде имелась своя канцелярия, в которой были и бланки, и гербовые бумаги, и печати. Но, более того, специалисты утверждают, что поддельна не только подпись царя, но даже министра двора графа Фредерикса! И когда Фредерикса допросила на этот счет чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, тот заявил: «Меня не было в тот момент рядом с императором».

И еще одна немаловажная деталь. Согласно сохранившемуся журналу заседаний Совета министров Временного правительства, заседание 2 марта 1917 года, посвященное отречению Николая II, началось в 11:30, а закончилось в 14:00. В то время как так называемое «отречение от престола» по официальной версии произошло 2 марта в 15 часов 5 минут.

Значит, Временное правительство уже не учитывало, отречется ли царь на самом деле или нет. Да и зачем эти формальности - в любом случае, сварганим документ сами!

То, что отречение Николая II - не более чем фикция, устроенная «временщиками», прекрасно знали и большевики. Недаром, когда царя вместе с семьей отправили в Тобольск, Ленин вместе с соратниками долго ломал голову над тем, как убедить царя поставить подпись под позорным Брест-Литовским договором. Ибо немцы, подсобившие большевикам добить империю, да и сами «ленинцы» знали - царь как был настоящим, так и остался.

А вот все они - временные...

Артур ОДИНЦОВ





Если вам понравилась статья, поделитесь пожалуйста ей в своих любимых соцсетях:
На Главную сайта "Загадки истории"

Главные рубрики сайта "Загадки истории"


Предыдущая     Историческое расследование     Следущая