В военно-морском музее Стамбула примерно треть экспозиции посвящена истории сражений с Российским флотом. Это и понятно: турецкие моряки воевали с русскими с конца XVII века по ноябрь 1917 года. Особенно турки гордятся трофейными Андреевскими флагами, добытыми с захваченных русских кораблей.

Приказу не подчинился!

Принято считать, что единственным сдавшимся врагу кораблём русского Черноморского флота был фрегат «Рафаил», в одиночку встретившийся с целой турецкой эскадрой 11 мая 1829 года. Окружённый кольцом турецких линкоров командир фрегата — капитан 2-го ранга Семён Стройников приказал спустить Андреевский флаг. За это указом Николая I он был разжалован в матросы, переведён на службу в Архангельск, лишён дворянства с пожизненным запретом жениться, «дабы трусов более не производил».

Так вот, морально слабый кавторанг Стройников в своём позоре был не одинок. Нет данных о том, сдавался ли какой-нибудь русский корабль туркам в войнах XVIII века… Но в ночь с 3 на 4 октября 1809 года черноморский фрегат с библейским названием «Назарет» под командованием лейтенанта Павла Ланге отстал от своей эскадры, и его стали нагонять… Нет, не турецкая эскадра, а всего лишь два турецких фрегата. Что за дело было протестанту-немцу, служившему русскому царю ради жалованья, до войн своих православных работодателей с мусульманскими претендентами на Чёрное море? Рисковать ради чужих интересов жизнью? И он приказал остановиться, спустить Андреевский флаг и поднять белое полотно капитуляции. Да только мичман Иван Ильин не только сей приказ не выполнил, но приказал матросам разоружить командира корабля, связать его и запереть в каюте. После этого команда подняла все паруса и приготовилась к абордажному бою. Турки на абордаж не пошли и позже отстали от русского фрегата.

В военно-морском архиве «Дело о попытке лейтенанта П. Ланге сдать фрегат «Назарет» в турецкий плен» насчитывает более 100 листов. Следствие тянулось с 13 ноября 1809 года по 9 февраля 1810-го. Судьи не могли решить — кого же именно наказывать? Лейтенанта Ланге за попытку сдать свой корабль противнику или мичмана Ильина за бунт и неподчинение приказу командира во время ведения военных действий? Точку в споре поставил либеральный император Александр I, повелев: трусливого лейтенанта уволить в отставку, дерзкого мичмана перевести на Балтийский флот без понижения в чине.

В тот раз Андреевский флаг фрегата в турецкий военно-морской музей, само собой, не попал. Но зато там хранятся корабельные флаги черноморского брига «Сфинкс», захваченного турками в 1806 году.

5 февраля 1807 года был захвачен в плен со всей командой черноморский бриг «Феникс» — тут турки победили хитростью: подошли вплотную под видом мирного торгового судна и застали экипаж врасплох. Военно-морской суд Черноморского флота долго решал: считать этот экипаж сдавшимся добровольно или пленённым в бою?

Так что Андреевский флаг с фрегата «Рафаил» не был для турок невиданным трофеем.

35 червонцев за лейтенанта флота

1 сентября 1841 года контр-адмирал Михаил Лермонтов доложил Морскому министру, что английские дипломаты доставили ему лейтенанта 45-го флотского экипажа Черноморского флота Евгения Гусева и унтер-офицера Василия Васильева, выкупленных английским консулом у работорговцев Хивы. Что же произошло? Как русские моряки стали рабами?

В июне 1841 года команда из семи матросов и лейтенанта с унтером проводила на баркасе промеры глубин у кавказского побережья. Внезапно налетевший шторм разбил судно о камни, а выплывших моряков захватили в плен абхазы. От русских требовали принять ислам и отречься от православной веры. А когда все отказались, продали пленников работорговцам из Хивы. Кому продали его матросов, лейтенант не знал.

С колонной «живого товара», состоявшей из 18 русских женщин и 400 лезгин, пленных моряков погнали в Хиву. Там английский консул из чувства солидарности к «белому джентльмену» выкупил лейтенанта у хивинцев и передал русскому морскому командованию. Сначала британец хотел освободить только Офицера, но Гусев решительно воспротивился: своего унтера не брошу! Дипломат вздохнул и выложил за лейтенанта 35 червонцев, а за 48-летнего унтера — 28. А вот Андреевский флаг с баркаса горцев совершенно не интересовал, даже как товар.

В приёмной адмирала

Более двух веков воевал русский флот с турецким, а о военнопленных с обеих сторон в истории — тишина. Будто их никогда и не было. Редко кто из краеведов Кронштадта назовёт место, где в 1877-1878 годах располагался лагерь турецких военнопленных. Хотя Морской министр подписал циркуляр, регламентирующий процесс их охраны — службу конвойных войск тогда выполняли чины флота. И, кстати, неизвестно, бежали ли из русского плена на родину турецкие офицеры? А русские из турецкого плена ещё как бежали!

18 марта 1878 года в приёмную адмирала Николая Чихачёва в Одессе вошёл, пошатываясь от слабости, какой-то оборванец. Адъютант хотел с помощью караула вышвырнуть нищего, но тот рухнул в кресло и слабым голосом произнёс: «Я лейтенант флота Пущин. Бежал из турецкого плена. Доложите обо мне адмиралу». Что же выяснилось?

Награждён посмертно?

Пароход активной обороны «Великий князь Константин» в ночь с 29 на 30 мая 1877 года спустил на воду минные катера для атаки турецких кораблей на Сулинском рейде. Всего минных катеров (предшественников торпедных катеров XX века) было три. Управляемые лейтенантами Степаном Макаровым (впоследствии известным адмиралом) и лейтенантом Измаилом Зацаренным, они успешно атаковали турецкие корабли и вернулись на пароход. А вот минный катер №1 под началом лейтенанта Леонида Пущина не вернулся. Начало светать, и пароход ушёл в открытое море. Удачливые лейтенанты были удостоены ордена Святого Георгия 4-й степени, а лейтенант Пущин стал георгиевским кавалером посмертно. Считалось, что он и его команда либо были уничтожены ответным огнём турок, либо утонули. Почти угадали. Турецкие снаряды покалечили мотор и продырявили катерок, как решето. На рассвете турецкий сторожевик подобрал барахтавшихся в воде лейтенанта Пущина, минёра 1-го флотского экипажа добровольца Якова Гостевского, кочегара Якова Непомнящего, матроса Дмитрия Самозванцева.

Побег и награды

Надо сказать, что пленных моряков турки не только не истязали, но, учитывая их дефицитные морские специальности, сманивали на высокооплачиваемую службу во флот султана. Даже на переходе в ислам не настаивали. Лейтенанту 2-го флотского экипажа Леониду Пущину вообще предлагали сразу чин капитана 1-го ранга, дом, гарем и всяческий почёт. Лейтенант обещал подумать. Обнадеженные турки разрешили ему свободно гулять по городу и порту. А он, переодевшись в тряпьё, нанялся матросом на шхуну контрабандистов, которая курсировала между Стамбулом и Одессой.

Адмирал Чихачёв, увидев, в каком состоянии находится офицер, тут же распорядился отправить его в госпиталь и выдал ему из личных средств 200 рублей — сшить новый мундир да и вообще привести себя в порядок. Военно-морской суд признал, что «пленение состоялось в совершенно исключительных условиях». Император Александр II произвёл героя в чин капитан-лейтенанта с зачислением в Гвардейский флотский экипаж и повелел выдать денежное вознаграждение в размере годового оклада. А месячное жалованье капитан-лейтенанта составляло тогда 400 рублей. Получив 4800 целковых, офицер немедленно вернул долг адмиралу Чихачеву. Кроме всего прочего, новоиспечённого каплея отправили в трёхмесячный оплачиваемый отпуск — «для поправления здоровья».

И главное — 6 апреля 1878 года в Зимнем дворце самодержец лично вручил Леониду Пущину орден Святого Георгия 4-й степени. Правда, отличное настроение георгиевскому кавалеру подпортили «канцелярские крысы» Морского министерства: они отказались засчитывать время, проведённое Пущиным в плену с 29 мая 1877 по 18 марта 1878 года, за срок службы, исходя из расчёта один день за два. Дело в том, что офицерам той войны засчитывали в срок службы один день на войне, как за два в тылу. Вот столичные тыловики и решили — вы, господин Пущин, там, в плену, о гареме раздумывали, пока ваши товарищи Плевну штурмовали. Не будет вам такой льготы.

Не изменившие присяге

А вот товарищей Леонида Пущина по плену на родине увидели не скоро. После исчезновения их командира обозлённые турки посадили матросов в крепость, из которой они вышли лишь после заключения мира.

В императорской России к бежавшим из плена военным относились как к героям. И Александр II совершенно не удивился тому, что русский офицер не изменил своей присяге, не продался за обещанные блага. Удивляет в этой истории другое.

За 200 лет войны с Турцией не сохранилось ни одного воспоминания русских пленных о своём пребывании в турецкой неволе. Во всяком случае, они неизвестны широкой массе читателей. И история побега лейтенанта Пущина — лишь проблеск во тьме забвения о прошлом.

Александр СМИРНОВ