Когда началась Великая Отечественная война, я жил с родителями и младшим братом Вовой во Львове. Мой отец Иван Алексеевич утром 22 июня, которое для нас началось с непродолжительной бомбежки, сказал, что это война. Он с огромным трудом запихнул нас в вагон поезда, уходящего в Киев, а сам отправился в военкомат. Больше мы его не видели. На следующее утро мы уже были на железнодорожном вокзале Киева. Нас посадили на поезд, шедший до Запорожья.

И разлилось море…

Здесь мы поселились у родителей мамы. Дедушкин дом находился на улице Перекопской. От нас до вокзала — не более 300 шагов. Мы уехали из-под бомбежки, а здесь о войне еще только говорили.

Утром 19 августа 1941 года мы увидели на нашей улице какую-то суету. Дедушка спросил людей, куда они спешат. Ему ответили, что минувшей ночью был взорван Днепрогэс. Мы поспешили за всеми. Дома, расположенные ближе всего к вокзалу, были подтоплены. Дальше, сколько хватало глаз, было море, какого до этого мне не доводилось видеть. По нему недалеко от нас разъезжала моторная лодка с какими-то людьми.

О каких-либо жертвах взрыва плотины мы ничего не слышали не только тогда, но и много лет спустя. Мы были уверены, что ее уничтожили фашисты. О том, что плотину подорвали саперы из НКВД, стали официально говорить только в 2010 году. Согласно приказу из Ставки взрыв должны были произвести в случае реальной угрозы захвата плотины фашистами. 18 августа немцы атаковали Запорожье, но их атаку отбили артиллеристы 12-го зенитно-артиллерийского полка, охранявшие Днепрогэс. Город немцы полностью оккупировали лишь спустя 45 дней. Все эти дни шла эвакуация предприятий — причем при полном отсутствии электроэнергии.

Кстати, на следующий день после взрыва гитлеровцы, форсировав Старый Днепр, заняли остров Хортицу. С высокой скалистой его северной части начались регулярные артиллерийские и минометные обстрелы железнодорожных вокзалов и предприятий города. Доставалось и жителям. Один снаряд попал во фронтон дома, в котором мы жили, чуть ниже крыши. К счастью, кирпичное строение устояло.

Лишь в ночь на 4 сентября воины 274-й дивизии высадились на Хортице и выбили фашистов. Обстрелы прекратились.

Спасенная плотина

В результате взрыва плотины Днепрогэса плавни вблизи города скрылись под водой. Спустя день или два суда речного флота, скопившиеся в порту и его акватории, отошли от причалов и бросили якоря в самых разных точках образовавшегося моря. Экипажи покидали их на шлюпках и торопливо отплывали подальше. Затем гремели взрывы, и суда тонули. Трубы и мачты многих из них торчали из воды.

Значительно позже уровень воды восстановился. Часть взорванных судов оказалась среди плавней или вообще на суше. Непосвященные ломали головы: что делают речные суда среди деревьев, когда до воды не менее двух километров. Все эти суда лишь после войны были разрезаны на металлолом. Впрочем, кое-какие из них избежали этой участи. Так, две крупные баржи, покоившиеся в плавнях в районе нынешней детской железной дороги и не имевшие значительных повреждений, после замены рваных листов новыми прямо на месте были поставлены на рельсы и по прорубленному коридору доставлены до воды южнее нынешнего рыбзавода. Мощные лебедки тащили их к Днепру чуть ли не все лето.

Одни уходят, другие приходят

В начале октября 1941 года, когда на город опустились густые сумерки, мы стояли у калитки своего дома, как и все жители нашей улицы. А мимо нас от плавней все шли и шли в сторону вокзала в пугающей тишине наши солдаты, покидающие город. Шли они в полной амуниции, со скатками за плечами, с винтовками в руках, в нестройных колоннах по два человека. Лишь приглушенный топот ног нарушал тишину. Вдруг из нескончаемой колонны выскочил красноармеец, подбежал и сунул мне в руки какую-то бутылочку со словами:

— Держи, малец, это тебе. Мы еще вернемся!

И растворился в темноте, догоняя своих товарищей.

Где-то за полночь прошли последние. Улица опустела. Мы разошлись по домам. При свете керосиновой лампы мы рассмотрели солдатский подарок. Это оказался томатный сок в специальной, как сегодня сказали бы, фирменной бутылочке с красивой этикеткой.

На следующее, далеко не раннее утро, я гулял во дворе. По улице Чапаева неспешно проехали немецкие мотоциклисты. Три мотоцикла с колясками и пулеметами на них свернули на Перекопскую и остановились у калитки. Как оказалось, их привлек водопроводный кран у нас во дворе. Солдаты вошли во двор. Они были запыленные, в касках, с автоматами на груди. На ремнях у каждого висели плоские алюминиевые кружки, гранаты.

Вода, как мне теперь ни странно, в кране почему-то была. Немцы набрали ее в кружки, но пить почему-то не стали, а все рассматривали ее и галдели на своем языке. Один из солдат дал мне свою кружку и «любезно» предложил попить из нее. Я так и сделал. После этого, возобновив свой галдеж, мотоциклисты и сами напились. Лишь много позже я догадался: они боялись, что вода отравлена.

Три тысячи пленных

Около двух лет назад, в 2014 или 15 году, в Запорожский областной краеведческий музей позвонили из Германии с сообщением о том, что там выставлены на продажу около десятка фотографий Днепрогэса, сделанных немецким летчиком с самолета в годы войны. Город выделил средства, снимки были выкуплены. Когда их стали показывать жителям города, я с женой и братом Владимиром отправился на выставку, прихватив с собой фотоаппарат. Согласно подписи снимок сделан спустя порядка восьми месяцев после «нашего» взрыва. Торцы плотины уже не имеют рваных краев — это результат ремонтно-восстановительных работ.

…Когда брешь в плотине была ликвидирована и немецкие власти разрешили жителям проход по ней, мы воспользовались возможностью побывать на правом берегу у своих родственников. С обеих сторон плотины — охраняемые шлагбаумы. На правом берегу стоял серый танк с крестами и свастикой. Ствол его пушки был направлен на левый берег.
Мы шли по плотине. По всей длине дуги (а это 760 метров) по обоим краям впритык лежали головные уборы наших военнопленных — пилотки, фуражки, шапки. Они положили их вдоль дороги, следуя под конвоем на ремонтные работы. Жители Запорожья, проходя мимо, обязательно что-нибудь складывали в головные уборы: сухарь, луковицу, яйцо, пирожок, вареную картошку. Самих пленных мы не видели. Они трудились в одном из туннелей плотины. Возвращаясь в лагерь, пленные собирали свои шапки со снедью.

Всего, насколько я знаю, на восстановлении Днепрогэса трудились 3000 наших пленных. После завершения работ все они были расстреляны.

Второй взрыв

Днепрогэс взрывали дважды. Сначала наши, когда оставляли Запорожье, а потом фашисты, отступая из города. Но первые рассчитывали на скорое возвращение, поэтому, если можно так сказать, взрывали его деликатно. То есть оставляли возможность для более или менее быстрого восстановления. А гитлеровцы перед своим бегством завезли и уложили в тело плотины и машинного зала столько тротила и авиабомб, что их, вероятно, хватило бы, чтобы стереть Днепрогэс с лица земли. Однако у них это, к счастью, не вышло. Да, взрывом они изуродовали платину капитально, но окончательного разрушения удалось избежать благодаря нашим разведчикам, у которых получилось частично повредить кабели, ведущие к зарядам.

Юрий КОВАЛЕНКО