«Раз - и квас!»

Неспокойно было в лихие 1920-е годы в Москве. Не успели чекисты и сотрудники МУРа ликвидировать банды Яшки Кошелькова и Николая Сафонова (Сабана), как им на смену пришли новые преступные группы. Благодаря оперативности сыщиков на преступном ремесле многих был поставлен крест. Но вот на след некоторых злодеев, совершивших серию убийств, долгое время выйти не удавалось.

Начиная с весны 1921 года в разных районах Москвы местные жители стали обнаруживать страшные находки — трупы людей, упакованные в мешки. Тела были полностью обнажены, а то, что они находились в позе эмбриона, свидетельствовало о том, что в «саван» их запихивали до того, как наступило трупное окоченение. Смерть наступала либо от черепно-мозговой травмы, нанесённой тупым орудием типа молотка, либо от удушения верёвкой. Либо в результате и того и другого.

Несмотря на то что число жертв, умерщвлённых таким способом, достигло 17, получить даже крохотную зацепку сыщикам долгое время не удавалось. Да и немудрено. Послереволюционный хаос, входе которого были исключены из обращения паспорта для простых граждан, а мандаты существовали только для советских служащих, исключал возможность идентифицировать личности погибших. Да и милицейский учёт без вести пропавших находился в зачаточном состоянии. Тем более что редким заявлениям о пропаже родственников, сделанным жителями столицы, погибшие не соответствовали. Оставалось предположить, что жертвами преступников были приезжие.

Так продолжалось до весны 1923 года, когда из Москвы-реки был выловлен очередной, уже 28-й труп, упакованный в мешок. К сожалению, обращение к агентуре в уголовной среде ничего не давало. Осведомители только пожимали плечами: дескать, никто из местных урок на такой беспредел не подпишется; скорее всего, это работа гастролёров или не имеющих отношения к блатному миру штымпов-новичков.

Наконец, руководство Московского уголовного розыска решило обратиться за консультацией к профессионалу старой школы — бывшему начальнику Московской сыскной полиции Карлу Маршалку. Опытный криминалист порылся в памяти и вспомнил об аналогичном деле тридцатилетней давности. Тогда в Киеве некий столяр Черепов тоже упаковывал трупы им убиенных в мешки, а выйти на него помогли стружки, прилипшие к ткани. Совет оказался дельным, поскольку при детальном осмотре мешка внутри него были обнаружены зёрна овса. Значит, преступник либо имел отношение к фуражной торговле, либо занимался извозом. Теперь, когда круг поиска сузился, началась проверка всех работников зерновых лабазов. Одновременно начали «трясти» всех извозчиков — частных, ломовых, водовозов, работающих на конке и в пожарных обозах.

Работа была проведена титаническая, и наконец фортуна повернулась лицом к сыщикам. На стук в дверь квартиры очередного проверяемого Комарова, проживавшего по адресу Шаболовка, 26, хозяин отреагировал неадекватно. Спросив: «Кто?» и услышав в ответ: «Откройте, милиция!», извозчик затаился, не реагируя даже на обещание взломать дверь. Когда агенты уголовного розыска наконец ворвались в квартиру, в ней не оказалось никого. Дверь на чёрную лестницу была открыта.

Впрочем, помещение было не совсем пустым — в коридоре лежал мешок, в который была упакована очередная, 29-я жертва убийцы. Ловить Василия Комарова долго не пришлось — уже через сутки он обживал камеру предварительного заключения. Но самое удивительное, что оказавшись за решёткой, задержанный находился в прекрасном расположении духа и уже на первом допросе охотно начал отвечать на все вопросы следователя.

Подозреваемый оказался на самом деле никаким не Комаровым, а Василием Терентьевичем Петровым, появившимся на свет в 1877 году в Витебской губернии. Его отец, рабочий, был хроническим алкоголиком. Поэтому ничего удивительного в том, что и сын уже с 15 лет тоже стал пленником зелёного змия. После службы в царской армии Василий уехал на Дальний Восток, где ему удалось неплохо заработать. Но постоянная тяга к обильным возлияниям очень скоро оставила шабашника без копейки в кармане.

Поскольку надо было кормить молодую жену, Петров устроился вольнонаёмным на военный склад. Увы, скудного жалованья не хватало на ежедневную выпивку. Тогда младший интендант решился на кражу казённого имущества. Вор из него получился не слишком удачливый — он был пойман «за руку» и получил год тюрьмы.

После выхода на свободу Василий узнал, что, пока он отбывал наказание, супруга скончалась от тяжёлой болезни. Но горевать не стал. Перебрался в Ригу, где вторично женился на полячке Софье, вдове с двумя детьми.

После начала Первой мировой войны ему пришлось перебраться в Поволжье. А с началом Гражданской Петров вступил в ряды Красной армии. Но не для того, чтобы строить новый мир. В ряды РККА его привела нужда — заработать на жизнь никак не удавалось. Впрочем, долго воевать Петрову не пришлось, поскольку при первом же успешном наступлении белых он, спасая свою жизнь, сдался в плен. Когда удалось бежать, то, опасаясь наказания Военно-революционного трибунала, бывший командир взвода выправил себе фальшивые документы на фамилию Комаров. И уже в новом обличье вместе с семьёй обосновался в Москве. Проработав какое-то время извозчиком, он понял, что объявленный НЭП даёт шанс существенно поправить материальное положение.

Теперь Василий время от времени заезжал на рынки. Там он выбирал жертву. Как правило — из числа приехавших в столицу зажиточных крестьян, решивших купить лошадь. Или из иногородних спекулянтов, желавших приобрести всё — от мануфактуры до кокаина. Торговцем Комаров-Петров был сговорчивым. Ударив по рукам, он предлагал покупателю оформить удачную сделку у него на квартире, предварительно посмотрев документы и пропустив по стаканчику «белого хлебного». Когда чуть хмельной гость начинал знакомиться с бумагами, хозяин наносил ему удар молотком, предварительно аккуратно подставив таз для стока крови. Убедившись, что жертва мертва или потеряла сознание, убийца для верности затягивал на шее несчастного верёвку. Потом раздевал труп, складывал его практически пополам, что для дюжего мужика не составляло особого труда, и засовывал в мешок, который прятал в сундуке или выносил на площадку чёрной лестницы. По словам убийцы, все было очень просто: «Раз — и квас!». А вся операция занимала не больше 20 минут. Надо сказать, что Петров по поводу своих похождений ни с кем, кроме как с женой, не откровенничал. Когда он появлялся с покупателем, супруга, не сказав ни слова, забирала троих детей, младшему из которых было всего 2 месяца, и уходила до конца дня к родственнице.

«Я стану известным героем в Москве!» — с таким пафосным заявлением первый серийный убийца Советской России обратился к следователю во время очередного допроса. По заключению врачей, Петров был импульсивным психопатом с печатью алкогольной дегенерации, но при этом вполне способным оценивать своё поведение. «Моя жена любила сладко кушать, а я — горько пить, но лошадь меня кормила, а пить не давала», — так объяснил преступник свои мотивы.

Добытые преступным путём деньги Петров тратил в основном именно на спиртное. Деспот по натуре, во время запоев он бил жену и детей, ломал мебель. Руководствуясь принципом «Чужая головушка — полушка, своя шейка — копейка», он цинично заявил, что если бы ему представилась возможность убить ещё 60 человек, то он не задумываясь отправил бы их на тот свет. А на вопрос, не жалко ли ему убитых, ответил: «Жалеть можно до убийства, а чего жалеть после убийства? Вон на фронте убивали честных людей, а я убивал спекулянтов!».

Учитывая, что подозреваемый активно сотрудничал со следствием, уже 6 июня 1923 года в Московском городском суде над супругами Петровыми начался судебный процесс. Приговор был ожидаемым. Обоим — «высшая мера социальной защиты», то есть расстрел. Решение по своей дальнейшей судьбе Петров воспринял с ухмылкой, а жене, обливавшейся слезами, на прощание сказал странную фразу: «Ну, что же поделаешь, будем привыкать к этому делу».

Сергей УРАНОВ