Сильные люди с Рейна

Основные сведения об этом народе оставил потомкам известный древнеримский историк Публий Корнелий Тацит. Яркими красками изобразил он быт и нравы «самого доблестного» германского племени. Спустя века его слова стали основой для «национального мифа» населения Нидерландов.

О появлении батавов Публий Корнелий Тацит в своем монументальном труде «История» писал так: «Из-за внутренних распрей они переселились на самую отдаленную часть галльского побережья, где в ту пору еще не было оседлых жителей, а также заняли расположенный поблизости остров, омываемый спереди морем Океаном, а сзади и с боков - Рейном».

Другими словами, они поселились в дельте Рейна, в римской провинции Белгика, на территории современных Нидерландов. Это произошло около 50 года до нашей эры. Батавы происходили от одного из крупнейших племенных союзов германцев - хаттов, обосновавшихся первоначально в Тюрингии.

По мнению нидерландских исследователей, этноним «батавы» обозначает «те, которые живут на прежней территории хаттов».

Другие специалисты утверждают, что он связан с некоторыми особенностями внешнего облика и личных качеств этого народа и означает «сильные», «счастливые» или «хорошие люди».

Германские племена были достойными противниками могущественному Риму, экспансии которого они оказали упорное сопротивление. Как правило, они вели борьбу с римской армией разрозненно. Но когда им удавалось объединиться, даже железная дисциплина и профессионализм легионеров не могли сдержать ярость и неукротимый натиск германских воинов. Однако некоторые племена быстро нашли общий язык с захватчиками и даже установили с ними тесные отношения. Одними из них были батавы. В 12 году до нашей эры они стали считаться преданными союзниками римлян. Римские офицеры по достоинству оценили не только отвагу и выносливость местных воинов, но и их хорошую боевую подготовку: батавы славились как прекрасные наездники и пловцы. Римские историки неоднократно отмечали их мужество и усердие. Из них даже комплектовалась элита римского войска, императорская конная гвардия - equites singulares («личная кавалерия»).

Германские всадники охраняли Юлия Цезаря во время галльской кампании. В правление Октавиана Августа их число достигло тысячи. А при императоре Септимии Севере их число было удвоено.

Но в основном батавских мужчин рекрутировали для вспомогательных когорт римской армии, где они проходили обязательное обучение, впитывая римские боевые навыки и дисциплину. Закаленные в войнах с соседними племенами, они, в частности, приняли участие в военных кампаниях в Британии и Дакии.

Тацит писал, что батавы «до сих пор поставляют империи только воинов и оружие... Еще у себя дома начали они проводить наборы в конные войска, прославленные больше всего искусством переплывать реки: отряды батавов с оружием в руках переплывали Рейн, не сходя с коней и не нарушая строя».

На сегодняшний день историкам известно около 75 имен знатных батавов. В основном они дошли до нас виде надписей. Вот что гласит одна из них на надгробии воина по имени Soranus: «Меня знал каждый житель Паннонии. Я был первый из тысячи самых сильных батавов. Мне удалось на глазах у Адриана (римский император) переплыть Дунай в самом глубоком месте, и это при полной амуниции. Я мог на лету перерубить выпущенную стрелу».

Но однажды безоблачные отношения между союзниками прошли через жестокое испытание. Со временем зависимость от Рима стала для батавов обременительной. Когда же исчезла вера в непобедимость римского оружия, начались волнения. Наиболее известное из них - восстание, вспыхнувшее при императоре Вителлии (69 год нашей эры) под предводительством Гая Юлия Цивилиса. По сведениям Тацита, он происходил из знатного рода и в молодости служил в римскои армии в качестве префекта когорты. Однако был заподозрен в подготовке антиримского восстания и в цепях отправлен к Нерону. Покончившего с собой Нерона сменил Гальба, который освободил узника. Но в 69 году он был убит, и над Цивилисом вновь нависла угроза. Дальнейшие события показали, что опасения римлян были не напрасны - в том же году он поднял восстание.

Примечательно, что вину за начало восстания Тацит возлагает на жадных и порочных римских чиновников, проводивших набор в армию. Они забирали в армию стариков и инвалидов, а затем отпускали их за выкуп. Негодование вызывало и развращение мальчиков, которые отличались красотой и высоким ростом. Цивилис собрал соотечественников в священной роще, где призвал их к борьбе против могущественного союзника. «С нами обращаются как с рабами, - говорил Цивилис. - Теперь обрушили на нас набор: подобно смерти, похищает он сына у родителей и брата у брата. Поднимите же головы, перестаньте дрожать перед громкими названиями римских легионов». Этот призыв нашел поддержку у соплеменников.

Восставшие напали на римский флот, стоявший на Рейне. Матросы батавского происхождения перешли на их сторону, а римляне были перебиты. Вскоре к мятежникам примкнули соседние германские племена, и римляне стали терпеть поражения как на воде, так и на суше.

Восстание разрасталось, так как Цивилис объявил, что его цель - освобождение германцев от римского владычества. Известие об этом вызвало переполох в столице империи, и римляне двинули большие силы на Рейн. Цивилис упорно сопротивлялся, но был несколько раз разбит. Исход этого противостояния очевиден, хотя подробности неизвестны. «История» Тацита обрывается на описании переговоров с римским полководцем Цериалом: «Мост через реку Набалию разрушили посредине, оба полководца с двух сторон подошли к провалу. Цивилис начал свою речь...» О чем они договорились, история умалчивает. Судя по всему, батавы добились почетного мира, вновь признав себя римскими подданными. Взамен им была дарована свобода от податей. Дальнейшая судьба Цивилиса неизвестна.

После заката Римской империи батавы, казалось бы, навсегда исчезли из исторических хроник. Однако о них вспомнили в XIV-XV веках, когда европейские ученые обратились к древним римским текстам. При этом наибольший интерес батавы вызвали не в Германии, а в Нидерландах. Начиная с 1500 года рассказы об этом свободолюбивом народе заняли одно из центральных мест в описаниях бурной истории страны тюльпанов. Голландские политики, историки и искусствоведы, наряду с франками, стали преподносить батавов как своих доблестных предков.

Даже их недостатки стали трактоваться как безусловные достоинства. Так, мнение Тацита, что бесстрашные батавы обладали простыми и грубыми нравами, не очень печалило потомков. Образ людей грубых, недалеких и невежественных, но сильных духом и телом, укрепился так прочно, что стал вызывать гордость. Римский поэт Марциал в одной из эпиграмм высокомерно хвалился, что его шутки знает всякий, у кого нет «батавского уха». Спустя века на защиту «уха» встал выдающийся гуманист Эразм Роттердамский, который именовал себя то голландцем, то батавом, то германцем. Он попытался реабилитировать батавов, так как в смелых обитателях земель, омываемых Рейном, голландцы видели себя. Эразм воспел простоту, прямоту и честность батавов и первым представил изъян грубости как достоинство простоты. Да, среди них не так много ученых, но что делать, если ученость ценится меньше, чем нравственность, утверждал Эразм.

Его поддержал Аурелий - автор книги «Хроники Голландии, Зеландии и Фрисландии». Он изобразил страну батавов как прекрасную Аркадию, где в гармонии живут бесстрашные и добродетельные люди. Подобного мнения придерживался и Адриан Юниус - поэт, историограф и личный врач Вильгельма Оранского. Он писал, что батавы были слишком доверчивы и их обманывал каждый, но торговые поездки быстро повысили их культурный уровень и превратили в космополитов. Такого же мнения придерживалась и вся просвещенная элита страны. Этот народ стал настолько популярен, что его имя - Батавия - какое-то время носила Голландия. Так же назывался и главный город голландской колонии на Яве в Индонезии.

В итоге произошла поразительная вещь: Тацит написал всего несколько страниц о малоизвестном воинственном племени, которых стало достаточно для того, чтобы через тысячу лет маленький и не понятно откуда пришедший народ превратился в легенду и стал основой нации.

Евгений ЯРОВОЙ