«У меня никого ближе ее нет на земле, нет ни родных и никого» — так русский художник Орест Кипренский писал об итальянской девочке, которую он называл Мариуччей. Кем же была эта голубоглазая малышка, которую живописец изобразил на одной из самых известных своих работ — на картине «Девочка в маковом венке»?

Судьба художника, который написал самый знаменитый, так сказать, программный, портрет Пушкина и много других выдающихся картин, была необычна. Кипренский родился в 1782 году. Он был внебрачным сыном помещика Дьяконова. Отец не дал ему свою фамилию, но участвовал в судьбе сына.

Сердобольный живописец

Рано заметив способности мальчика к рисованию, он отдал его учиться на художника. И уже в 1812 году Кипренский (такую фамилию ему придумал отец) стал академиком живописи. Он написал ряд парадных портретов представителей аристократии, включая принца Голсгейн-Ольденбургского, и тем самым добился особого благоволения царской семьи.

В 1816 году Елизавета Алексеевна, жена царя Александра I, из личных средств выделила живописцу деньги на поездку в Италию — мировую столицу искусств.

В этой южной стране талант художника цвел. С особым удовольствием он писал итальянских женщин, которые казались ему невероятно прекрасными и загадочными…

О том, как он познакомился с матерью девочки, которую он все последующие годы называл Мариуччей, ходят разные легенды. Одни говорят: Мариучча была дочерью живописной нищенки, которая согласилась позировать художнику. Другие утверждают: ее мать — любовница и одновременно натурщица Кипренского. Отца девочки никто не знал…

На голубоглазого ребенка с удивительно нежным лицом художник сразу обратил внимание. И в 1819 году он написал портрет семилетней малышки, который официально называется «Девочка в маковом венке с гвоздикой в руках». В личном реестре работ Кипренский именовал эту работу «Девочка прекрасного лица в венке маковом с цветочком в руке».

У Кипренского было доброе сердце. Сам внебрачный ребенок, он проникся жалостью к маленькой девочке, о которой плохо заботилась ее беспутная мать. И вскоре он взял Анну-Марию Фалькуччи на воспитание. Дома художник звал ее Мариучча — это имя он придумал ей сам.

Вот как Владимир Толбин, биограф художника, описывает мотивы Кипренского, заставившие его взять девочку в свой дом: «Замечательная красота малютки, слабое здоровье ее и крайняя бедность, в которой она находилась, возбудили в добром сердце Кипренского особенное к ней участие. Чувство это еще более усилилось, когда были собраны о ней некоторые сведения. Вскоре оказалось, что мать Мариуччи была женщина поведения подозрительного. Желая спасти бедную девочку от бедности и еще более от дурных примеров, Кипренский переместил ее совершенно в свою квартиру, к полной радости корыстолюбивой женщины, которой Орест Адамович обязался выплачивать каждый месяц известную сумму денег, что и исполнял с точностью».

Кипренский обратился в Ватикан с просьбой оформить ему официально опекунство над Мариуччей. В этом письме были такие слова: «На мрачной и безнравственной стезе, по которой идет мать ее, и она не замедлит сама со временем совратиться с пути чести и добродетели».

Страшные события

Версии дальнейших событий разнятся. Согласно одной из них, Ватикан отказал Кипренскому, потому что художник не был католиком. Согласно другой, мать выкрала ребенка у живописца. Кипренский, не найдя дома Мариуччу, кинулся на ее поиски. И вскоре обнаружил мать и дочь в какой-то казарме. В итоге, власти изъяли ребенка и у ее матери, и у Кипренского и поместили девочку в католический приют. Самым грустным оказалось то, что место пребывания малышки посчитали нужным скрыть как от ее порочной родительницы, так и от Ореста Адамовича…

А дальше произошло совсем ужасное событие. Натурщицу Кипренского нашли мертвой в его доме. Некоторые считают: покойница была матерью Мариуччи. Но большинство биографов художника отвергают эту версию: мол, была еще какая-то натурщица.

Женщину убили изуверским способом: ее завернули в холст, облили скипидаром и сожгли заживо.

А вскоре в больнице от непонятного недуга скончался слуга Кипренского — молодой и наглый итальянец.

В убийстве натурщицы заподозрили живописца. Хотя, по слухам, заживо сжег женщину тот самый слуга-итальянец в отместку за то, что она якобы заразила его сифилисом.

Убийцу так и не нашли. А на Кипренского обрушилась настоящая травля. И это несмотря на то, что даже полиция не нашла весомых доказательств его вины.

Тут ему припомнили, конечно, и маленькую Мариуччу, которая проживала в его доме: а не был ли живописец еще и педофилом? Это причинило Кипренскому ужасную душевную боль. Ведь он писал об этой девочке: «Она одна соединяет в себе для моего сердца, для моего воображения все пространство времени и мира… Как можно оставаться равнодушным, видя около себя существо, которое живет и дышит только что для меня… которое удовлетворяет сердце мое своею нежностью, гордость мою — своею покорностью…»

Конечно, сегодня уже невозможно судить о том, что на самом деле произошло в доме художника. В любом случае, ему удалось оправдаться перед итальянским правосудием, которое в то время мягкостью не отличалось. Но в Риме Орест Адамович находиться больше не мог.

Только она!

Так что в 1822 году он вернулся в Россию. Там его ждал холодный прием: слухи о том, что случилось в итальянском доме живописца, дошли и до его родины. Императрица, любимцем которой он был, отказалась принять Кипренского. Он не получил полагавшегося ему профессорского звания. Двери многих некогда радушных домов были отныне закрыты для художника.

А Орест Адамович не мог думать ни о чем, кроме маленькой Мариуччи, которая осталась без его участия.

В Италию в тот момент он вернуться не мог. Но при этом только и делал, что всеми способами пытался отыскать Мариуччу. Кипренский просил помощи у соотечественника, который отправлялся в эту страну. Живописец надеялся на то, что он поможет ему связаться с Мариуччей, и писал ему: «Я весьма бы желал узнать о ее положении. Хорошо ли ей там, не надобно ли чего для помощи». И уже в следующем письме: «Прошу сделать мне дружбу, объявить начальнице ее, что я непременно приеду в Рим в течение двух или трех лет и постараюсь нашей Марьючче вполне оказать мое участие, которое я принял в ее судьбе. У меня никого ближе ее нет на земле, нет ни родных и никого».

Вернуться в Италию Орест Адамович осмелился только 1828 году. И он смог найти там свою Мариуччу — живую и здоровую. Она превратилась в стройную и красивую девушку. Да, конечно, она его помнила. Но художник в ней видел все ту же синеглазую «девочку прекрасного лица». А перед юной Мариуччей предстал немолодой, побитый жизнью мужчина, который меньше всего походил на юного красавца — такого, о котором мечтает каждая девушка.

Несчастливый финал

Тем не менее Мариучча ответила на ухаживания Кипренского. И приняла предложение стать его женой. Для того чтобы обвенчаться с любимой, живописцу пришлось тайно принять католичество.

И вот, наконец, после стольких лет разлуки и страданий, в 1836 году Кипренский стал законным мужем Мариуччи. Был ли он счастлив с ней? К сожалению, нет. Девица скандалила и требовала денег на наряды и украшения. Орест Адамович с горя стал прикладываться к бутылке.

Но, к несчастью, ситуация разрешилась гораздо раньше, чем даже можно было предположить.

Молодая семья собралась в Россию: там художника простили, усыпали всеми возможными почестями, дали звание профессора и ждали назад с нетерпением, заранее расписав дорогие заказы. Но на родине Кипренского больше не увидели: в суете сборов он не заметил простуды. Слег. И вскоре скончался, прожив с любимой Мариуччей всего-то три месяца.

Дочь художника Клотильда появилась на свет уже после его смерти. Молодая вдова как-то лихо и не задорого продала имевшиеся у нее его картины, И незаметно скрылась из поля зрения его русских друзей.

Известно только, что в 1844 году Мариучча вновь вышла замуж. Вроде бы за какого-то маркиза. После этого следы вдовы и дочери живописца потерялись навсегда.

Биографы художника до сих пор не смогли найти ни в одной из стран Европы потомков Кипренского.

Ольга СОКОЛОВСКАЯ