Про знаменитого путешественника, географа, зоолога, ботаника и офицера Генерального штаба Николая Пржевальского помнят в основном по наименованию открытой им дикой лошади. Личность же Пржевальского для многих остается загадкой.

Неудобный человек

Если судить по делам, то Николай Пржевальский вполне достоин возвеличивания и возведения в ранг национального героя. За свою наполненную необыкновенными приключениями жизнь этот человек совершил множество самых настоящих подвигов.

Загвоздка заключается в том, что его личность очень сложна, поскольку человеком Николай Михайлович был совершенно неординарным, не укладывающимся в общепринятые рамки.

Страсть господствовать над окружающими заставляла Пржевальского приближать к себе людей более слабых, чем он, и удаляла его из общества, где часто встречались люди, не поддававшиеся его влиянию. Так писали о нем те, кто знал его смолоду.

Одаренный, склонный к научным занятиям, Пржевальский был наделен упорством и трудолюбием. Он был заядлым охотником и рыболовом. Великолепно стрелял. Любил природу и в лесу чувствовал себя увереннее, чем в бальной зале. Театр, литература и музыка его не интересовали.

Он обожал маму и свою старую няньку. Все остальные женщины никакой роли в его жизни не играли. Это породило толки о необычных сексуальных предпочтениях Николая Михайловича, но каких именно — этого никто понять не мог. В душу к себе Пржевальский не пускал никого, предпочитая держаться особняком.

Офицер и картёжник

Николай Михайлович стал военным, поддавшись героическому порыву. Когда он оканчивал гимназию, в разгаре была Крымская война. Возмечтавший покрыть себя воинской славой, юноша поступил вольноопределяющимся в Рязанский пехотный полк. Через год, уже в чине прапорщика, Пржевальского перевели в Полоцкий полк, расквартированный в городе Белом Смоленской губернии, где вместо подвигов его ожидала обыденная жизнь провинциального гарнизона: караулы, строевые занятия, стрельбы, наряда и хозяйственные работы.

Он редко появлялся в обществе, скрашивал досуги усердными занятиями ботаникой и зоологией да по газетным отчетам следил за африканскими приключениями британского путешественника Давида Ливингстона. Из всех увлечений, распространенных в офицерской среде, Пржевальского интересовали только карты (в данном случае — игральные, а не географические). Играл Николай Михайлович увлеченно и по большей части удачно.

Выслужив необходимый ценз строевой службы, он поступил в Академию Генерального штаба, выдержав серьезный конкурс. Сразу по окончании Академий поручик Пржевальский добровольцем отправился в Польшу, где полыхало национальное восстание. Повстанцы применяли тактику партизанской борьбы, и Николай Михайлович предпринимал рискованные вылазки в леса, выслеживая польские отряды. В ходе одной из таких операций поляки выследили самого «охотника», и поручик едва смог спастись: его выручило умение стрелять и быстро бегать.

Еще раз повоевать Пржевальскому пришлось летом 1868 года, когда он добился командировки на Дальний Восток для исследования тех территорий Российской империи, которые в то время были нанесены на карту в весьма общих чертах. Его как выпускника Академии Генерального штаба срочно привлекли к командованию стрелковой ротой сводного батальона, действовавшего против отрядов китайцев, которых называли «манза». Эти китайцы нападали на русские поселения и военные посты.

Солдатам и казакам, оказавшимся под началом Пржевальского, было приказано: «Беспощадно истреблять встреченных манз с оружием в руках и сопротивлявшихся». За участие в этих боях Пржевальского произвели в капитаны и назначили старшим адъютантом штаба войск Приморской области, так что зиму ему пришлось провести в Николаевске-на-Амуре.

Коротая зимние вечера в офицерском собрании, Николай Михайлович поигрывал в картишки и к весне 1869 года выиграл 12 тысяч рублей, неожиданно обретя независимое личное состояние. После этого он решил не испытывать больше судьбу, зарекся играть и символически бросил колоду карт в воды Амура. Этому слову Пржевальский остался верен до конца дней.

Мечты о Тибете

У Николая Михайловича была заветная мечта — попасть в тибетский город Лхасу, священную столицу далай-ламы, духовного лидера буддистов всего мира. Большую часть жизни Пржевальский посвятил тому, чтобы проникнуть в это закрытое для европейцев место.

Несколько раз он снаряжал экспедиции в Лхасу, в ходе которых совершил целый ряд выдающихся открытий в области географии, зоологии, ботаники и этнографии. Годами упорный путешественник и рискнувшие сопровождать его спутники разными путями пытались пробиться в Тибет, преодолевая горные хребты, которые никто из европейцев еще не видел, пересекая жаркие пустыни и поднимаясь в заоблачное высокогорье, где их мучило удушье и головные боли, а сердце готово было выскочить из груди.

Спускаясь в обжитые долины, путешественники сталкивались с племенами, не всегда настроенными доброжелательно. Иногда в ход шло оружие, которое надежно решало все споры к пользе тех, кто обладал большей сноровкой и решительностью.

Бесстрашие Пржевальского и его уверенность в себе, лекарства из походной аптечки и манипуляции с метеорологическими приборами, которые позволяли ему точно предсказывать погоду, производили неизгладимое впечатление на людей, живших в дебрях Центральной Азии вековым укладом. Этот белый человек казался им пришельцем из какого-то волшебного мира.

Однажды возле города Дуланкита Пржевальского встретили 200 человек, стоявших вдоль дороги на коленях и молившихся на него — руководившего географической экспедицией офицера российского Генерального штаба. Они называли его «кун дуном», то есть одним из четырнадцати имен далай-ламы.

Несмотря на большой опыт странствий, настойчивость и хорошую подготовку, воплотить свою мечту Пржевальскому не удалось. Ближе всего к ее осуществлению он подошел во время третьей попытки. Выступив в марте 1879 года из Зайсана (территория нынешнего Казахстана), отряд Пржевальского, преодолев сложнейший горный маршрут, через полгода смог выйти к перевалу Танла, откуда до Лхасы оставалось всего 250 верст.

Путешественников встретила делегация лам и большой отряд вооруженных тибетцев, которые объявили, что не пропустят русских в священный город. Они считали, что «белый кун дун» намерен похитить далай-ламу.

Действовать обычными методами, используя огневое превосходство, в этом случае было нельзя, потому что силовой прорыв к Лхасе только подтвердил бы нелепый слух о попытке узурпации власти в Тибете.

Мирные переговоры ни к чему не привели. Ламы и несколько сотен вооруженных людей, преградивших путь Пржевальскому, готовы были умереть, защищая свое живое божество от посягательства странных пришельцев. Через 17 дней Пржевальскому пришлось повернуть обратно. Утешением ему могли служить только чрезвычайно богатые коллекции и гербарии, составленные им карты и описания мест, где он побывал.

Политическое завещание

Но не таков был Пржевальский, чтобы отступить. Свою пятую по счету экспедицию (и четвертую попытку проникновения в сердце Тибета) он затеял в 1888 году, отправившись из Самарканда к русско-китайской границе. Николай Михайлович смог добраться только до города Каракол у озера Иссык-Куль. Там с ним случилось нечто, что до сих пор вызывает споры. Одни авторы пишут о простуде. Другие уверяют, что Пржевальский случайно заразился тифом. Третьи сообщают, что его Прикончила некая хроническая болезнь, которую он подхватил в прежних экспедициях: этот недуг обострился, а должной медицинской помощи оказать ему не смогли.

Как бы то ни было, человек, большую часть жизни проживший странником, и умер в дороге, попросив перед смертью похоронить eго на берегу Иссык-Куля, опустив в могилу облаченным в походный костюм.

Память о Пржевальском увековечена в названиях городов и селений, улиц, учебных заведений, горных хребтов, животных и растений. Гораздо меньше известно о том, что этот неугомонный человек умудрился оставить и своего рода политическое завещание. Подводя итоги четырех своих экспедиций, основываясь на опыте общения с азиатскими народами, Пржевальский призывал русское правительство отвоевать у китайцев Маньчжурию, сделав ее частью русского Приморья, а монголов с тибетцами просто истребить, заселив их земли казаками.

Неудобный при жизни, Николай Михайлович остается таковым и после смерти. Поэтому, воздавая ему должное, в некоторые подробности его жизни и его взглядов обычно стараются не углубляться, благоразумно умалчивая обо всем том, что не созвучно нынешнему веку.

Валерий ЯРХО