Крымскую войну, закончившуюся подписанием невыгодного для России мира, принято считать одной из самых черных страниц в нашей истории. Однако на самом деле противники не добились практически ничего из того, что задумывали.

Выдумки британской прессы

После Наполеоновских войн Россия стала мировым гегемоном. Ни один европейский двор не смел в открытую перечить Петербургу, хотя старые противоречия никуда не делись. У Александра I получалось диктовать свою волю Европе легко и изящно. Его считали монархом просвещенным, рыцарем, поборником справедливости.

Николай I, увы, такой репутацией не обладал. Им не восхищались европейские политики, иностранные генералы не стояли рядом с ним на полях сражений с французами, а короли и министры не перекраивали с ним карту мира на конгрессах. При этом амбиций у Николая было не меньше, чем у Александра.

Однако времена постепенно менялись. Россию все еще побаивались, но уже не так, как во времена Венского конгресса. К страху испортить отношения с Петербургом примешивалась неприязнь. Россию стали называть «жандармом Европы», все чаще обсуждали ее дикость и варварство. Николая I обвиняли в том, что он «притесняет несчастных поляков», жаждет «расчленить Турцию, как его бабка расчленила Польшу», да и вообще готов душить на корню любые свободы.

Если говорить про варварство, то лучше бы европейцы следили за собой. В Англии в те времена вешали за бродяжничество и все еще применяли казнь «волочением, четвертованием и потрошением». Что касается «душения свобод», то Венгерскую революцию, например, Николай I подавлял не по своей прихоти, а по просьбе австрийского императора и с помощью австрийских войск. И вообще было бы странно ожидать от русского царя, что он станет аплодировать свержению монархии где бы то ни было.

Планы расчленения Турции — это выдумки британской прессы. Николай I в Восточном вопросе пошел отличным от предшественников путем: не захватывал территории, а объявил себя защитником православного населения Османской империи. Время от времени обостряя отношения с Турцией, он добивался автономии для Молдавии, Валахии, Греции, Сербии, а далее ставил вопрос о полной независимости этих государств.

Собственно, западные державы и злило то, что Россия ничего ни с кем делить не собирается, но при этом создает вокруг себя буфер из потенциальных союзников. Оставалось убедить общественное мнение, что русские варвары притесняют несчастных поляков и турок, а долг цивилизованной Европы — положить этому конец. Турции отводилась роль застрельщика конфликта. Или невинной жертвы, за которую заступятся представители «прогрессивного человечества».

Вспомнили Московию

Европейское общественное мнение более или менее обработали к 1850-м годам. Тем более что Николай I и сам немало этому поспособствовал. То требовал снять с показа пьесу в Париже (она якобы оскорбляла Екатерину II), то грозил послать войска для подавления революции в Бельгии, то без всякого повода высылал иностранных дипломатов. С миллионной русской армией дело обстояло сложнее — ее карикатурами и памфлетами было не победить. Нужна была мощная коалиция, так как слабость турецкой армии ни для кого не являлась тайной, даже для самого султана.

Европейские дворы открыто отговаривали Лондон от антироссийской политики. У Пруссии никаких пересечений с Петербургом не имелось, а все внимание было сосредоточено на собственной роли Германии. Австрийцев Россия совсем недавно спасла от полного краха, разгромив Венгерскую революцию. Так что им вроде бы присоединяться к антироссийской кампании тоже было не с руки.

Франция никакого повода ссориться с Россией вообще не имела, разве что существовали кое-какие реваншистские настроения в армии. Датчане и шведы, не раз наученные горьким опытом противостояния с великими державами, ни с кем воевать не хотели. Об остальных странах даже и речи не шло.

Европейские карикатуристы как могли старались представить Россию в роли варварской страны

Примерно так и рассуждали в Петербурге. Например, посол Филипп Бруннов писал из Лондона, что главный вдохновитель антироссийской политики — министр иностранных дел лорд Палмерстон — смог найти отклик «у одного лишь президента Французской республики».

Николай I слишком уверовал в военную мощь России и неспособность европейцев создать широкую коалицию. Но тут на сцену и вышел Палмерстон. Он предложил своим европейским коллегам, в первую очередь французам, исключительно соблазнительную цель будущей кампании: вернуть Россию в пределы, которые она занимала, будучи Московией.

Трудно сказать, насколько в такую возможность верили серьезные дипломаты и политики. У Николая I планы Палмерстона вызвали смех. Он считал, что Турцию Россия разгромит без труда, англичане не рискнут ввязываться в серьезную драку на континенте, а французы слишком хорошо помнят урок, полученный Наполеоном. Кроме того, российский император был уверен в дружелюбии Австрии и благосклонном нейтралитете Пруссии. А всякую европейскую «мелочовку» вообще в расчет не брал. Абсолютно все эти предположения впоследствии оказались неверными.

Мелочность императора

Хотя поначалу события развивались по сценарию, который вполне устраивал Россию. Николай I сознательно пошел на обострение отношений с турецким султаном. В начале 1853 года российский посланник потребовал от османского правительства гарантий прав православного населенния и контроля над святыми местами в Палестине.

Это были дежурные требования — сколь оскорбительные для султана, столь бесполезные для России. Турки, разумеется отказали. В ответ Николай ввел войска в Молдавию и Валахию. Это уже была настоящая цель противостояния: отторгнуть эти два княжества от Турции и сделать их дружественными Петербургу государствами.

Султан Абдул-Меджид сразу обратился к англичанам за помощью. Если помощи не будет, то туркам придется уступить, так как воевать с Россией немыслимо. Так уверял посол султана.

По настоянию британцев в Вене собрали конференцию для предотвращения войны. Англия и Франция проталкивали ультимативную антироссийскую резолюцию, которую Николай I не принял бы. Пруссия и Австрия настояли на компромиссном варианте: Россия выводит войска из Дунайских княжеств, но международное сообщество признает ее протекторат над православным населением Турции.

Николай I после долгих размышлений резолюцию принял. Но с подачи английского посла турки начали требовать внести изменения в уже утвержденный текст. Расчет делался на мелочный характер русского императора. Он еще мог стерпеть резолюцию, предложенную ему четырьмя великими державами, но не собирался признавать право какого-то Абдул-Меджида вносить правку в уже одобренный документ.

Русские войска так и остались в Молдавии и Валахии, а англичане помогать туркам не спешили. На самом деле Палмерстон просто не спешил ставить султана в курс дела, предпочитая использовать его «втемную». Глава британской дипломатии развил бурную деятельность, стремясь найти как можно больше союзников.

Палмерстон строит планы

Палмерстон предлагал после разгрома России отторгнуть от нее значительные территории. Финляндию и Аландские острова он хотел вернуть Швеции, Прибалтику отдать Пруссии. Крым и Северное Причерноморье должны были отойти к Турции. Северный Кавказ и Черкесия, по планам англичан, превращались в независимое государство. Между Россией и Германией восстанавливалось Польское королевство. Австрия получала Молдавию и Валахию, но уступала Ломбардию и Венецию Сардинскому королевству, которое решило примкнуть к антироссийскому союзу.

Труднее всего было объяснить австрийцам и пруссакам, зачем надо восстанавливать Польшу и почему они должны возвращать все полученное после разделов этой страны. В итоге от этой идеи отказались.

Не легче давались переговоры с новоиспеченным императором Франции. Недалекий и тщеславный Наполеон III никак не мог взять в толк, зачем ему воевать с Россией. В конце концов Палмерстон смог внушить ему, что «благородные люди всего цивилизованного мира должны повести битву против варварства. Не ради защиты Индии или потребностей своей торговли, а во имя восстановления справедливости». Для верности все же пришлось подкинуть французскому императору туманное обещание «в будущем при положительной позиции Сардинии вернуть Савойю».

Однако в октябре 1853 года Россия и Турция уже обменялись нотами об объявлении войны, а англо-французские войска все еще оставались в своих казармах. Союзники спорили о тактике, направлении ударов, командовании. Тем временем русские осадили сильнейшую турецкую крепость Силистрию, нанесли османам ряд поражений на Кавказе и на Черном море.

И тут совершенно неожиданно для России в ситуацию вмешалась Австрия.

Венский двор заявил, что, полностью поддерживая позицию Англии и Франции, требует вывода русских войск из Молдавии и Валахии и прекращения войны с Турцией. Оказалось, что австрийцы уже договорились и с османами, и с британцами. Теперь они угрожали России вторжением 60-тысячной армии.

Предательство австрийцев произвело на Николая I тяжелейшее впечатление, даже более удручающее, чем объявление войны Англией и Францией 15 марта 1854 года. Отношения Вены и Петербурга были безнадежно испорчены и не восстановились вплоть до краха обеих империй.

Первая попытка помочь туркам войсками оказалась для англичан неудачной. Союзники высадили под Варной 60-тысячную армию, но ее почти полностью погубила вспышка холеры.

А дела у турок шли совсем неважно. Осенью 1853 года их флот был потоплен в Синопской бухте, черноморская торговля практически пресеклась, на Кавказе русские войска всерьез угрожали Карсу.

«Тонкая красная линия»

Султан в отчаянии обратился к союзникам: либо ему окажут действенную военную помощь, либо придется просить мира.

2 сентября 1854 года англо-французский контингент начал высадку в Евпатории. Главнокомандующий русскими силами в Крыму Александр Меншиков этот маневр прозевал. Правда, паровой флот союзников господствовал на море, и помешать десанту все равно было затруднительно.

Англо- французская армия стремительно двинулась на Севастополь. На реке Альме Меншиков попытался преградить ей путь, но безуспешно. Он задействовал в битве разве что половину своих войск, его потери были не больше, чем у союзников, но он все равно отступил.

Пассивность Меншикова — одна из главных загадок всей войны. Ведь русская армия ни разу не была разбита, зато англичане и французы неоднократно оказывались на грани поражения.

При Балаклаве, например, английская пехота с таким трудом отразила атаку казаков, что родилась армейская поговорка, намертво вошедшая в англо-саксонскую военную традицию: с тех пор оборону из последних сил называют «тонкой красной линией». Если бы пехотную линию тогда удалось прорвать, Севастополь был бы деблокирован, а судьба союзнической группировки в Крыму повисла бы на волоске. Но снять осаду Севастополя не удалось.

Где войска?

При этом совершенно непонятно, почему русское командование не пыталось усилить действующую армию. К ноябрю 1854 года в Крыму была сосредоточена лишь незначительная часть российской армии — 169 батальонов пехоты и 79 эскадронов кавалерии. Это всего лишь 9% строевых частей. Еще около 16 000 составляли моряки Черноморского флота, переведенные в гарнизон Севастополя.

При этом в армии генерала Редигера в Царстве Польском на случай вторжения австрийцев было сосредоточено 144 батальона и 97 эскадронов, в армии генерала Горчакова на Днестре практически бездействовали 149 батальонов и 203 эскадрона, еще 230 батальонов и 118 эскадронов находились в Прибалтике. На Кавказском фронте успешно действовали 90 батальонов и 64 эскадрона. Резервы были разбросаны по всей стране.

В то же время союзники несли огромные потери, штурмуя Севастополь, страдая от эпидемий и голода, и ломали голову, как доставлять в Крым подкрепления и припасы. Все попытки атаковать Петропавловск, Свеаборг, Николаев и Архангельск были отражены, на Кавказе русские войска наконец-то взяли Карс. Казалось, скоро в войне наступит перелом.

Наполеон приходит в ужас

В феврале 1855 года неожиданно скончался Николай I, еще накануне решительно высказывавшийся за продолжение войны. На престол вступил Александр II. Он не горел желанием сражаться со всей Европой. А выходило именно так: еще в самом начале года о союзе с Англией и Францией объявила Австрия, в войну вступило Сардинское королевство.

Через несколько дней после восшествия на престол Александр II получил письмо от прусского короля. Тот советовал принять ультиматум, ранее выдвинутый австрийцами. В противном случае король угрожал присоединиться к антироссийскому «Евросоюзу». Неприемлемым царь считал лишь одно требование австрийцев — отказаться от устья Дуная. Но поддаваться грубому давлению Александр не спешил.

28 августа 1855 года русские оставили Севастополь. После этого Франция посчитала все задачи решенными. К тому же Наполеон III пришел в ужас от потерь — почти 100 000 погибших.

Палмерстон настаивал на продолжении войны, так как в Англии оппозиция четко дала понять: потери в 40 000 солдат и офицеров никак не соответствуют одному взятому городу. Турция вовсе оказалась на грани разорения, без флота и армии. России война тоже обошлась дорого — в 800 миллионов рублей (Британии — втрое дороже) и 144 000 убитых (у союзников — 230 000 погибших и раненых). Так что Александр II принял решение пойти на переговоры, завершившиеся Парижским миром.

Посчитали — прослезились

Вопреки расхожему мифу, его условия не являлись кабальными для России. Черное море объявлялось нейтральным, что было неприятно, но не критично. К тому же это положение было отменено уже в 1871 году.

Россия возвращала Карс и отдавала устье Дуная, но это тоже не было большой проблемой. Кроме того, Александр II отказывался от права исключительного покровительства над христианским населением Турции. В общем, союзники не получили практически ничего из задуманного.

Тезис об отсталой крепостнической России, проигравшей войну более развитым в техническом плане европейцам, — это выдумка. В советское время некоторые историки договорились до того, что «английские штуцеры» стреляли на километр, а русские гладкоствольные ружья — на триста шагов.

Однако союзники за всю войну израсходовали 28 миллионов пуль, убив 85 000 русских солдат (остальные погибли от огня артиллерии и т.д.), а русская армия обошлась 16,5 миллионами зарядов, истребив около 100 000 врагов. Нарезными винтовками было вооружено лишь 17% англичан, да они и не давали в то время ощутимого преимущества. Чего действительно не хватило в Крымскую войну, так это грамотного командования. Недаром французы после битвы за Севастополь писали о «русских солдатах с сердцем льва и генералах с головой осла».

Сергей ПРИХОДЬКО