Что и говорить, порою неистовство футбольных фанатов наводит страх на мирных граждан. Однако выходки современных хулиганов кажутся всего лишь детской забавой по сравнению с «подвигами» их далеких предшественников. Примером тому служит восстание «Ника» в Константинополе, спровоцированное объединением двух группировок болельщиков гонок на колесницах.

Как это часто бывает у спортивных хулиганов, само соревнование оказалось ни при чем. Дело в конкуренции за сферы влияния двух партий. Но влияние это было огромным, а повод к восстанию — возмутительным…

Венеты и прасины

Трудно поверить, но первые группы фанатов тех или иных спортивных состязаний появились на свет еще в глубокой древности в Риме. В I веке нашей эры большой популярностью в Вечном городе пользовались гонки на колесницах, и их болельщики объединились в четыре больших партии: красные, белые, зеленые и синие (они соответствовали четырем стихиям — огню, воздуху, земле и воде). Представители этих группировок на свои деньги содержали колесницы, участвующие в гонках, и соответственно носили одежду «нужного» цвета, дабы отличаться от соперников.

Спустя годы гонки стали проходить и в Константинополе, где для них в центре города был отстроен огромный ипподром. А вскоре у этих зрелищных состязаний появились и похожие группы болельщиков. Но в отличие от практически мирных «коллег» из Рима, димы (так здесь назывались эти партии) быстро приобрели политическую окраску и были весьма враждебно настроены друг к другу. Напряженным отношениям между группировками способствовали сами императоры, которые поддерживали ту или иную партию.

Положение обострилось к началу VI века, когда в Константинополе правил Анастасий I, всячески способствовавший возвышению «синей» партии прасинов. Но после его смерти престол занял Юстин I, а затем его племянник Юстиниан I, благоволившие «зеленым» венетам. Привыкшим к всевозможным привилегиям «синим», верхушка которых состояла из богатых торговцев, теперь приходилось покорно сносить во время скачек всевозможные издевательства своих соперников. Те закидывали прасинов камнями, тайно принесенными на ипподром, а иногда даже нападали на соперников с кинжалами. Но эти «милые шуточки» были только прелюдией!

Возглавляли венетов знатные землевладельцы, и некоторые из них занимали при Юстиниане ключевые политические посты. Одним из них был спафарий Калоподий — главный евнух императора. Этот человек частенько злоупотреблял своим положением, брал огромные взятки, а потому прасины и решили пожаловаться на него Юстиниану. 11 января 532 года, когда на ипподроме проводились очередные конные ристалища, делегация «синих» пришла в императорскую ложу и изложила базилевсу свои претензии. Только тот не стал слушать жалобщиков и прогнал их прочь.

Город в огне

Взбешенная таким пренебрежением группировка прасинов принялась громко поносить императора и прислуживающих ему венетов, поливая тех отборной бранью. Их соперники не остались в долгу, и вскоре на ипподроме завязалась ужасная драка. Стражникам Юстиниана пришлось немало потрудиться, чтобы утихомирить «болельщиков». Солдаты арестовали зачинщиков смуты и, не разбирая, кто из них венет, а кто прасин, доставили хулиганов в темницу.

Наутро троих драчунов было решено повесить. Вот только последствия этой казни оказались непредвиденными! Экзекуция первого из осужденных прошла без происшествий, а вот веревки двух других — венета и прасина — оборвались в самый неподходящий момент. Собравшаяся толпа загудела, что, мол, несчастных помиловал Бог. Но солдаты решили повторить казнь. Такая настойчивость представителей власти возмутила представителей и «зеленых», и «синих», и те, объединившись, отбили осужденных и спрятали их в церкви Святого Лаврентия. После этого восстание партий начало охватывать весь город.

Боевым криком мятежников стало слово «Ника!» (с ударением на последний слог), что в переводе на русский означало «Побеждай!». Вдохновленные этим «лозунгом», восставшие принялись поджигать дома и дворцы в центре города и избивать солдат императора. Вскоре в огне оказалась большая часть Константинополя. Известно, что пламя уничтожило здание Сената, термы Зевксиппа, в которых погибли древние фрески и статуи, собор Святой Софии и множество других прекрасных сооружений. А вскоре стало понятно, что восстание приобретает антиправительственный характер, и император Юстиниан сделал попытку примириться с народом. 13 января он со своим окружением прибыл на ипподром, где с Евангелием в руках выступил перед людьми, обещая простить их, если они немедленно прекратят мятеж. Вот только бунтовщики не поверили правителю, и Юстиниану пришлось спасаться бегством от разъяренных подданных.

Подавление бойни

А между тем восставшие нашли себе нового правителя! Им стал племянник почившего императора Анастасия I, Гипатий. Несчастного мужчину, который вовсе не желал такой чести, мятежники на руках принесли на ипподром, где возложили на него знаки царской власти. Узнав об этом, Юстиниан собрал верных ему людей на совет и после некоторого совещания с приближенными принял решение бежать из города, благо, что в порту его ждали корабли, готовые к отплытию.

Но перепуганного владыку остановила императрица Феодора, супруга базилевса. Вразумляя слабохарактерного мужа, мудрая женщина сказала: «Если бы бегство и действительно было единственным средством спасения, я отвергла б его. Смерть — участь всех родившихся; но те, кому принадлежал престол, не должны переживать потерю сана и власти. Я не могу ходить без порфиры и диадемы, не хочу дожить до дня, когда меня перестанут называть императрицей. Если ты, государь, остаешься при намерении бежать, то можешь делать это. Сокровищ у тебя много; море близко, корабли готовы. Но подумай, не отправляешься ли ты по любви к жизни в жалкое изгнание или на постыдную смерть. Порфира — лучший саван».

Слова жены пристыдили Юстиниана, к тому же императрицу поддержал и военачальник Велизарий, присутствовавший на совете. Увы, в городе у него было немного войск, и потому бравый командир не мог бросить их на подавление восстания. И тогда он предложил рассорить партии венетов и прасинов, которые составляли костяк мятежа. Вскоре люди Велизария отправились к видным деятелям партии «зеленых» и принялись их убеждать, что, мол, зачем таким уважаемым гражданам поддерживать бунт черни, тогда как император обещает простить им эти заблуждения. Свои слова посланцы подтверждали увесистыми кошельками с золотом.

Конечно, мало кто мог устоять против таких весомых аргументов, и вскоре временный союз партий распался, а «Ника» лишалась большинства своих предводителей. Узнав, что знать Константинополя больше не поддерживает несчастного Гипатия, Велизарий приказал собирать войска.

18 января его солдаты атаковали мятежников, собравшихся на ипподроме, дабы вознести почести своему «императору», где и началась ужасная бойня. Малочисленные, но хорошо обученные воины базилевса набросились на безоружную толпу и принялись убивать всех без разбора. Современные историки считают, что во время той резни погибло около 30 тысяч человек, которые стали главными жертвами кровавой «Ники».

Как бы там ни было, но эти жестокие действия Велизария и его подопечных способствовали восстановлению порядка в городе. «Базилевс» Гипатий и его брат Помпей были схвачены на императорской трибуне и доставлены к Юстиниану. Несчастные клялись, что они и не помышляли об измене, а, напротив, собрали восставших на ипподроме, дабы помочь Велизарию в подавлении бунта. Однако их слова не произвели впечатления на императора, и уже на следующий день племянники Анастасия были казнены. Причем победитель отказал Гипатию и Помпею в достойном погребении и приказал сбросить их тела в воды Босфора.

А вот партии венетов и прасинов тоже ожидала особая расправа. После падения «Ники» все димы в Константинополе, по понятным причинам, оказались под запретом. Причем в течение двух лет на ипподроме вообще не устраивали никаких ристалищ. Хотя этот факт можно объяснить тем, что в это время в городе шло масштабное восстановление погибших в огне зданий, а потому о гонках пришлось забыть. Но спустя некоторое время трибуны городского цирка вновь пестрели яркими цветами, так как до заката византийских партий любителей гонок было еще далеко.

Елена ЛЯКИНА