Генерал Алексей Ермолов (1777—1861) вошел в историю как человек, перед которым — по словам Пушкина — «смирился Кавказ». Это ермоловское «усмирение Кавказа» навсегда сделало генерала дискуссионной фигурой. Так чего же в этом человеке было больше — «геройства» или «злодейства»?

Кому — война, а кому — мать родная

Чего-чего, а личного мужества Алексею Ермолову было не занимать. Мирная гарнизонная служба его явно угнетала. В 1802 году командир роты конной артиллерии Ермолов записал в дневнике: «Мне 25 лет. Недостает войны». Война не заставила себя долго ждать — Европа при Наполеоне вообще почти не знала, что такое мир.

Ермолов хорошо показал себя в проигранной в итоге русско-французской войне (1805—1807). Под Аустерлицем (1805 год) конные артиллеристы Ермолова казались каким-то светлым пятном на фоне общего хаоса и бегства.

Следующую войну с французами — ту самую Отечественную 1812 года — Ермолов встретил уже в генеральских чинах и с репутацией лучшего артиллерийского командира империи. При Бородино генерал Ермолов прославился знаменитой контратакой на захваченную французами батарею Раевского. По легенде, он вел солдат, швыряя перед собой пригоршни солдатских Георгиевских крестов. Кто поднимет награду, тот ее и получит. Но сначала нужно до нее дойти — по французским трупам.

Вся «русская кампания» 1812 года — равно как и Заграничные походы (1813—1814) — была пройдена Ермоловым, что называется, «от звонка до звонка». И никто никогда не посмел бы сказать: «вот тут Ермолов струсил» или «вот здесь он дрогнул». Недоброжелатели даже и не думали обвинять его в трусости — все равно никто бы не поверил.

Сложный характер

Ермолову ставили в упрек совсем другие вещи. В первую очередь — двуличие, лицемерие. Уже позднее Грибоедов назовет его «Сфинксом» — за то, что никак не угадаешь, когда он говорит искренне, а когда притворяется. Но уже в 1812 году ермоловское коварство было «притчей во языцех» в верхах русской армии. «Человек с достоинством, но ложный и интриган» — так аттестовал своего подчиненного Барклай-де-Толли. Кутузов не раз говорил «о камне за пазухой», который всегда наготове у Ермолова. «Сердце Ермолова также черно, как его сапог» — так будто бы однажды отозвался о нем сам император Александр I.

Немало вредил Ермолову и его острый язвительный язык. Когда однажды царский любимец Аракчеев попенял ему на плохой вид артиллерийских лошадей, Ермолов ответил: «Жаль, Ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров зависит от скотов». Аракчеев принял эту остроту на свой счет (и надо заметить — совершенно справедливо).

Знаменита его шутливая просьба к Александру I, вызванная немецким засильем в генералитете русской армии: «Государь, произведите меня в немцы!» (мол, это единственный способ, которым можно сделать карьеру в России).

Эти и многие другие остроты язвительного генерала создали ему много врагов среди придворной и военной верхушки Российской империи.

«Проконсул» Кавказа

Вся эта верхушка, надо полагать, облегченно вздохнула в 1816 году, когда этот язвительный лицемер сам попросил государя назначить его на Кавказ. Просьба была принята с удивлением: Кавказ тогда считался своего рода «отстойником» для второсортных генералов и офицеров и никак не соответствовал блестящему послужному списку Ермолова.

Но на поверку просьба Ермолова была не так уж и глупа.

Во-первых, как мы уже сказали, Алексей Петрович не мог жить без войны. А в Европе после разгрома Наполеона новой войны пока что не намечалось.

А во-вторых — и главное — пост главнокомандующего на Кавказе делал Ермолова сразу чем-то вроде древнеримского проконсула. То есть — полновластным и почти что неограниченным властелином вверенной ему провинции. А для амбициозного бравого генерала избавиться от всякого начальства (кроме весьма условного контроля со стороны императора Александра, который к тому же в те годы стал все больше и больше погружаться в пучину мистицизма и отходить от реальных дел) — это выглядело весьма заманчиво.

Александр I утвердил назначение Ермолова. Следующие Юлетермоловской диктатуры (1816—1827) составят целую эпоху в т. н. Кавказских войнах.

Дороги, которые мы выбираем

Что отличает «ермоловский период» в покорении Кавказа от всех остальных — предыдущих и последующих? Ермолов первым понял, что есть вещи пострашнее обычных карательных экспедиций. Каков смысл вторгаться с отрядами вглубь Чечни и Дагестана? Жители разбегутся по лесам, а после ухода отряда заново отстроят сожженный аул. Это лишь утомительная и весьма затратная «сказка про белого бычка» — хождение по кругу без проблеска надежды.

Другое дело — голод! «Костлявая рука голода» может задушить любое сопротивление. Вот та простая и гениальная вещь, которую ясно осознал Ермолов. Отсюда и берет начало новаторская ермоловская стратегия — не сокрушить вооруженные силы противника, а лишить его источников питания.

И тогда противник или сам выкинет белый флаг, или перестанет существовать «естественным путем» (вымрет от голода).

Вот что писал Ермолов: «Я не отступлю от предпринятой мной системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейший есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где они могут обрабатывать землю и спасать свои стада».

Проще говоря, Ермолов ставит своей целью проложить пути (просеки) в чеченско-дагестанских лесах. По этим просекам русские отряды смогут легко достигать глубинных долин, где выращивается зерно и пасется скот горцев. А дальше дело техники — посевы сжигаются, скот угоняется или уничтожается. И так из года в год. В итоге изголодавшееся местное население вынуждено будет подчиниться. «Для драки не будет у них довольно сил, а голоду все подвержены. И он поведет к повиновению», — резюмирует Ермолов.

Аманаты — краеугольный камень империи

И с приездом Ермолова на Кавказ начинается нескончаемая рубка леса — прокладываются те самые просеки, по которым в эти дикие горные места должна была «войти» Российская империя.

Конечно, Ермолов ни в коей мере не отказывался от карательных экспедиций — если этого требовали обстоятельства. А надо сказать — они того требовали часто. Горцы прекрасно понимали, к чему ведет все это «дорожное строительство», и всеми силами старались ему помешать.

Нападения, засады, стычки с рубщиками леса проходили чуть ли не ежедневно. В ответ их ожидали и карательные экспедиции, и сожжение аулов, и прочие «прелести» колониальной войны. Но все же главное для Ермолова было не это — а именно «стратегия удушения». Боевые действия были для генерала лишь «гарниром к основному блюду».

Генерал не забывал ничего из багажа приемов, накопленного предыдущими поколениями колонизаторов всех времен и народов.

Основных приемов было два. Во-первых, это знаменитый римский принцип «разделяй и властвуй» — натравливание племенных и родовых вождей друг на друга (этот принцип очень хорошо показал себя и на Кавказе). А во-вторых — это система заложничества.

При заключении любых перемирий и даже просто при прохождении русских отрядов через территории как бы «мирных» (покорившихся) или «нейтральных» аулов, у тамошних князей, ханов, вождей и т. д. обязательно брались в заложники родственники — дети, отцы, братья. На Руси таких заложников называли тюркским словом «аманаты».

Если «мирный» аул начинал стрелять, если он примыкал к повстанцам — заложников убивали. И горцы знали, что это не пустая угроза «урусов». Они знали, что в случае мятежа все аманаты независимо от возраста и пола будут непременно истреблены. И это служило мощнейшим сдерживающим фактором. Система заложничества была тем краеугольным камнем, на котором строилось господство Российской империи в покоренных землях.

«Неблагонадежный сатрап»

Смерть императора Александра I и последовавшее за ней восстание декабристов (1825 год) стали концом ермоловского владычества на Кавказе. В бумагах и показаниях арестованных декабристов обнаружились четкие указания на то, что участники мятежа рассчитывали привлечь популярного генерала на свою сторону.

Двуличие Ермолова на этот раз сыграло с ним злую шутку. Он так много раздавал двусмысленных словесных авансов, произносил так много туманных фраз, которые можно было толковать по-разному, что декабристы всерьез считали его своим единомышленником (что не соответствовало действительности).

Это (плюс еще внушающая тревогу популярность генерала в подвластных ему войсках на Кавказе) сделало Ермолова «неудобной персоной» для нового императора Николая I.

В 1827 году генерал Ермолов получил пакет из Петербурга. Император отправлял его в отставку. Горькая пилюля даже не была никак подслащена. Письмо императора было составлено в весьма категоричных выражениях («повелеваю Вам возвратиться в Россию и оставаться в своих деревнях впредь до моего повеления»). «Эпоха Ермолова» на Кавказе закончилась.

Дмитрий ПЕТРОВ