Главный «донжуан» России

Автор: Maks Дек 10, 2020

Одно из самых популярных произведений Пушкина «Каменный гость» посвящено главному любовнику мировой литературы Дон Жуану (фигурирующему в тексте под слегка видоизмененным именем Дон Гуана). Главный российский поэт тоже стремился позиционировать себя великим любовником и крутил романы с представительницами разных социальных слоев — от простой крестьянки до светских львиц и даже, как робко предполагают исследователи, до самой императрицы.

Количество любовных романов Александра Сергеевича Пушкина определяют по двум источникам. Во-первых, есть так называемый «донжуанский список» из 37 имен, записанный в 1829 году в альбом Елизаветы Николаевны Ушаковой. Во-вторых, буквально через год он сообщал одной из фигуранток списка, княгине Вере Федоровне Вяземской: «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена». Натали — это Наталья Николаевна Гончарова, которую чаще, чем кого-либо, называли «первой красавицей» России и после женитьбы на которой в каких-либо романах на стороне он замечен не был.

Бойся Каменного гостя

Интересный момент: «Каменного гостя» Пушкин написал в 1830 году, перед самой свадьбой. В этой «маленькой трагедии» Дон Гуан почти совращает вдову убитого им командора, но в последний момент гибнет от рукопожатия каменной статуи покойного. Допустим, поэт здесь отталкивался от расхожего сюжета о Дон Жуане, изложенного еще Мольером в одноименной пьесе. И все равно, учитывая, что слывший донжуаном Пушкин в конце жизни оказался в положении предполагаемого «рогоносца», есть в этой коллизии что-то символично-знаковое.

Но вернемся к любовным романам нашего поэта.

Ни цифра 37, ни цифра 113 не являются абсолютно точными. В первом случае Пушкин набрасывал список в обстановке великосветского раута, причем в нем фигурируют и женщины, с которыми его совершенно точно не связывали интимные отношения. То есть поэт имел в виду все свои влюбленности, пусть даже безответные. Цифра же 113 вообще никаким списком не подкрепляется, а ее кажущаяся точность могла быть мистификацией, как раз имевшей цель поддержать репутацию «русского Дон Жуана».

Так что будем следовать логике Александра Сергеевича и расскажем о самых значимых, но отнюдь не всегда завершавшихся постельными утехами его романах.

Императрица — самая возвышенная любовь

Самым интригующим именем в «донжуанском» списке поэта является пресловутая NN. Других помянутых возлюбленных он тоже шифровал, но слегка, так что определить соответствующие персоналии можно с абсолютной или хотя бы 50%-ной точностью. Но NN ставит всех в тупик.

Понятно, что речь идет об особе знатной и очень влиятельной. Однако в «донжуанском» списке фигурируют особы, которые, пожелав отплатить Пушкину за нескромность, могли бы через своих мужей и любовников если не стереть его в порошок, то как минимум упечь в новую ссылку, в которую он абсолютно не рвался. Но только в случае с NN поэт оказался на удивление сдержан.

Кто же была эта особа, более могущественная, чем, допустим, жена наместника Новороссии и Бессарабии Елизавета Воронцова (урожденная Браницкая) или супруга генерал-губернатора Финляндии графиня Аграфена Закревская (урожденная Толстая)?

Не бесспорный, но логичный ответ — сама императрица Елизавета Алексеевна. Урожденная принцесса Баденская, Луиза Мария Августа приняла православие и в 1793 году обручилась с будущим императором Александром I. Пушкин появился на свет, когда ей было 19. Казалось бы, такая разница в возрасте тоже не могла способствовать роману. Но мы ведь говорим о первой юношеской влюбленности.

Донжуанский список ПушкинаТочно известна дата, когда Пушкин впервые увидел императрицу — это случилось 19 октября 1811 года, на церемонии открытия Царскосельского лицея.

Красивая как ангел, любезная и обаятельная женщина не могла не впечатлить лицеистов. И вдобавок над ней клубился рой пикантно-романтических слухов. Было известно, что ее брак неудачен, а император отдает предпочтение фрейлине Марии Нарышкиной (Святополк-Четвертинской). Две родившиеся у царской четы дочери — Мария и Елизавета — умерли в годовалом возрасте, причем поговаривали, что отцом первой девочки был князь Адам Чарторыйский, а второй — кавалергард Алексей Охотников. Чарторыйского удалили от двора. Охотникова неизвестные пырнули кинжалом в бок при выходе из театра. Такой опасный и мрачновато романтический флер не мог не возбудить юного поэта.

Елизавета Алексеевна вполне могла о его юношеской влюбленности узнать, выразить ему какие-то знаки внимания — в общем, завязать роман-игру типа тех, в которые рыцари-вассалы играли с прекрасными дамами из числа жен своих сюзеренов.

Такой расклад помогает понять и причины искренней неприязни, которую Пушкин испытывал к Александру I. Как и положено передовому молодому человеку, в вину царю он ставил нежелание отменять крепостное право, позерство перед Европой, но за эпитетами «плешивый щеголь, враг труда» стоит и что-то глубоко личное.

Царь, в свою очередь, тоже не мог наблюдать за этим романом с легкой усмешкой, поскольку гвоздили его политическими стихами.

В общем, любовь к императрице укоренила Пушкина в либеральном образе мыслей и, с учетом подшитых к его личному делу подцензурных стихов, вполне могла закончиться очень серьезными неприятностями. Но он отделался так называемой «ссылкой на юг». И, судя по всему, решающую роль здесь сыграло заступничество Елизаветы Алексеевны.

Императрица скончалась в мае 1826 года в городе Белёве Тульской губернии, всего на несколько месяцев пережив своего царственного супруга, с которым она в конце жизни примирилась. А в 1829-м, отправляясь к действующей армии на Кавказ, Пушкин сделал крюк, чтобы побывать в Белёве. Знакомых у него там не было, и никакого другого объяснения, кроме желания посетить место, где умерла дорогая для него женщина, в голову попросту не приходит.

Любовь земная. Ольга Калашникова

Если первый раз Пушкина спасла от Сибири императрица, то второй раз… крестьянка.

Из южной ссылки поэта перевели в принадлежавшую его матери деревеньку Михайловское. И вот здесь началась тоска зеленая.

«Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей», — эти слова поэт обращает к своей няне Арине Родионовне, с которой частенько коротал вечера, выслушивая ее сказки. Конечно, поэт находил спасение в творчестве. Летом чуть ли не ежедневно гостил в соседнем имении Тригорском у Вульфов, где собиралась веселая молодая компания. Но когда лето заканчивалось, общения не хватало катастрофически. Однодневный визит Ивана Пущина и более продолжительный приезд Актона Дельвига вызвали у Пушкина настоящую эйфорию.

Но главным спасением от тоски стал роман с одной из сенных девушек, дочерью местного старосты Михайлы Калашникова Ольгой. Из воспоминаний Пущина: «Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих заключений… Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше не нужно было; я, в свою очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов».

Все стало еще понятнее весной 1826 года, когда друг поэта Петр Вяземский получил послание следующего содержания: «Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько понадобится — а потом отправь в Болдино…»

Проблема заключалась в том, что финансово Пушкин целиком зависел от родителей, которым принадлежало и Михайловское, и крепостные. А с отцом он как раз находился в ссоре. Вот и пришлось просить Вяземского.

В июле 1826 года Ольга родила сына, которого назвали Павлом и который через два месяца умер. Но «белянка черноокая» в 1831 году получила вольную и, вероятно, материальную помощь, позволившую ей выйти замуж за дворянина, титулярного советника Павла Ключарева. Муж пил, и даже при наличии общего ребенка брак фактически распался. Ольга, впрочем, не бедствовала, имея в собственности домик и семью крепостных.

И это она заслужила. Ведь, если бы не роман, поэт мог бы наплевать на все предписания и рвануть в Петербург, прибыв туда аккурат к восстанию декабристов. И писал бы «Во глубине сибирских руд», так сказать, изнутри, а не снаружи…

И другие симпатичные лица

Пройдемся вкратце по другим самым знаковым персонажам «донжуанского» списка.

За лавры первой лицейской любви Пушкина спорят сторонники «Натальи I» и «Катерины I» — графини Натальи Викторовны Кочубей и Екатерины Павловны Бакуниной, соответственно.

Наталье Кочубей было 13, Пушкину — 14, и во время приездов в Царское Село она находилась под плотной опекой родителей. Более серьезный роман мог вспыхнуть позже, когда они пересеклись в Петербурге. Через три месяца после отъезда Пушкина в южную ссылку она вышла замуж за барона Александра Строганова. Позже отношения (причем, возможно, не платонические) возобновились, когда поэт вошел в фавор у Николая I, и продолжались до его увлечения Натальей Гончаровой. В дальнейшем поэт и графиня Наталья оставались друзьями.

Екатерина Бакунина была сестрой лицейского товарища Пушкина и служила предметом общих воздыханий его однокурсников. Впечатлила она и юного поэта, посвятившего ей несколько стихотворений, одно из которых («К живописцу») было положено на музыку и стало популярным романсом. Будучи на 4 года старше Пушкина, Екатерина Павловна действительно могла просветить его в некоторых вещах интимного плана. А позже, став фрейлиной императрицы, вероятно, сыграла не последнюю роль в том, чтобы он отделался южной ссылкой. Интересно, что замуж она вышла уже в 39-летнем возрасте за давнего воздыхателя Александра Полторацкого и даже успела родить ему двух сыновей и дочку.

Ровесницей императрицы была помянутая в списке «Катерина II» — урожденная Екатерина Андреевна Колыванова, внебрачная дочь князя Вяземского и жена главного историка Государства Российского Николая Карамзина. Поэт вздумал за ней «приволокнуться» в 1819 году, направив любовную записку. Супруги весело с ним побеседовали и сделались поэту хорошими друзьями.

Правда, здесь есть один спорный момент. Не исключено, что любовную записку Пушкин написал не Екатерине Андреевне, которая была на 19 лет его старше, а ее дочери — тоже Екатерине. А когда супруги Карамзины проводили с ним профилактическую беседу, не мог же он им сказать: «Извините, на самом деле я хотел соблазнить вашу дочку».

В целом же, из воспоминаний современников следует, что к Екатерине Карамзиной-старшей Пушкин относился скорее как к ласковой тетушке. Роман с Екатериной-младшей из стадии флирта так и не вышел: его героиня позже вышла замуж за князя Петра Мещерского.

На 19 лет старше Пушкина была и единственная упомянутая в списке по титулу «кн. Авдотья» — княгиня Евдокия Ивановна Голицына (урожденная Измайлова). С мужем, князем Сергеем Голицыным, она не жила, объявив ему, что их брак «был вынужденным». Держала в Санкт-Петербурге великосветский салон, рауты в котором начинались не ранее 10 вечера. За это ее прозвали «княгиней полуночи». Роман с поэтом был для нее интересным приключением, не более. Как приключение воспринимала свои отношения с Пушкиным и жена будущего министра внутренних дел Аграфена Закревская.

А вот роман с женой героя наполеоновских войн и новороссийского наместника Елизаветой Воронцовой оказался для Пушкина роковым, поскольку возревновавший супруг дал о поэте такой отзыв, после которого его как раз и отправили с юга в Михайловское.

Согласно легенде, свидания влюбленных якобы происходили в гроте на берегу моря и якобы именно поэт был настоящим отцом дочери наместника Софьи Воронцовой. Поклонники Воронцова (которых немало) называют подобные слухи чушью.

Скорее всего, у графини действительно был роман с подчиненным ее мужа, но не с Пушкиным, а с полковником Александром Раевским (сыном другого героя Отечественной войны 1812 года). Флирт же с поэтом она затеяла только для маскировки.

Подытоживая, можно сказать, что репутация Пушкина-донжуана сродни его же раздутой репутации грозного дуэлянта. Список в альбоме Ушаковой внушителен, но многие зафиксированные в нем романы так и не вышли из стадии невинного флирта. С другой стороны, благодаря этим романам наша литература обогатилась множеством поэтических шедевров.

Дмитрий МИТЮРИН

Пушкин и заяц

Легенда гласит, что в декабре 1825 года, самовольно оставив Михайловское, поэт все же поехал в Петербург, однако вернулся из-за того, что дорогу перебежал заяц — плохая примета. Но думается, благодарить за спасение поэта все же стоит не зайца, а Ольгу Калашникову.

  Рубрика: Историческое расследование 395 просмотров

Предыдущая
⇐ ⇐
⇐ ⇐
Следущая
⇒ ⇒
⇒ ⇒

https://zagadki-istorii.ru

Домой

Комментариев к записи: 1

  1. Константин от 23.12.2020 в 14:47 пишет:

    Посвящается Надежде Константиновне
    МИХАЙЛОВСКОЕ
    Бывало, по полям гулял-
    Дубинкой руку укреплял
    И цепкость пальцев проверял
    Когда пистоль в руке держал
    И Анну Керн он воспевал
    И ей он создал пьедестал
    Мгновений чудных было много
    Судьба спасла и от острога
    Друзья стояли на Сенатской
    И в Питер ехал он с опаской
    Восстанье, казни, казематы
    По ком звонили те набаты?
    В камине все бумаги сжег
    Лицейским, видит Бог, помог!
    Вот осень-выпал первый снег
    А я в Михайловском – побег!
    «Никита! Запрягай коней
    В столицу надо и быстрей!
    Не скоро я вернусь сюда
    А коль вернусь – так навсегда…»
    Пророчеством слова те были
    Недолог путь был до могилы…

    Санкт-Петербург, 11.12.2017г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

SQL запросов:48. Время генерации:0,322 сек. Потребление памяти:9.72 mb