Генерал-прокурора Павла Ягужинского называли «государевым оком». Он был одним из виднейших сподвижников Петра Великого. Но после смерти царя-реформатора жизнь Ягужинского протекала в сплошных интригах, скандалах и пьянках.

Два денщика

Ходили слухи, что в детстве Ягужинский пас свиней. В таком случае взлет впечатляет: в детстве он присматривал за свиньями, в зрелом возрасте — за высшими государственными учреждениями.

Родился Ягужинский в Литве. Вскоре его отец подался в Москву и стал органистом лютеранской кирхи. А потом старшему Ягужинскому наскучило играть на органе, и он поступил на военную службу. Дослужился до майора. Не слишком блестящая карьера.

Сыну повезло больше. Его взял в пажи фельдмаршал Федор Головин. Взял за красоту. Историк Казимир Валишевский утверждал, хоть и намеками, что красавчик Ягужинский оказывал начальству услуги интимного характера, но мы не будем вдаваться в эту тему.

От Головина 17-летний Павел попал в гвардию, а затем в денщики к Петру I. Царский денщик — это неплохая стартовая позиция. Достаточно вспомнить светлейшего князя Александра Меншикова.

Исполнительный и услужливый Ягужинский приглянулся Петру I. «Милость к нему царя так велика, — отмечал датский посланник Юль, — что сам князь Меншиков от души ненавидит его и не даром: его величество до того привык и расположен к Ягужинскому, что со временем последнему, вероятно, удастся лишить Меншикова любви и милости, тем более что у князя и без того немало врагов».

Два бывших денщика действительно будут смертельно враждовать, хотя лишить Меншикова царской милости Ягужинскому не удастся. Хотя бы потому, что врагов у генерал-прокурора появится не меньше, чем у светлейшего.

А пока что Ягужинский женился. На очень богатой невесте — Анне Хитрово. И, следовательно, сам стал очень богатым человеком. У него поместья в 12 уездах. Правда, нет семейного счастья. Ягужинский постоянно пребывал в разъездах, а жена тем временем впала в «меленколию», которая, правда, выражалась в буйствах.

Ягужинский попросил Синод «развязать» его с супругой, «наипаче же бы малые мои дети от такой непотребной матери вовсе не пропали». Жену сослали в монастырь, обвинив в супружеских изменах и вообще в поведении «паче скотского». Считая себя невиновной, экс-супруга Ягужинского дважды сбегала из монастыря, но ее дважды ловили.

А Павел Иванович женился второй раз. И снова на богатой невесте — дочери канцлера Гаврилы Головкина. У новой жены лицо в оспинах, зато она была весела и хорошо танцевала. В общем, Павел Иванович, наконец, обрел семейное счастье.

«…Что он заблагорассудит, то вы делайте»

Ягужинский выполнял самые разные поручения Петра I: вел переговоры с Данией, Пруссией, Австрией и Швецией, устраивал браки царских дочерей и племянниц.

А в январе 1722 года царь оказал невиданную милость: назначил Ягужинского генерал-прокурором Сената, высшего органа власти. Сенаторы отличались редкой недисциплинированностью, Петр I обзывал их «торговками, на базаре галдящими». Теперь надзор за ними поручили генерал-прокурору. Он должен был наблюдать за ходом дел и за исполнением решений, имел право опротестовывать те решения, которые покажутся ему неправильными.

Отправляясь в Персидский поход, Петр I написал Сенату, указывая на Ягужинского: «Вот мое око, им я буду все видеть. Он знает мои намерения и желания, что он заблагорассудит, то вы делайте».

Однако на деле руководить строптивыми соратниками Петра I, собранными в Сенате, оказалось делом нелегким. Ягужинский пытался, но — по большей части — лишь наживал себе врагов.

С гораздо большим успехом Павлу Ивановичу удавалось надзирать за Ассамблеями. Здесь он тоже был своеобразным генерал-прокурором: следил, чтобы все пили, веселились и танцевали. А кто не хотел веселиться — тех наказывал. Ягужинский и сам любил погулять, за что царь его особенно ценил.

В 1725 году Петр I умер. На престол взошла его жена — Екатерина I. Невиданную власть получил ее любимчик Меншиков — злейший враг Ягужинского. В жизни генерал-прокурора началась новая пора — непрерывная борьба за власть и влияние.

«Теперь время, чтобы самодержавию не быть»

Через два дня после смерти Петра I саксонский посланник заметил: «Кредит Ягужинского кончился». Но генерал-прокурор не смирился. Он явился в Петропавловский собор, к гробу Петра Великого, и публично стал жаловаться на обиды, чинимые ему Меншиковым.

Екатерина I пришла в ярость и подумывала даже о том, чтобы казнить строптивого генерал-прокурора. Ягужинскому пришлось извиняться перед светлейшим. Но иностранные дипломаты все равно считали, что Ягужинский должен «или попасть под суд, или в припадке отчаяния наложить на себя руки».

Но ничего — обошлось. Ему удалось даже сблизиться с Екатериной I. Теперь он устраивал пирушки и увеселения для нее. Но Павел Иванович думал не только о забавах. Он составил для императрицы «Записку о состоянии России». Это состояние он оценивал весьма критически. Советовал облегчить налоговое бремя, сократить военные расходы и отказаться от завоевания новых территорий. Весьма, надо сказать, дельные советы.

В общем, жизнь Ягужинского налаживалась. И вскоре те же дипломаты отметили, что он «стал любимцем императрицы, хотя не сделался ни благоразумнее, ни трезвее прежнего».

Но милости длились недолго. Все-таки главным фаворитом Екатерины оставался Меншиков. Ягужинского убрали из Сената, не включили в Верховный тайный совет, а затем и вовсе сплавили в Гродно на польский сейм.

Только он вернулся в Россию, умерла Екатерина I. Царем стал Петр II, а фактическим правителем — Меншиков, который снова отправил Ягужинского подальше от столицы — в украинскую армию. Но не успел Павел Иванович доехать до Украины, как сам Меншиков оказался под арестом. Ягужинский вернулся и снова устраивал пирушки — на этот раз для Петра II.

Впрочем, Петр II тоже вскоре умер. И Ягужинский превратился в демократа. «Долго ли нам терпеть, что нам головы секут, — вопрошал он, — теперь время, чтобы самодержавию не быть».

Но члены Верховного тайного совета его обидели — не взяли с собой в палату, где составлялись «кондиции» для Анны Иоанновны. И Ягужинский решил, что Россия, пожалуй, до демократии еще не доросла

Здоровье не выдержало

Он послал своего человека — камер-юнкера Сумарокова — к Анне Иоанновне в Митаву. Чтобы тот передал ей: «верховники» — лишь жалкие маргиналы, они не отражают мнение народа, и слушаться их не надо.

Вернувшегося в Москву Салтыкова арестовали. А вслед за ним попал в тюрьму и сам Ягужинский. У него отобрали ордена, письма и даже карандаш. Пошли разговоры, что его со дня на день казнят. Но Анна Иоанновна разделалась с «верховниками», и Ягужинский получил свободу, а потом и графский титул.

Павел Иванович с таким размахом отметил получение титула, что прямо во дворце, в присутствии императрицы, последними словами обругал вице-канцлера Остермана. И стал его непримиримым врагом.

Ягужинский делался все более раздражительным, все больше пил. И уже не столько интриговал, сколько скандалил. Напиваясь, он буянил и поносил всех немцев. Неизвестно, чем кончилось бы дело, но в 1736 году не выдержало надорванное пирами и попойками здоровье. Павел Иванович заболел лихорадкой и умер. В 53 года.

Все враги Ягужинского — Меншиков, Остерман, Бирон — рано или поздно попадали в опалу и ссылку. Павел Иванович избежал этой участи. И все-таки жизнь как будто не удалась.

Ягужинский идеально подходил для должности генерал-прокурора. Он был умен и наблюдателен. Исполнителен и трудолюбив. Он не любил притворяться и кривить душой. Кроме того, Ягужинский обладал еще одним, чрезвычайно редким для своего (да и для любого другого) времени качеством — неподкупностью.

И все же на должности генерал-прокурора удалось сделать очень немного. И разве могло быть иначе? Как надзирать за законностью в стране, где процветают произвол и фаворитизм? Где первыми попирают закон монархи, сами же эти законы и утвердившие. Оставалось лишь положить жизнь на скандалы и придворные интриги.

Борис САРПИНСКИЙ