Как известно, государь, царь и великий князь всея Руси Иван Васильевич Грозный непрестанно опасался покушений на свою жизнь и власть. Везде и всюду ему виделись заговоры и измена. Но наряду с явными и тайными, подлинными и вымышленными врагами была у царя и еще одна забота.

7 августа 1566 года Иван IV востребовал из архива документы, связанные с разводом своего отца, Василия I, с его первой женой, Соломонией. В «Описи царского архива» в связи с этим была сделана соответствующая отметка: «Государь взял к себе». После чего ящик за номером 44 обратно в архив так и не вернулся. Документы бесследно исчезли.

Тайное расследование

Что же послужило причиной такой заинтересованности царя в деле 40-летней давности? Тем более, что касалось оно первой жены Василия III, тогда как Иван Грозный был сыном от его второго брака с Еленой Глинской.

Разумеется, интерес этот был отнюдь не праздный, и в этом легко можно убедиться. Но сначала необходимы некоторые пояснения.

Соломония Юрьевна Сабурова, первая жена Василия III, в 1525 году приняла монашеский постриг в московском Богородице-Рождественском монастыре под именем Софьи. Вскоре она родила сына, нареченного Георгием, который, согласно монастырской версии, умер в младенчестве и был захоронен здесь же в монастыре.

По некоторым данным, позднее рядом с ним была похоронена и его мать.

Однако монастырские документы гласили, что рядом с могилой старицы Софьи покоится не ее сын, а прах малолетней дочери Василия Шуйского, царевны Анастасии. Но это вызывает определенные сомнения. Потому что надгробная плита из белого камня была безымянной, а особенности технологии ее обработки и нанесенного на нее характерного орнамента ясно указывали специалистам на время изготовления надгробия — начало XVI, а не XVII век, когда преставилась Анастасия.

Вскрытие же самой могилы в 1934 году и вовсе повергло археологов в изумление: под надгробной плитой вообще не оказалось никаких останков!

В почерневшей от времени домовине лежало нечто похожее на тряпичную куклу, завернутую в шитую серебром шелковую рубашонку, туго перетянутую свивальником, украшенным жемчугами.

Реставраторы тканей подтвердили первоначальную датировку надгробия — ткани относились к XVI веку. По мнению специалистов, одежда могла принадлежать мальчику 3-5 лет.

Но кому и зачем могла понадобиться подобная мистификация в духе мрачной фантазии Эдгара По или современных фильмов ужасов?

На этот счет существует одна довольно интересная версия.

Из княгинь — в монахини

Известно, что Василий с Соломонией прожили «в добре и согласии» долгих 20 лет.

Разумеется, это не была «любовь с первого взгляда»: в старину редко кто из молодых людей мог найти себе пару по своему усмотрению, тем более люди знатного происхождения; их брак был скорее делом политическим, чем семейным.

Вот как описывал поиск невесты для Василия иностранный дипломат Франциско да Колло: «во всем государстве… выбрали самых прекраснейших девиц… Привезли их в Москву более 500; из них выбрали 300, из трехсот — 200, после 100, наконец, только десять, осмотренных повивальными бабками, из сих десяти Василий избрал невесту и женился на ней» в сентябре 1505 года.

Семейная жизнь Василия III оказалась довольно безоблачной. Но, как уже было сказано, в 1525 году супруга его ушла в монастырь. Что же подвигло ее, великую княгиню, на этот поступок?

Летопись так сообщает об этом: «Соломонида, видя неплодство из чрева своего… начат молити государя… да повелит ей облещися в иноческий образ. Цари же… начата глаголати сице: «Како могу брак разорити и вторым совокупиться?» Не сумев переубедить супруга, Соломония обратилась за помощью к митрополиту, которому и удалось склонить Василия отпустить жену в монастырь.

Однако есть одно свидетельство, позволяющее усомниться в правдивости официальной версии. Это «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна. По его словам, Соломония не только не давала согласия на уход от мирской жизни, но при пострижении сорвала с себя монашеский куколь и принялась топтать его ногами. Герберштейн пишет; «Возмущенный этим недостойным поступком, Иоанн Шигоня, один из первых советников, не только выразил ей резкое порицание, но и ударил ее бичом, прибавив: «Неужели ты противишься воле государя? Неужели медлишь исполнить его повеление?» После этих слов она, упав духом, громко заявила в присутствии всех, что надевает куколь против воли и по принуждению и призывает Бога в мстители столь великой обиды.

Стало быть, Соломония была заключена в монастырь лишь потому, что не могла иметь детей?

Конечно нет, потому что в действительности все обстояло несколько иначе.

Главное — наследник!

Дело в том, что Василий III не имел прямого наследника. А между тем, князю минуло уже 45 лет, и его охватывал страх при одной только мысли, что великокняжеский престол после его смерти достанется братьям, совершенно неспособным, как он считал, управлять государством.

Забота о наследнике вынуждала князя, всей душой болевшего за свою страну, к разводу…

Не сразу решился государь отправить жену в монастырь. Долго ездили они по святым местам, делали щедрые пожертвования, строили церкви. Тщетно обращалась она к знахарям и знахаркам…

Наконец, настал тот день, когда Соломонии было предложено добровольно уйти в монастырь. Она ответила резким отказом. Чем это закончилось — уже известно.

Итак, препятствие для женитьбы устранено. Кандидатура невесты определена заранее — Елена Глинская, и в скором времени в Москве развернулись пышные свадебные торжества.

А спустя несколько месяцев прошел слух, что Соломония в монастыре родила сына. Единственным источником, подтверждающим его, являются «Записки о Московии» Герберштейна, который писал, что Соломония отказалась показывать кому-либо своего ребенка.

Но имел ли слух, всколыхнувший всю Москву, какую-то реальную основу? Трудно сказать. Не вызывают сомнения лишь два факта, которые можно рассматривать как подтверждение его достоверности: осенью 1526 года Василий III подарил старице Софье богатую Вышеславекую вотчину. Спрашивается, по какому случаю? Кроме того, как сообщает Воскресенская летопись, в том же году «поставил князь великий… церковь камену у Фроловских ворот Кремля святого мученика Георгия».

Думается, имя Георгия значится здесь не случайно. И возможно, что мальчик все-таки был.

К тому же слухи не утихали. Поэтому в 1530 году, в связи с рождением у Василия III сына, известного нам под именем Ивана IV Грозного, было проведено дознание.

Старица Софья стояла на своем: ребенок скончался при родах и был захоронен в подземелье монастыря. В народе же уверяли, будто законного сына великого князя уберегли «верные люди». В более поздние времена говорили даже, что спасенный отрок стал впоследствии разбойником Кудеяром.

Сейчас, по прошествии почти пяти столетий, трудно сказать, где правда, а где вымысел. Одно лишь бесспорно — тряпичная кукла в могиле. И в связи с этим одно лишь предположение представляется наиболее вероятным: само появление на свет Ивана IV могло вынудить Соломонию принять экстренные меры к тому, чтобы ее собственный ребенок уцелел, а именно — инсценировать его похороны. И похоронить вместо него куклу — не такая уж глупая затея.

Иван Грозный же, постоянно опасавшийся посягательств на свою власть, не мог не заинтересоваться слухами о возможном существовании еще одного — старшего — наследника Василия III. Потому и было учинено им новое расследование. Каковы были его результаты, мы, возможно, так никогда и не узнаем, как неизвестна сколь-нибудь достоверно судьба рожденного старицей Софьей ребенка.

Александр ФРОЛОВ