Рубеж, отделяющий Античность от Средневековья, растянулся почти на столетие. И нижней линией в этой хронологической полосе можно считать битву при Адрианополе, ставшую прологом к падению Рима.

В середине IV века некогда единая Римская империя разделилась на Западную и Восточную, со столицами соответственно в Риме и Константинополе. В Европе граница между ними пролегала на Балканах.

Голодные и злые

Иногда императоры двух частей когда-то единой империи ссорились, но при появлении других претендентов на престол или варваров (к каковым относились все народы, неподвластные Риму) обычно помогали друг другу.

К 360-м годам список внешних врагов пополнили германские племена готов, которые пришли со Скандинавского полуострова и, расселившись в степях Северного Причерноморья, образовали два племенных союза, условно именуемых остготами и вестготами.

Костяк остготов составляло племя грейтунгов, возглавляемое Германарихом. Ядром вестготов были тервинги, лидерство над которыми оспаривали Атанарих и Фритигерн. Многие готы поступали на римскую службу, обязуясь охранять границы империй от внешних врагов, включая своих соплеменников.

В 364 году западноримский император Валентиниан провозгласил соправителем по Восточной части своего брата Валента II. Спустя три года старший брат умер, и уже Валент II взял в соправители его сына Грациана, став как бы главным в императорском тандеме.

Между тем из Азии в причерноморские степи хлынули орды гуннов. Разбитый Германарих совершил самоубийство, а остатки грейтунгов и также угодивших под гуннский каток аланов начали переправляться через Дунай, самовольно селясь в римских владениях.

Атанарих пытался организовать сопротивление, тоже был разбит и с меньшей частью тервингов укрылся в Карпатах. Большая же часть тервингов объединилась вокруг Фритигерна и другого вождя по имени Алавив, которые также направились к Дунаю и официально запросили разрешения переселиться на римскую территорию в статусе союзников империи.

В 376 году такое разрешение было получено, причем вестготам даже пообещали подъемные в деньгах и продовольствие на первое время.

Однако власти провинции Фракия то ли предпочли заняться хищениями выделенных средств, то ли действительно не имели возможности прокормить примерно 200 тысяч переселенцев. А ведь в это число не входили уже растекавшиеся по Балканам нелегальные мигранты-грейтунги, которые тоже хотели есть и в глазах местных жителей ничем не отличались от легальных мигрантов-тервингов. В поисках пропитания варвары двигались к Константинополю, а их вожди не могли, да, видимо, и не хотели усмирить эту стихию.

У стен Маркианополя (около современной Варны) занявшаяся реквизициями орда оголодавших вестготов перебила римский отряд. Пытаясь взять ситуацию под контроль, наместник Лупицин пригласил Фритигерна и Алавива на переговоры, во время которых Алавив был зарезан. Но оба вождя прибыли с большой охраной, так что безнаказанного убийства не получилось, и Фритигерн сумел вырваться из ловушки. Правило «Нет человека — нет проблемы» не сработало. Проблемы только усугубились.

Расплата за коварство

Наскоро собранное Лупицином войско было разбито под Маркианополем, но город римляне удержали. Вестготы растекались по Фракии, причем к ним присоединялись все, кто имел претензии к местной власти — начиная от давно не получавших жалованья наемников-готов и заканчивая рабочими с золотых приисков.

Занятый подготовкой похода в Сирию Валент выслал на помощь Лупицину два легиона из Армении. Грациан, в свою очередь, тоже прислал войска из Паннонии и Галлии. Битва у местечка Салиций закончилась вничью, и Лупицин решил повести борьбу на истощение. Его войска запирались в городах, предварительно свезя в них продовольствие из окрестностей, и занимали глухую оборону. Параллельно Лупицин попытался наглухо перекрыть перевалы. Расчет делался на то, что германцы сами оставят опустошенную Северную Фракию, а тех, кто успел проскочить через Балканский хребет, удастся легко уничтожить.

Готы выбили заслоны на перевалах и устремились в Южную Фракию, пополнив свои ряды наемниками из числа аланов и гуннов. Голод и ненависть к Риму делали бывших врагов союзниками.

Поход в Сирию Валенту, конечно, пришлось отложить, тем более что весной жители Константинополя едва не подняли восстание. Наведя порядок, император обосновался в 20 километрах от столицы на своей вилле Мелинтиада, где и приступил к сбору войска. Его помощник Себастиан действовал неподалеку, основательно потрепав рыскавших вокруг Адрианополя германцев.

Фритигерн понял, что близится час решающей схватки, и тоже начал концентрировать силы в районе реки Марица. Двигаясь вдоль этой реки, Валент выступил ему навстречу, имея от 15 до 20 тысяч воинов.

Оценив ситуацию, Фритигерн попытался обойти римлян с запада и, захватив укрепления Ника (возле нынешней Хафзы), перерезать коммуникации, связывавшие противника с Константинополем. Император об этом маневре узнал, правильно его оценил и остановился в 19 километрах севернее Адрианополя.

Между тем с севера уже подходил Грациан, оповестив дядю о своем приближении через военачальника Рихомера. Осторожность подсказывала Валенту, что разумнее дождаться племянника и совместно атаковать готов.

О факторах, заставивших его рискнуть, можно только догадываться. Наверное, Валент не желал делиться лаврами с Грацианом, который все-таки считался в тандеме двух императоров вторым. К тому же разведчики оценивали численность готов и их союзников в 10 тысяч, что было в 1,5-2 раза меньше реального числа.

Уже после окончания военного совета, когда император принял решение о битве, в римский лагерь прибыл христианский священник с мирными предложениями от Фритигерна, которые сводились к возобновлению уже нарушенного договора 376 года. Валент счел это неприемлемым.

Мир или война?

Так или иначе, даже при равной численности шансы римлян выглядели предпочтительней. Все-таки у них была регулярная армия, пускай и мало напоминавшая римскую армию эпохи подъема.

Изменения касались как организации, так и вооружения. Численность легиона уже составляла не 4-5 тысяч, а всего 1 тысячу человек, причем наряду с легионом другой тактической единицей стала ауксилия (около 500 воинов). Пехотинцы были вооружены преимущественно не прямоугольными, а овальными щитами и более легкими, предназначенными скорее для метания копьями. Место короткого, использовавшегося для колющего удара меча гладиуса занял более длинный, рассчитанный на рубку, меч спата. Поскольку в легионы набирались представители разных наций, защитное вооружение варьировалось от полного отсутствия такового (кроме обязательного шлема) до внушительных панцирных доспехов. Увеличился удельный вес легкой пехоты и особенно конницы.

Применительно к готам и их союзникам вообще не приходится говорить о какой-либо унификации. Серьезными доспехами обладала только тысяча тяжеловооруженных конных телохранителей Фритигерна и примерно 800 готов из бывших римских легионеров. Наряду с единокровными тервингам грейтунгами германское войско включало конницу аланов и гуннов, которые из своих луков могли нанести римлянам существенные ущерб и без рукопашного боя.

Валент выступил на противника утром 9 августа. Его армия преодолела 13 километров и, когда жара стала доставлять серьезное беспокойство, приблизилась к вражескому лагерю у современного села Муртачали (в 5 километрах от реки Тунджа).

Готы расположились на хребте, с трех сторон прикрытом горами, но плохо защищенном с фронта. Фритигерн накануне выделил на поиски продовольствия два конных отряда (аланов Сафрака и грейтунгов Алафея) и, увидев врага, сразу послал им приказ вернуться. Его войска начали выстраиваться на гребне хребта, сзади они были «подперты» повозками обоза.

Около 14 часов римляне приступили к развертыванию под прикрытием выстроившейся в колонну конницы правого фланга. Пехота в центре встала в две линии. Тормозила левофланговая кавалерия, которая слишком растянулась на дороге и теперь перемещалась в речную долину на относительно ровную местность.

Валент отправил к Фритигерну Рихомера с некими мирными предложениями. Вероятно, император просто выигрывал время, необходимое для развертывания своих войск, хотя не исключено, что искренне хотел заключить перемирие, увидев примерно равного по численности противника. Забавно, но, поджидая свою конницу, Фритигерн решил тоже тянуть время и тоже выслал парламентера.

Но переговоры не состоялись, поскольку на правом фланге отборные конники скитарии и легковооруженная пехота самовольно пошли в атаку.

На поле сражения появились конные грейтунги и аланы, буквально смявшие слишком храбрых скитариев. Левофланговая конница римлян, так и не успев развернуться, попала под удар других кавалерийских отрядов готов, а в центре ожесточенно рубилась пехота.

«Все покрылось черной кровью…»

Историк Аммиан Марцеллин писал: «Можно было видеть, как варвар в своей озлобленной свирепости с искаженным лицом, с подрезанными подколенными жилами, отрубленной правой рукой или разорванным боком, грозно вращал своими свирепыми глазами уже на самом пороге смерти; сцепившиеся враги вместе валились на землю, и равнина сплошь покрылась распростертыми на земле телами убитых. Стоны умирающих и смертельно раненных раздавались повсюду, вызывая ужас. В этой страшной сумятице пехотинцы, истощенные от напряжения и опасностей, когда у них не хватало уже ни сил, ни умения, чтобы понять, что делать, и копья у большинства были разбиты от постоянных ударов, стали бросаться лишь с мечами на густые отряды врагов, не помышляя уже больше о спасении жизни и не видя никакой возможности уйти. А так как покрывшаяся ручьями крови земля делала неверным каждый шаг, то они старались как можно дороже продать свою жизнь и с таким остервенением нападали на противника, что некоторые гибли от оружия товарищей. Все кругом покрылось черной кровью, и куда бы ни обратился взор, повсюду громоздились кучи убитых, и ноги нещадно топтали повсюду мертвые тела».

Римляне дрогнули после того, как аланы и грейтунги переместились с правого фланга на левый и окончательно подавили их кавалерию.

Пехота Валента с двух сторон оказалась зажата в клещи и сбилась в плотную массу. Те, кто мог вырваться, обращались в бегство, благо дорога назад оставалась свободной. До последнего продолжали сражаться и практически полностью полегли два легиона — ланциарии и маттиарии.

Император, оказавшийся в разгар битвы на самом опасном участке, был ранен стрелой. Что произошло дальше — неясно. По одной версии, через некоторое время он испустил дух. По другой — несколько евнухов и придворных отнесли его в какую-то хижину и попытались спрятать на чердаке. Ближе к вечеру занимавшиеся сбором добычи готы решили в эту хижину войти, столкнулись с теми, кто в ней находился, и, не желая тратить время и силы, эту хижину просто спалили.

В общем, император пропал без вести, а римская армия потеряла две трети своего состава.

Путь в пропасть

Фритигерн не получил от своей победы никакой пользы. Так и не научившись брать города, варвары продолжали рыскать по Балканам в поисках продовольствия до самой его смерти в 380 году. И только вернувшийся с Карпат и объединивший готов Атанарих придал этому хаосу некоторую осмысленность.

Хуже для римлян было другое. Сменивший погибшего Валента и в последний раз объединивший Римскую империю в единое целое Феодосий восстанавливал военную мощь Рима на совершенно иных принципах. Вместо полноценной регулярной армии он предпочитал покупать наемников среди варваров, причем зачастую покупал их целыми племенами. И первой его крупной «покупкой» стал Атанарих со своими вестготами.

Краткосрочные тактические задачи этот метод решил, но даже не в очень долгосрочной перспективе это был путь в пропасть. Ведь стоило таким «союзникам» не заплатить вовремя и в требуемом объеме, как они сразу бросались на хозяина.

Гибельность такого пути подтвердилась в 410 году, когда вестготы захватили и разграбили Рим. А в 476 году Западная империя рухнула окончательно, когда Ромул Августул сдал свои регалии предводителю наемников-варваров Одоакру.

Наступило Средневековье.

Дмитрий МИТЮРИН