Графиня Юлия Самойлова была яркой личностью. Она не писала стихи, как Пушкин, но, как и он, восстала против мнения света. А проще говоря — жила так, как хотела.

Дочь своего дедушки

Юлию Самойлову, урожденную Пален, окружали выдающиеся люди. Ее воспевали в стихах Александр Пушкин и Евгений Баратынский — крупнейшие поэты эпохи.

Ее обожали рисовать живописцы, в особенности Карл Брюллов. С этим художником Юлию Павловну связывали самые теплые отношения. На его знаменитой картине «Последний день Помпеи» Самойлова изображена четыре раза: в виде лежащей девушки с обнаженной грудью, в виде матери, защищающей своих детей, в виде молодой женщины рядом с молодым человеком, которого художник написал с себя, и в виде женщины с кувшином на голове.

Одного этого было бы достаточно, чтобы войти в историю. Но Самойлова — ко всему прочему  -держала светский салон. И вела себя вовсе не так, как хотелось бы Николаю I, любившему выступать в роли строгого, но справедливого отца, который преподает своим чадам основы нравственности. Но она плевать хотела на царские одергивания.

Откуда такая независимость? Возможно, сказывалось происхождение.

Лихой нрав Юлия унаследовала от матери — Марии Скавронской. А Скавронские, между прочим, родственники императрицы Екатерины I.

Мать Юлии вышла замуж за Павла Палена, сына того самого Палена, который возглавил заговор, приведший к убийству Павла I. Это был брак по любви, даже, можно сказать, по большой любви: Мария Скавронская пошла против воли родителей, не желавших видеть зятем сына цареубийцы.

Марии пришлось оставить Петербург и вместе с мужем скитаться по гарнизонам. В каком-то селе Волынской губернии она произвела на свет дочь Юлию.

Девочка не походила на своих светловолосых родителей. Зато все отмечали ее сходство с любовником матери — Юлием Литтой. Который — о ужас! — являлся не только любовником, но и отчимом Марии Скавронской. То есть, вполне вероятно, настоящим отцом Юлии Павловны был ее официальный дедушка.

Юлий (Джулио) Литта сделал в России блестящую карьеру — дослужился до обер-камергера и вице-адмирала. Но по происхождению он был итальянцем. Итальянские черты отмечали и во внешности Юлии Павловны.

Это не укрылось и от официального отца — Павла Палена, который почти сразу после рождения Юлии отказался от нее и никогда с ней не общался. Зато приемный «дед-отец» Литта баловал «внучку-дочь» и оставил ей часть своего несметного состояния.

Любовница императора

В 15 лет началась яркая светская жизнь Юлии. Она стала фрейлиной императорского двора. Пылкая темпераментная брюнетка выделялась в толпе юных прелестниц. Баратынский в стихотворении «Бал» описал ее так:

Уж газ на ней, струясь, блистает;
Роскошно, сладостно очам
Рисует грудь, потом к ногам
С гирляндой яркой упадает.
Алмаз мелькающих серег
Горит за черными кудрями…

Ходили слухи, что юной фрейлиной не на шутку увлекся Александр I. Затем, как водится, поостыл и решил найти ей жениха. И, конечно, нашел. Юлию выдали замуж за графа Николая Самойлова, обаятельного красавца, но патологического мота и картежника.

За страсть к картам Самойлов получил кличку Мелок (мелом записывался счет в игре). Карточные долги Мелка достигли такой суммы, что его мать стала подыскивать сыну, который за красоту получил еще одно прозвище — Алкивиад, богатую невесту. Астрономическая сумма приданого Юлии Пален устроила родителей Мелка-Алкивиада. Семья Юлии также стремилась выдать ее замуж. Если верить слухам, девица Пален забеременела от Александра I и сделала аборт, который навсегда лишил ее возможности иметь детей.

В общем, и жених, и невеста пошли под венец, чтобы скрыть свои грехи: он — финансовые, она — любовные.

Юлия была в восторге от жениха, а вот он от нее — совсем даже не в восторге. Ему нравилась другая — Александра Римская-Корсакова, входившая, кстати, в донжуанский список Пушкина.

Но выбирать не приходилось, и Николай Самойлов женился на Юлии Пален, ставшей графиней Самойловой.

Извержение Везувия

Молодой супруг быстро сориентировался: вместе с управляющим имением жены вовсю транжирил ее деньги. Граф Самойлов никогда не был бабником: его занимали карты и холостяцкие кутежи. Зато Юленьку увлекали любовные приключения.

Итог этого брака был грустен: всемогущий «папа-дедушка» Литта смог опротестовать векселя Самойлова и заставил картежника вернуть приданое жены. А супруги, устав от бесконечных скандалов, разъехались.

Графиня Самойлова не сильно переживала: она почувствовала вкус свободы и стала жить в свое удовольствие. Благо средства позволяли.

Для начала Юлия Павловна поехала в Италию — страну своей мечты. Она купила себе дворец в Риме, обставила его с неслыханной роскошью и стала покровительствовать искусствам. Среди ее гостей были композиторы Беллини, Доницетти, Россини. А дочерей композитора Пачини Юлия Павловна усыновила. Этих девочек изобразил на картине «Всадница» Карл Брюллов.

С Брюлловым Самойлова познакомилась в Риме. «Берегитесь ее, Карл!» — предупреждал художника его приятель. Впрочем, нехорошие слухи ходили и про Самойлову, и про Брюллова. Поговаривали, что из-за графини покончил с собой ее обожатель, а из-за Брюллова утопилась в Тибре его поклонница. Юлия и Карл путешествовали по Италии. Часто гостивший в этой стране Николай Гоголь писал о Самойловой: «Она — не женщина Рафаэля, с тонкими, незаметными, ангельскими чертами, — она женщина страстная, сверкающая, южная, италианская во всей красоте полудня, мощная, крепкая, пылающая всей роскошью страсти, всем могуществом красоты, — прекрасная как женщина».

Самойлова стала моделью Брюллова. Но этим дело не ограничивалось. «Наши отношения выходили за все принятые рамки», — утверждала графита. Действительно, их страсть напоминала извержение Везувия, которое Карл Павлович изобразил на своем великом полотне.

Она звала Брюллова Бришкой. А ведь современники характеризовали художника как человека эгоистичного, неровного и неуемного в гневе. Но Самойлова и сама была натурой страстной.

Плата за титул

В 1829 году Юлия Павловна получила в наследство имение Графская Славянка под Петербургом. По ее просьбе архитектор Александр Брюллов, брат художника, взялся его перестраивать. Сергей Пушкин, отец поэта, побывал в Графской Славянке и пришел в восторг: «Это сокровище, невозможно представить себе ничего более элегантного в смысле мебелей и всевозможных украшений. Все ходят смотреть это, точно в Эрмитаж».

Когда работы были закончены, графиня возвратилась в Россию. Художник Петр Соколов вспоминал: «Самойлова вернулась из-за границы и появилась на вокзале в Павловске с целой свитой красавцев — итальянцев и французов …ее сочные уста, вздернутый нос и выражение глаз как будто говорили: ’’Мне нет дела до мнения света!”»

В Графскую Славянку потянулись поэты, художники, музыканты. Но атмосфера была не совсем салонная. Об оргиях, которые устраивала графиня, ходили жуткие сплетни. Говорили, что Самойлова сама зазыввала гостей в свою постель. А тех, кто сопротивлялся, в ее спальню тащили крепостные.

«Сексуальная революция», которую Юлия Павловна устроила в одном отдельно взятом имении, возмутила Николая I. И он отправил развратницу под присмотр в ее дворец на Елагинском острове в Петербурге. Там, конечно, было поскромнее: например, отсутствовал бассейн, наполненный шампанским, в котором графиня любила купаться обнаженной. Но оргии продолжились.

В конце концов царю этот рассадник разврата надоел. И Николай I дал понять Самойловой, что ей лучше покинуть Россию. Она уехала в Италию.

В 1839 году графиня вернулась в Россию, чтобы уладить дела, связанные с наследством. И встретилась с Брюлловым. К этому времени он успел жениться и разойтись с женой — выяснилось, что она состояла в кровосмесительной связи с собственным отцом. Самойлова, как могла, утешила Бришку. А он написал портрет графини и ее приемной дочери.

Юлия Павловна решила помириться с мужем — Николаем Самойловым. Но он умер за несколько дней до встречи. И Самойлова уехала из России навсегда.

Стареющую красавицу преследовали несчастья. В 1846 году она вышла замуж за тенора Джованни Пери. Брак с иностранцем лишил ее графского титула. А семейное счастье оказалось недолгим: в том же 1846 году Пери умер от чахотки.

Самойлову сильно беспокоила утрата титула. Чтобы вернуть его, она обвенчалась с разорившимся графом Шарлем де Морнэ. Ей было 60 лет, ему — 66. Брак был, в сущности, фиктивным, супруги почти сразу разъехались.

Юлии Павловне пришлось дорого заплатить за графский титул, причем в прямом смысле — она выплачивала мужу содержание. Денег требовали и приемные дочери. Под конец жизни женщина, когда-то купавшаяся в роскоши, разорилась. Старая и никому не нужная, она скончалась в Париже в 1875 году. Ее похоронили на кладбище Пер-Лашез рядом со вторым мужем.

Мария КОНЮКОВА