Тот самый Мелехов

Даже в богатой шедеврами русской литературе трудно найти образы столь же запоминающиеся, как главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов. Не менее ярок был и прототип этого персонажа - лихой казак Харлампий Ермаков, успевший не по одному разу послужить и у белых и у красных, и закончивший жизнь в чекистских застенках.

Фамилия главного героя в первой редакции «Тихого Дона» была Ермаков. Правда, Абрам, а не Харлампий.

Вот как описывал прототипа участник Гражданской войны со стороны красных казак из хутора Базки Яков Фотиевич Лосев: «Наш Харлампий, черный, горбоносый, красивый и взбалмошный...»

А вот что рассказывала об отце учительница и орденоносец Пелагея Ермакова (в замужестве Шевченко): «Рискованный был казак. Был левша, но и правой рукой вовсю работал. В бою, слыхала я от людей, бывал ужасен. Примкнул к красным в 1918 году,а потом белые его сманули к себе, был у них командиром. Мама наша умерла в 1918 году. Он приехал с позиций, когда ее уже похоронили. Худой... исчерна-мрачный. И ни слезинки в глазах. Только тоска...»

Сходство с Мелеховым очевидно.

А теперь сравним жизненные пути двух казаков - реального и вымышленного.

Харлампий Ермаков родился 7 февраля 1891 года в хуторе Антиповом Вешенской станицы Области Войска Донского. Григорий Мелехов, судя по роману, родился годом позже, в вымышленном хуторе Татарском, той же станицы Вешенской.

Ермаков призван на действительную военную службу в январе 1913 года в 12-й Донской казачий полк, квартировавший в местечке Радзивилов. В тот же самый полк призван и Мелехов, только опять-таки годом позже - в январе 1914-го. Участие и Мелехова и Ермакова в Первой мировой войне заканчивается в ноябре 1916 года, после ранения на Румынском фронте. Сторону большевиков и тот и другой принимали в январе 1918 года, когда на Дону разгорелись бои между красными отрядами Голубова и Подтелкова и белыми добровольцами есаула Чернецова.

Оба вскоре получили ранения: Ермаков - в бою под станцией Лихая; Мелехов - под станцией Глубокая.

И тот и другой присутствовали при сцене, когда Подтелков зарубил пленного Чернецова. Оспаривая подачу этого эпизода в «Тихом Доне», советские исследователи утверждали, будто, представ перед Подтелковым, Чернецов выхватил спрятанный пистолет, который «по счастью, дал осечку», так что действия красного командира были не зверской расправой, а всего лишь необходимой самообороной. Но Шолохов в своем описании основывался именно на рассказе Ермакова, где никакого пистолета не было и в помине.

Весной 1918 года и Ермаков и Мелехов разочаровались в большевиках, приняли участие в охватившем Донской край контрреволюционном восстании. Присутствовали со своими отрядами при казни Подтелкова и его бойцов.

И тот и другой, подобно основной массе казаков, разочаровались позднее и в Белом движении, результатом чего стало фактическое открытие фронта и занятие Донской области большевиками в январе 1919 года.

И, наконец, «звездный час» Ермакова и Мелехова - восстание верхнедонских станиц, известное под названием Вешенского.

Участие в нем приняли около 30-35 тысяч казаков, сформированных в пять дивизий. Командующим был избран выслужившийся из нижних чинов подъесаул (примерно старший лейтенант) Павел Назарьевич Кудинов.

Восстание началось в ночь с 26 на 27 февраля, а 1 марта наскоро сколоченный Харлампием Ермаковым отряд выступил на станицу Каргинскую. Впоследствии на допросе в ОГПУ он следующим образом вспоминал о своем участии в тех событиях: «5-го марта 1919 года старики-казаки выбрали меня командиром сотни. Я со своей сотней участвовал в бою под станицей Каргинской, где было взято: пехоты 150 человек, 6-7 орудий и другое. Некоторые из красноармейцев были приговорены к расстрелу, но я создал такую обстановку, что они остались живы».

По очевидным причинам, Ермаков не упоминает о том, что во время рейда на Каргинскую он лично взял в плен комиссара Лихачева, смерть которого от руки конвоировавших его казаков можно считать одн им из самых жутких эпизодов «Тихого Дона».

В 1960-х годах живший в Болгарии Павел Кудинов рассказывал советскому журналисту: «Возглавлял первую (в романе - мелеховскую) дивизию хорунжий, георгиевский кавалер из хутора Базки Харлампий Васильевич Ермаков. В романе он у Григория Мелехова командует полком. Ермаков был храбрый командир, забурунный казак. Многие его приметы, поступки и выходки Шолохов передал Григорию Мелехову... Я Харлампия знал хорошо. Мы с ним - однополчане. И его семейную драму я знал. Его жена трагически умерла в восемнадцатом году, оставив ему двух детишек. А его заполонила новая любовь. Тут такие бои, земля горит под ногами, а Харлампий любовь крутит-мутит... Порубил Харлампий Ермаков матросов в бою, а потом бился головой об стенку. И эти его вечные вопросы "Куда мы идем? И за что воюем?"- тоже правда».

Ермаков действительно появился в романе в качестве подчиненного комдива-1 Мелехова и даже пил с ним за «нашу погибель». Погибель, впрочем, пришла не сразу.

После объединения с прорвавшейся на Дон группой генерала Секретева (7 июня 1919 года) повстанческая армия была расформирована, а ее бойцы влились в состав возглавляемых Деникиным Вооруженных Сил Юга России (ВСЮР).

Лидеров восстания понизили в званиях. Выше командира сотни у белых Ермаков не поднимался, хотя сражался умело и храбро.

А что же любовь, та самая, которая столь некстати «крутила-мутила» Харлампия? Звали ее Ольга Солдатова. Она действительно сопровождала Ермакова во время отступления к Новороссийску, но заболела тифом и была оставлена в одной из деревень на попечение чужих людей.

Сам Харлампий сдался красным 3 марта 1920 года. По счастью, попал он в 1-ю Конную армию к Буденному, который и сам был донским уроженцем и как раз в это время формировал из перешедших от белых казаков несколько новых соединений.

Ермакова назначили командиром сотни в 3-й Донской отдельный Советский конный полк, а затем переместили на должность командира эскадрона. Он успел повоевать против поляков и врангелевцев, был дважды ранен, получил наградную шашку, некоторое время исполнял должность командира полка, а завершил карьеру начальником кавалерийской школы в Майкопе.

Из Красной армии уходить Ермаков не хотел, но угодил под сокращение как человек с сомнительным прошлым. Домой он вернулся 5 февраля 1923 года, и довольно скоро был арестован по обвинению в организации Вешенского восстания. В своих объяснениях Ермаков, естественно, затушевывал свое участие в тех событиях, объясняя, что «был внезапно захвачен в плен белыми, насильственным путем оставался у них на службе - едва не силою оружия принужден был занять должность командира отряда».

В защиту арестованного его земляки подписывали прошения, причем одно из них было составлено комсомольской ячейкой хутора Базки, возглавляемой будущим мужем Пелагеи Ермаковой. И Харлампия отпустили.

Именно в период между первым и вторым арестами (с июля 1924-го и до конца 1926-го) с ним и общался Михаил Шолохов. Часами Ермаков рассказывал о своей жизни и даже показательно рубил березовые чурки знаменитым «баклановским ударом».

Харлампий к этому времени успел жениться вторично, на молодой женщине по имени Анна, работал в сельсовете и хуторском комитете взаимопомощи. Казалось, жизнь налаживалась, но в январе 1927 года последовал новый арест.

В обвинительном заключении указывалось, что «Ермаков Харлампий Васильевич... во время выборов руководил группировкой, которая агитировала против коммунистов на проведение своих лиц, объединяет вокруг себя кулаков, агитирует против Соввласти, старается провести лиц, лишенных права голоса...» Разумеется, припомнили ему и Вешенское восстание.

Последним в уголовном деле Ермакова хранится акт, где говориться, что он был расстрелян 17 июня 1927 года по специальному решению Коллегии ОГПУ, возглавляемой Генрихом Ягодой.

Неизвестно, как встретила известие о казни Ермакова его жена, но та самая Ольга Солдатова, которая уже вернулась и снова жила со своим законным супругом, как рассказывают, пошла за 100 верст пешком, чтобы на коленях выпросить у чекистов тело Харлампия.

Не отдали.

Дмитрий МИТЮРИН