На протяжении многих лет европейцы называли Россию полудикой страной, где живут варвары. Считалось, что нормы цивилизации не подходят для московитов, ибо их мозг не способен к прогрессу. Но все эти мифы развеивались, едва европейские «освободители» вторгались в пределы России. Они вели себя так, что на их фоне каннибалы Африки могли показаться невинными детьми.

Еще при жизни царя Бориса Годунова в пределы Московского царства вторглись польские захватчики во главе с Лжедмитрием I. Самозванца убили во время бунта, поднятого боярином Василием Шуйским. Через три года Шуйский был низложен боярами, пригласившими на трон польского принца Владислава. В стране царила Смута.

Гости с гонором

Кризис заставил бояр искать выход из положения. Решив, что главной причиной бед на Руси является польский король Сигизмунд III, они попросили на царствование его 15-летнего сына Владислава. Правда с условием: польский царевич должен принять православие и передать большинство полномочий Боярской думе.

Приглашенные в Москву поляки пришли с намерением «осчастливить» полудикий, по их мнению, народ истинной верой — католичеством. А потому перед русскими святынями не испытывали никакого пиетета. Вот что пишет немецкий очевидец тех событий Конрад Буссов: «В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными камнями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах; на пиво и мед на этот раз не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах — французского, венгерского и мальвазии».

На тот момент некогда грозное Московское царство пребывало в совершенном упадке. Государство, как таковое, прекратило существование, подданные были в смятении и присягали всем, кто мог силой подкрепить свои права на престол. Сами бояре не знали, что делать и кому кланяться.

Весной 1611 года Москву осадили казаки Дмитрия Трубецкого, к которым присоединилось народное ополчение. На помощь осажденным шла польская армия гетмана Ходкевича, а возле Смоленска лагерем встал польский король Сигизмунд. Учитывая, что страна вновь могла оказаться под прессом инородцев, в Ярославле староста Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский собрали второе ополчение и пошли к Москве.

22 августа 1612 года состоялось битва Минина и Пожарского с гетманом Ходкевичем, завершившаяся победой русских войск. На следующий день поляки отступили от Москвы, оставив продовольственный обоз. Провизия предназначалась для шляхты, укрывшейся за мощными стенами Китай-города и Кремля. Лидеры ополчения здраво рассудили, что в таком случае надобности в штурме нет, ибо поляки с голода сами должны сдаться.

Чтобы ускорить события, Пожарский пообещал полякам жизнь и даже возвращение на Родину, но те не спешили открывать ворота Кремля. Ответ заносчивых шляхтичей был похож на плевок. Ополченцев они обозвали бунтовщиками и ослами, а всех русских — подлейшим народом. Тогда Минин и Пожарский решили довериться русской поговорке «Голод — не тетка!».

«Книжный» голод

На самом деле поляки надеялись, что вот-вот к ним подойдет король Сигизмунд и выручит их. А король, узнав о поражении Ходкевича, повернул обратно в Польшу. Зато его подданные считали Москву уже владениями польской короны и рассматривали себя как защитников Кремля!

Кроме того, по мнению поляков, верить врагу было опасно. Паны и сами не раз применяли тактику, когда обещания сохранить жизнь оставались просто обещаниями, а чересчур доверчивых ожидала жуткая расправа. Ведь поляки знали, что русские их ненавидят. Шутка ли — только за один день разгневанные и пьяные иноземцы вырезали семь тысяч москвичей?!

Польский историк Казимир Валишевский писал: «Сопротивление командира польского гарнизона Струся и товарищей, продлившись до ноября 1612 года, искупило бы много польских ошибок, если бы, доводя военную доблесть до крайних пределов, эти дивные воины не перешли пределов допустимого для цивилизованного человечества. Поляки упорно ожидали короля и, судя по их поведению, несмотря на самые ужасные испытания, не теряли душевной твердости. На предложения противников они отвечали бранью и насмешками. Виданное ли дело, чтобы дворяне сдавались скопищу мужиков, торгашей и попов».

Первые дни осады поляки подъедали старые запасы. Потом в котел пошли кошки, собаки, вороны и голуби. Есть траву, которой паны так любили кормить крестьян, оказалось накладно — снег в том году выпал рано и засыпал землю. Настоящей удачей стала находка рукописей. «Они пользовались для приготовления пищи греческими рукописями, найдя большую и бесценную коллекцию их в архивах Кремля, — писал Валишевский. — Вываривая пергамент, они добывали из него растительный клей, обманывающий их мучительный голод». Но книги быстро кончились, а голод остался. Вместе с захватчиками терпели лишения и сотни русских людей, оставшихся в Кремле. Среди них были боярские семьи, которые, помимо голода, рисковали головой, ибо обезумевшие от голода инородцы были способны на что угодно. И это «что угодно» случилось: люди стали есть людей.

Польский полковник Будзило, имевший несчастье оказаться в те дни в Кремле, так описывал наблюдавшийся там ужас: «Я многих видел таких, которые грызли землю под собой, свои руки, ноги, тело. А хуже всего, что они хотели умереть и не могли. Они камни и кирпичи кусали, прося Господа Бога, чтобы они сделались хлебом, но откусить не могли».

Кремлевский ужас

Польские интервенты при осаде в Кремле ели и продавали трупы своих однополченцев

В таком состоянии поляки стали есть умерших товарищей. Трупы выкапывали из могил, отрезали от них еще не прогнившую плоть и кидали в котел. За несколько недель поляки обглодали около 800 трупов, но о сдаче никто не заикался. Более того, предполагая, что осаде не будет конца, поляки стали солить человеческое мясо в бочках. «Человечье мясо солили в кадках и продавали: голова стоила 3 злотых», — писал Будзило.

Когда могилы опустели, шляхтичи решили убивать оставшихся в Кремле русских. Первыми в ход пошли пленники, потом — все, до кого можно было добраться. Боярские подворья были закрыты на все замки, ибо для голодных безумцев было все равно, кто перед ними. В одном из них укрылась семья боярина Романова, в том числе и отрок Михаил — будущий первый царь из династии Романовых.

Вслед за мертвецами и православными поляки стали убивать и друг друга. Казимир Валишевский в своих трудах приводит другое воспоминание: «…лейтенант и гайдук съели каждый по двое из своих сыновей; другой офицер съел свою мать! Сильнейшие пользовались слабыми, а здоровые — больными. Ссорились из-за мертвых, и к порождаемым жестоким безумием раздорам примешивались самые удивительные представления о справедливости. Один солдат жаловался, что люди из другой роты съели его родственника, тогда как по справедливости им должен был питаться он сам с товарищами. Обвиняемые ссылались на права полка на труп однополченца, и полковник не решился прекратить эту распрю, опасаясь, как бы проигравшая тяжбу сторона из мести за приговор не съела судью».

Спесивые шляхтичи в прямом смысле занимались самопожиранием. Съеден был также и польский перебежчик, собиравшийся открыть русским ворота одной из кремлевских башен.

Конец этому кошмару положили русские войска. 1 ноября 1612 года ополчение Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяло Китай-город, и гарнизон отступил в Кремль. Еще через четыре дня, поняв безвыходность ситуации, поляки начали переговоры о сдаче и, получив обещание сохранить им жизнь, открыли ворота Кремля. То, что увидели победители, ввергло их в состояние шока: возле кострищ валялись человеческие кости и черепа, а в котлах виднелись человеческие останки. «Просвещенная» Европа в очередной раз показала «варварам» свой истинный лик.

Немногочисленные выжившие людоеды были отправлены под конвоем в остроги по разным городам России. Большинство из них погибло в первый же год, но кое-кто уцелел и вернулся на Родину. Вместе с поляками из Кремля вышли и находившиеся там бояре во главе с Федором Мстиславским. Среди них был боярин Иван Романов с семьей своего брата Федора. 11 июля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялось венчание Михаила Федоровича на царство, ознаменовавшее появление на русском престоле династии Романовых.

Алексей МАРТОВ