В начале XVIII столетия прогремело имя разбойника Картуша, терроризировавшего столицу Франции. Впервые в истории вместо обыкновенной шайки им была создана профессиональная преступная группировка, основанная на строгой армейской дисциплине и субординации.

В 1715 году, после смерти короля Людовика XIV, бразды правления принял регент — герцог Филипп Орлеанский. Ему досталась страна сильно обнищавшая, переживавшая глубокий экономический спад. Герцог пытался поправить дела за счет войн с Испанией в американских колониях, но лучше не стало.

В смутные времена

Поэтому, когда в Париж вернулся авантюрист и спекулянт, шотландец Джон Ло, Филипп вполне доверился своему старому знакомому. Тем более что тот предложил простую и гениальную комбинацию — «финансовую пирамиду», то есть добывание средств путем выпуска не обеспеченных золотом бумажных денег. Спекуляция акциями созданного им Banque generale, вскоре ставшего государственным банком, быстро привела к их удорожанию. В течение нескольких месяцев ажиотаж среди публики был безудержным. Перепродажей акций создавались огромные состояния. Даже знатные герцоги, графы и маркизы со своими женами часами толпились вместе с простонародьем на улице Кенкампуа, у здания Королевского банка, в ожидании новых сверхприбылей.

Почти за два десятка лет до этих событий, около 1695 года, в Париже, в семье трактирщика (по другой версии — рабочего-бочара) родился мальчик — Луи-Доминик Бургиньон. Учился он в иезуитской школе и, как утверждала народная молва, даже знал латынь. В этой школе, куда ребенок попал из милости, он чувствовал себя униженным по сравнению с состоятельными учениками, и, вероятно, там и началась его криминальная карьера: Луи-Доминик промышлял мелкими кражами у товарищей. Но преступником юноша стал не сразу. Поначалу ему довелось поработать полицейским осведомителем, затем он подался в армию, где занимался вербовкой солдат. Задача заключалась в том, чтобы подпоить такого же, как он, молодца, и заставить его выпить «за здоровье короля». Эта роковая формула превращала человека в солдата, а вербовщик получал деньги за каждого рекрута. Пришлось ему и повоевать. И уже после войны, в числе других бывших солдат, отпущенных по домам из соображений «экономии», он очутился в Париже как раз в момент финансовой оргии, разыгранной Джоном Ло на улице Кенкампуа.

Именно тогда произошло очередное «превращение». Бывший солдат стал вором по прозвищу Картуш. Он собрал в Париже своих товарищей по оружию. Явилось человек двести исхудалых, озлобленных людей, перед которыми Картуш держал речь, указав на их печальное и недостойное положение, обратив внимание на то, что пока они проливали свою кровь за родину, «лучшее» общество занималось узаконенным грабежом страны. Товарищи его единодушно поддержали. Оставалось приступить к делу.

Прежде всего, на спекулянтов с улицы Кенкампуа обрушилась жестокая кара. В ревущей толпе люди Картуша действовали с необычайным успехом. Ежедневно несколько успешных «акционеров» обнаруживали, что их «финансы» утекали в чьи-то руки. Но ни разу в течение года не удалось обнаружить похитителей. И лишь впоследствии выяснилось, что стражники, охранявшие порядок на биржевой улице, поголовно состояли в преступной организации Картуша.

Жестокость и великодушие

Постепенно поле деятельности Картуша расширялось, а навыки совершенствовались. За короткое время им была создана в Париже сеть осведомителей. Более двух тысяч человек работали на него, что позволяло совершать тщательно продуманные и всегда удачные ограбления, в том числе и за пределами столицы. У Картуша были свои оружейные мастера и врачи, ювелиры, занимавшиеся переделкой и продажей украденных драгоценностей, свои гостиницы и трактиры, где происходили встречи и совещания, хранились украденные вещи; повсюду сновали агенты, устраивавшие членов банды на работу прислугой в богатые дома. Но Картуш особенно заботился о людях в полиции и в воинском гарнизоне. В организации состояло несколько сот офицеров и солдат гвардии и даже сам главный начальник охраны безопасности Парижа и округа Иль-де-Франс.

С такими сообщниками, разумеется, приходилось делиться. Но организация работала на славу. Шла настоящая осада Парижа бандитами. Напрасно обыватели ставили железные решетки на окнах: люди Картуша изобрели длинные и тонкие крючки, при помощи которых можно было извлечь любой предмет из комнаты, а главное, налеты обычно осуществлялись при помощи сообщников из числа домашней прислуги.

Одно из наиболее громких дел — ряд ограблений королевского дворца, во время которых были похищены серебряная посуда, украшенная драгоценными камнями, тяжелые золотые канделябры и шпаги с серебряными рукоятками, принадлежавшие регенту Франции. Потеряв почти все, в том числе и шпаги — символ дворянской чести, возмущенный регент распорядился на оставшемся оружии снять серебряные рукоятки и заменить их стальными. Через несколько дней он получил обратно один из украденных клинков вместе с письмом Картуша, который отмечал, что недостойно величайшего грабителя королевства лишать заработка своих бедных подданных.

Картуш не останавливался и перед «мокрыми» делами. Его люди совершили десятки убийств. В своей организации главарь поддерживал строжайшую дисциплину, лично жестоко карая изменников и ослушников. Но Картуш мог быть и «великодушным». Известна история, когда, прогуливаясь по набережной Сены, он заметил и удержал человека, пытавшегося броситься в воду. Самоубийца объяснил хорошо одетому господину, что разорен, но должен на следующий день уплатить 27 тысяч ливров кредиторам. «Успокойтесь, — сказал элегантный прохожий, — идите домой, спите спокойно и завтра пригласите ваших кредиторов, а я все устрою».

На следующий день «неизвестный» явился и уплатил долг. Счастливчик умолял своего спасителя назвать себя, но тот наотрез отказался. Он угощал бывшего должника и его кредиторов бургундским вином, а когда стемнело, встал из-за стола и заметил, что уже поздно и пора расходиться. Через несколько минут, уже на улице, на кредиторов напали разбойники и отобрали не только 27 тысяч ливров, но и все, что у них при себе было.

Предать предавших

Четыре года продолжалась эта криминальная вакханалия. В конце концов, полиция назначила большую награду за поимку короля преступного мира. Тем не менее организация Картуша погибла от внутреннего разложения. С годами главарь становился все более нервным и жестоким, и его помощники начали бояться за свою жизнь. В итоге один из них, некто Дюшатле, польстился на золото и сдал своего вожака.

Арестованный Картуш стал героем дня. В нескольких театрах готовились к постановке пьесы о нем. Актеры получили разрешение видеться с ним, и в тюрьме была устроена репетиция под его личным руководством. Однако на допросах, несмотря на жестокие пытки, он отрицал все, даже свое имя, надеясь на то, что соратники рано или поздно вызволят его из тюрьмы. Картуш до последнего момента наивно верил в то, что подельники, с которыми он честно делился награбленным добром, не дадут ему умереть.

Для следователей и полиции причина такого поведения обнаружилась только в день казни. Когда Картуша уже привели на лобное место, он посмотрел на собравшихся, убедился в том, что среди толпы нет его людей, и вдруг потребовал нового допроса: мол, теперь он скажет все. И в течение полутора суток, пока публика, ожидавшая казни, ела, пила и спала на площади, Картуш перечислял адреса, имена и фамилии своих сообщников и называл всех, кто получал от него хоть какую-то мзду. Его тщательно записанное «последнее слово» заняло 36 листов. Казнь еще не началась, а полиция согласно его показаниям успела задержать более четырехсот человек, прямо или косвенно состоявших в банде. Каждого из вновь арестованных приводили в тюрьму. И каждому Картуш объяснял: «Вы клялись освободить меня в случае ареста, хотя бы и ценою вашей жизни. Это слово вы нарушили, и за это я предаю вас со своей стороны». Последней, по легенде, в полицию доставили некую красавицу. Когда она пришла, Картуш заявил, что она ни в чем не виновна, и он хотел только проститься с ней. Затем он выпил стакан вина за здоровье судей и мужественно вышел навстречу смерти. Луи-Доминик Картуш был приговорен к публичному колесованию и казнен 28 ноября 1721 года на Гревской площади (ныне — площадь Отель-де-Вилль в Париже).

Михаил ЕФИМОВ