Ледяные тропы Тибета

Шведский ученый Свен Гедин во всем мире считался первопроходцем тибетских перевалов. Но в СССР его почти не знали, ибо швед имел несчастье признаться в симпатиях к Гитлеру.

У каждого первопроходца свой путь в науку. Для шведа Свена Гедина такой отправной точкой стало торжественное прибытие в Стокгольм в 1880 году полярного исследователя Нильса Норденшёльда. Событие произвело на 15-летнего подростка такое впечатление, что он тоже решил стать исследователем «белых пятен» планеты.

Еще одним кумиром Гедина стал немецкий исследователь Китая барон Фердинанд фон Рихтгофен. Читая его книги, Свен укрепился в идеях пангерманизма, полагая, что именно потомки древних германцев и есть основная движущая сила цивилизации.

В свое первое путешествие Свен отправился в 20 лет вместе с приятелем Эрхардом Сандгреном. В Баку, в нефтяной компании работал отец последнего. Именно там Свен прошел курс обучения топографии и стал применять полученные навыки на практике.

Кроме того, он засел за изучение сразу нескольких языков - латинского, французского, немецкого, персидского, русского, английского и татарского. Позднее в этот список добавились турецкий, киргизский, монгольский, тибетский и несколько диалектов китайского языка.

В Баку Гедин пробыл до 6 апреля 1886 года, откуда по Каспийскому морю отплыл в Иран, где посетил Тегеран, Исфахан, Шираз и Бушер. Далее на пароходе он отправился вверх по течению реки Тигр, пока не достиг Багдада. Оттуда через город Кирманшах вернулся в Тегеран и отправился на Кавказ, после чего через Черное море прибыл в Стамбул, и в итоге благополучно вернулся домой.

Путешествие на Ближний Восток, так не похожий на Западную Европу, произвело на молодого ученого неизгладимое впечатление. После возвращения в Швецию Свен написал книгу «Сквозь Персию, Месопотамию и Кавказ». Изложенная доступным языком, она нашла немало читателей, а самого Гедина заметили в географических кругах. Но Свен считал себя недостаточно образованным для дальнейших путешествий и потому поступил в университет Стокгольма, где обучался геологии, минералогии, зоологии и лингвистике. Там он защитил диссертацию по философии, а в 1889 году прошел годичную стажировку у того самого знаменитого барона фон Рихтгофена.

В апреле 1890 года Свен вновь отправился в Персию, но уже в качестве переводчика вице-консула Швеции. В Тегеране вместе с консулом он предстал перед взором властителя Персии - Насреддин-шаха. Молодой швед понравился монарху, и тот позволил ему поездку на север страны, на горный хребет Эльбурс. 11 июля 1890 года Гедин в сопровождении двух спутников взобрался на самую высокую гору Ирана - вулкан Демавенд (5670 метров), имеющий для персов культовое значение. В этих горах Свен собирал материал для своей диссертации. Обратно в Швецию ученый добирался по знаменитому Шелковому пути, посетив такие города, как Мешхед, Ашхабад, Бухара, Самарканд, Ташкент. Также Гедин заехал в городок Каракол на берегу озера Иссык-Куль, чтобы почтить память захороненного здесь русского исследователя Азии - Николая Пржевальского.

Вернувшись в Стокгольм 29 марта 1891 года, Свен сел за обработку материала. Получив в университете города Галле звание доктора наук, в 1893 году 28-летний Гедин вновь отправился в Центральную Азию - теперь для исследования Памира, Таримской впадины и северного Тибета. Маршрут экспедиции пролегал через Россию, и вскоре путешественник уже был в Петербурге. Здесь его очень тепло встретили в Русском географическом обществе и оказали помощь с транспортом и сопроводительными документами.

Выехав из Петербурга поездом, вскоре Гедин прибыл в Оренбург, где железная дорога заканчивалась вместе с европейской цивилизацией. Добравшись оттуда до Каракума на тарантасе, швед был вынужден сменить лошадей на беговых верблюдов. Отмахав еще 2060 верст, Свен прибыл в Ташкент, где его встретил русский губернатор - барон Вревский. Он оказал содействие ученому, который получил возможность нанять здесь носильщиков и транспорт. Вскоре небольшой караван тронулся в Ферганскую долину, а оттуда 23 февраля 1894 года добрался до долины Исфайрам.

Подъем по северным склонам Алайского хребта вывел путников к перевалу Тенгиз-бай, который зимой был почти неприступен. Путешественник писал об этом этапе пути: «В ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизов с заступами, топорами и кирками вперед проложить дорогу, а затем ранним утром выступил и караван. Около Каракии встретилось первое трудное место, где все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду... Я совсем изнемог. Поднялись мы на высоту 2850 метров. Ночью дала себя знать "горная болезнь"; страшная головная боль и сердцебиение продолжались и весь следующий день...» При выходе на перевал «снег лежал в 2 метра глубины. В сугробах была протоптана узкая глубокая тропа; идти по ней было все равно, что по узкой перекладине через трясину. Один неверный шаг в сторону - и лошадь совсем погружалась в снег...»

Но как бы ни было тяжело, группа упорно шла вперед и в начале марта, переправившись через реку Кизыл-Су, подошла к Заалайскому хребту. Памирские горы встретили пришельцев неласково: «После десятичасового перехода мы сделали привал среди этого царства смерти и холода, где не видно ни былинки, ни следа жизни... Мороз стоял -26°... Поздно вечером была, наконец, разбита юрта... Только в час утра в лагере... водворилась тишина. Термометр показывал -32°... Набилось нас... как сельдей в бочонок».

Поднявшись на Заалай, Гедин и его люди добрались до урочища Бордоба, где и сделали привал. Пока киргизы приходили в себя, швед отправился замерять толщину снежного покрова и температуру под снегом.

Вскоре отряд добрался до замерзшего соленого озера Кара-куль, на льду которого устроил двухдневную стоянку. Пока носильщики отдыхали, Гедин отправился замерять глубины озера, доходившие до 230 метров. Также он измерил толщину льда и температуру воды на дне. После чего экспедиция продолжила путь и 18 марта добралась до долины Мургаб.

«В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развевался русский флаг "на крыше мира". Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким "ура". Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев с шестью офицерами».

Это был самый дальний русский форпост в Центральной Азии, именуемый Памирским постом. Отдохнув здесь почти месяц, Гедин отправился далее к хребту Сарыкол, где его уже далеко не так дружелюбно встретили китайские чиновники. Они приняли шведа за русского шпиона. Тем не менее Гедин сумел договориться с ними и продолжил исследования.

Отчаянный первопроходец сделал несколько безумных попыток покорить вершину Музтагата (7546 метров), а когда это все же не удалось, отправился в пустыню Такла-Макан. Здесь Свен Гедин едва не погиб от жажды. Из всей экспедиции выжили лишь сам швед и два его спутника, остальные люди и животные умерли от обезвоживания. Также в ходе этой экспедиции, в 1896 году Свен обнаружил озеро Бостен, ранее неизвестное европейцам. Пройдя через северный Тибет и Китай к Пекину, он повернул в Монголию, а оттуда через Россию вернулся в Стокгольм.

В 1899-1902 годах Свен Гедин предпринял вторую экспедицию в Центральную Азию, а в 1905-1908 годах - третью. К 1920-м годам он стал крупнейшим ученым и специалистом по этому региону. Благодаря ему были ликвидированы многие «белые пятна» на карте Азии. В одном лишь Тибете он картографировал около 170 тысяч квадратных километров.

Впрочем, известность Гедин получил не только в научных, но и в общественных кругах. Его книги издавались даже в Советской России, но только до конца 1930-х годов. Дело в том, что будучи убежденным германофилом, Гедин открыто симпатизировал Третьему рейху. При этом он упрямо подчеркивал в своей биографии, что на 1/16 является евреем, что для нацистов было неприемлемо. Также он спас несколько еврейских семей в Германии. Тем не менее Гитлер называл его кумиром своей юности. Именно эта связь почти исключила шведа из поля зрения советской науки. Однако политика со временем сошла на нет, а заслуги Гедина перед наукой ценятся до сих пор. Скончался великий исследователь в 1952 году в Стокгольме.

Лев КАЛЛИН