Праздники имели большое значение для жителей блокадного Ленинграда. Выполнение привычных ритуалов в торжественные даты психологически связывало горожан с прежней, «нормальной» жизнью, укрепляло надежду на то, что эта жизнь снова вернется. А праздничные «подарки» от властей многим голодающим казались последним шансом на выживание.

Казалось бы, у ленинградцев имелись все основания опасаться праздников. Как показал опыт первых месяцев блокады, значимые даты немцы «отмечали» усилением обстрелов и бомбардировок. Однако с грядущими праздниками жители осажденного города всегда связывали надежды на улучшение пайков, особенно в самую суровую блокадную зиму 1941/42 годов. О том, какой восторг вызвала тогда «предновогодняя» прибавка нормы пайка 25 декабря 1941 года, вспоминали очень многие выжившие. По словам петербургского историка Сергея Ярова, подобного ликования «не было даже во время снятия блокады».

Новый год

Сам Новый год 1 января 1942 года ленинградцы отмечали по-разному. Те, у кого была возможность, стремились сделать это «как полагается» — с ночным застольем.

И речь идет не только об обитателях Смольного, не отказывавших себе в деликатесах в суровую пору. Продуктовые резервы еще оставались у многих чиновников и руководителей. К примеру, директор Архива Академии наук СССР Георгий Князев рассказывал, что по случаю праздника позвал к себе голодных «соседок-старушек», чтобы выпить с ними вина. Его новогодний стол можно было бы назвать роскошным — Князев поставил перед гостями «коробочку крабов из «аварийного запаса»».

Праздничное меню инженера Обуховского завода Дмитрия Богданова было попроще, но многие, впрочем, о таком могли только мечтать: «Вчера встречали Новый год, съели по одной тарелке мучного супа, грамм по 30 мяса, грамм по 120 хлеба, выпили вина около 3/4 литра разливного, пива по три стакана, по маленькому кусочку шоколада, который был выдан Диме, и мы встретили Новый год, в кругу своих, т.е. Я, Розочка, Дима и Мама», — писал в дневнике Богданов.

Для детей в семьях «по-старому» наряжались елки. Взрослые слушали новогодний концерт по радио и, когда в полночь раздались торжественные звуки «Интернационала», поднимали тосты за будущие победы. Поводы для оптимизма у ленинградцев были. Радио под праздники сообщало об успехах на фронте, взятии Керчи и Феодосии. Большое значение имело восстановление железной дороги Тихвин — Волхов.

Однако множество жителей Ленинграда не стало дожидаться полуночи и накрывать на стол просто потому, что у них совсем ничего не было.

«Впервые мы так встречали новый год — даже не было крошки черного хлеба и вместо того, чтобы веселиться вокруг елки — мы спали, так как нечего было есть», — сетовал 16-летний комсомолец Борис Капранов.

Изменился ритуал «проводов старого года». В адрес 1941 года, принесшего Ленинграду войну, страдания и смерти, очень часто слышались проклятия. Впрочем, многие догадывались, что и будущий год окажется непростым.

Торжество Христа

В те страшные 900 дней в Ленинграде наблюдался религиозный подъем. Попав в нечеловеческие условия, многие раскаивались в прежнем безверии и воспринимали войну с немцами как Божье наказание за грехи. Священнослужителям при этом приходилось в силу обстоятельств отступать от канона.

В ленинградских церквях совершались литургии, на которых в Тело и Кровь Господни иногда претворялись ржаные просфоры и свекольный сок (вместо пшеничного хлеба и вина).

Мемуаристка Софья Островская писала, что в день православного Рождества 1942 года Спасо-Преображенский собор «был так переполнен молящимися, что громадные толпы стояли на площади». Верующие молились, умилялись и плакали, несмотря на голод и мороз. Островская отмечала, что «верующих вдруг стало необыкновенно много».

Пасха в первую блокадную весну выдалась очень ранней — 5 апреля. Для властей эта дата была, прежде всего, связана с 700-летием Ледового побоища. Об исторической победе Александра Невского над немецкими «псами-рыцарями» говорилось на многих собраниях в рабочих и учебных коллективах. Впрочем, пойдя навстречу православным, власти города отменили в Пасхальную ночь комендантский час. Однако праздник едва не сорвали немцы — как раз в ту ночь они неожиданно совершили крупный налет на город.

«Адольф Гитлер изволил нас вчера вечером порадовать и «похристосовался» ночью. Опять бомбы! Зенитки после четырехмесячного перерыва звучат особенно громко и противно», — записала 5 апреля студентка Наталья Панченко.

Бомбы упали рядом с Никольской Большеохтинской церковью, а также на территорию Князь-Владимирского собора. Среди верующих были убитые и раненые. Все это показало прихожанам, что нацисты, вопреки их заявлениям, враждебны вере Христовой.

«Я должен заметить, что налет немецких самолетов продолжался вплоть до самого утра, всю пасхальную ночь, — ночь любви, ночь христианской радости, ночь Воскресения была превращена немцами в ночь крови, в ночь разрушения и страданий ни в чем не повинных людей», — свидетельствовал впоследствии на Нюрнбергском процессе настоятель Князь-Владимирского собора протоиерей Николай Ломакин.

Однако человеческие жертвы не могли изменить вековых традиций народного благочестия. Празднуя Пасху, люди вспоминали не только воскресшего Бога, но и свою спокойную и сытую мирную жизнь.

«По случаю праздника Пасхи сговорились не работать, — рассказывал на страницах дневника 38-летний учитель географии Алексей Винокуров. — Праздник прошел в условиях, даже не напоминающих обычные. Ничего пасхального, конечно, не было. Черный хлеб и овсяная каша заменяли куличи, пасхи, окорока и другие пасхальные яства».

Некоторые горожанки, однако, готовили пасху по особому «блокадному» рецепту — из манной каши.

Поцелуи на улицах

В отношении празднования советских праздников власть вела себя осторожно. Излишний упор на идеологию в суровые времена мог иметь противоположный эффект. Непривычно тихим для жителей «колыбели революции» оказался день 7 ноября 1941 года.

«Годовщина Революции. День прошел невесело. Не было парада. Не стояли в этом году на Неве военные корабли», — огорчался школьник Олег Игнатьев.

О празднике ленинградцам напоминала разве что речь Сталина по радио, произнесенная перед участниками парада в Москве.

Но уже в 1942 году власть понемногу начала восстанавливать коммунистические традиции. Формально первомайские праздники в этом году были объявлены рабочими днями. Однако горожанам выдавался «подарочный» продуктовый набор. Его состав записал рабочий Иван Фирсенков: «Чай — 25 гр., кураги — 150 гр.; сыру — 100 гр.; мясо — 300 гр.; сельдей — 500 гр.; пиво — 1,5 литра; водки — 0,5 литра; табаку — 50 гр.». Детям вместо алкоголя полагалось какао с молоком.

Кое-где по городу развесили красные флаги и портреты вождей. Однако не обошлось, как водится, без «перегибов на местах». Некоторые магазины додумались до выходки, которая выглядела издевательством над голодными людьми. На витринах появились овощи, фрукты, торты и пирожные. Но, подойдя поближе, ленинградцы разочаровывались — это была всего лишь пластмассовая бутафория.

7 ноября 1942 года до конца блокады было еще далеко. Парадов и манифестаций еще не проводилось, однако их заменили радиомитингом. Прямо из студии делегация ленинградцев во главе с электросварщиком Металлического завода Арсением Коршуновым отправилась на фронт, чтобы отвезти подарки бойцам. На предприятиях, в школах и больницах выдавались праздничные обеды, проводились концерты. В театре имени Пушкина в день 25-летия Октябрьской революции состоялась премьера музыкальной комедии «Раскинулось море широко».

Добавим также, что особое значение для жителей Ленинграда приобрел праздник 23 февраля — День Красной армии. С успехами защитников Родины связывались надежды на избавление от мук блокады. Поводом для ликования в осажденном городе становились и сообщения о крупных победах под Ленинградом. В такие дни незнакомые люди, как вспоминали свидетели, принимались целоваться прямо на улицах. Так в городе на Неве неожиданно возродился обычай, пришедший из дореволюционного празднования Пасхи.

Антон ТАМБОВЦЕВ