«Скажите, мой отец жив?»—таков, говорят, был первый вопрос императора Павла I, который, взойдя на престол после смерти Екатерины, принимал дела. Более трети века прошло со дня объявленной смерти Петра III, но вопрос этот все еще волновал его сына. Слухи о том, что император Петр Федорович жив, в народе никогда не прекращались. Боkее того, бедного скитальца то и дело видели в резных концах государства Российского…

Розгимосох

Прошло немного времени, и, если верить некоторым сведениям, Павлу Петровичу довелось лицом к лицу встретиться с человеком, который назвался его родителем.

Упорство, с которым в народе говорили о сыне голштинского принца как о своем заступнике, приводило просвещенных современников в полное недоумение.

Застрельщиками в создании образа «народного заступника» оказались раскольники. Еще задолго до воцарения Петера Ульриха некоторые из них непонятно почему увидели в этом мальчике будущего ревнителя старой веры, защитника «древлего благочестия», восстановителя поруганных начал народоустройства — с бородами, длиннополыми кафтанами, двуперстным крестным знамением и прочими атрибутами любезной сердцу отеческой старины.

Как в таких случаях обычно бывает, нашли и возможного погубителя народного героя. На эту роль определили Алексея Григорьевича Разумовского, фаворита императрицы Елизаветы: дескать, строит тот козни против юного наследника, держит при себе волшебников-хохлов, которые колдуют против Петра и совсем охладили отношения цесаревича с царицей.

Тайно распространяемые «тетрадки» пророчили: при Петре Федоровиче, возлюбившем подвижников древнего благочестия, не будет войны. И родится у него сын, тоже Петр, сильный воин, который будет царствовать в Мосохе (то есть Москве) и оттого будет называться князь Розгимосох,

Можно, конечно, сколько угодно потешаться, читая писания раскольников о том, как Петр Федорович, голштинский принц, на три четверти немецкой крови, вдруг сделается царем «по вере старой, истинной», однако народ уже заранее принял его за своего.

24 Петра Фёдоровича

Хотя впоследствии историк Ключевский писал о Петре III: «Случайный гость русского престола, он мелькнул падучей звездой на русском политическом небосклоне, оставив всех в недоумении, зачем он на нем появился», — в народе бытовало иное мнение. За время своего недолгого царствования Петр не успел дискредитировать себя в глазах широких слоев населения, более того, некоторые законы, принятые за эти шесть месяцев, были направлены на послабление гнета крестьянства и облегчение положения старообрядцев.

«Жив он!..» Эти слухи появились буквально на следующий день после кончины императора. Уже осенью 1762 года пошел гулять по рукам манифест от имени «спасшегося» императора, начинавшийся словами: «Время уже настало, чтобы лихоимство, искоренить, что весьма желаю в покое пребывать, однако весьма наше дворянство пренебрегает..,»

Распространителей «пасквилей» хватали и били кнутом, ссылали в Нерчинск. Но «прелестные письма» появлялись снова и снова.

Императрица, встревоженная толками, издала манифест: «Извращенных нравов и мыслей люди, которые, будучи заражены странными рассуждениями о делах, до них совершенно не касающихся, заражают и других слабоумных, что они своими истолкованиями дерзостно касаются всего священного».

Но «странных суждений» этот высочайший документ, разумеется, не пресек. В 1764 году в городе Глухове был схвачен называвший себя императором Петром II» малороссиянин Николай Колченко, бит кнутом и сослан в Нерчинск на вечные работы. Но он оказался только первой ласточкой. Всего же, по подсчетам историков, с 1764 по 1797 год объявлялось 24 Петра Федоровича, включая Емельяна Пугачева. «Русский принц» появился даже в Чехии, где возглавил восстание крестьян Градецкого края, а другой Петр Федорович — Степан Малый — стал правителем Черногории и основал там новое государство.

Этот калейдоскоп самозванцев до такой степени затер грань между реальным и нереальным, что в смерти Петра III засомневались вполне серьезные люди не только в России, но и далеко за ее пределами.

Царь-скопец

Добрая половина всех русских самозванцев XVIII века вышла из самой беспокойной, мистически настроенной среды — раскольничьей. В самом же конце столетия появился самозванец, выступивший от имени другого религиозного течения — скопчества.

«Великий искупитель», «пророк-государь», «император Петр III» — так называли скопцы Кондратия Селиванова, своего духовного вождя. Говорили, что в 1775 году он, приговоренный за свои убеждения к ссылке в Нерчинск, на этапе случайно увидел Емельяна Пугачева — того в железной клетке везли в Москву. Вид человека, дерзнувшего назваться именем императора, глубоко запал Кондратию в душу. И даже страшный конец великого самозванца его не испугал…

До Нерчинска Селиванов почему-то не доехал, осел в Иркутске, служил трапезником в местной Харлампиевской церкви, тем и кормился. Одержимый сектантскими мистическими идеями, он страстно мечтал стать пророком, к голосу которого прислушивались бы все цари земные. Для начала же решил выдавать себя за императора Петра III. Вокруг Селиванова образовался кружок тайных почитателей. Об объявившемся в Сибири пророке-царе они сообщили единомышленникам-скопцам в Москву и Петербург. Писали, что «с восточной стороны явится божественный искупитель, зазвонит в колокол Успенского собора в Кремле, созовет своих детушек, завладеет короною с державою, а потом над всеми людьми совершит Страшный суд».

С появлением Кондратия Селиванова среди скопцов началось массовое самозванчество; некто Шилов стал именовать себя графом Чернышевым и князем Дашковым. «Скопческая богородица» Акулина Ивановна назвалась императрицей Елизаветой Петровной и рассказывала всем, что оставила вместо себя на престоле одну из своих наперсниц, похожую на нее, а сама удалилась в Орловскую губернию, где под именем Акулины Ивановны жила в саду крестьянина-скопца.

С помощью братьев по секте Селиванов бежал из Сибири в Москву, там единоверцы приняли его с большим почетом: как же, прибыл сам Петр Федорович, царь и пророк! А в 1797 году Кондратий появился в Санкт-Петербурге.

Лицом к лицу

Только что взошедший на престол император Павел пригласил сибирского ходока во дворец, и между ними состоялся такой диалог:

— Правда ли, старик, что ты мой отец? — спросил Павел.

— Я греху не отец, а пришел разорить его вконец! — резко отвечал «царь-пророк».

— Что ж, я хотел уготовить для тебя золотой венец, а теперь прикажу посадить тебя в каменный мешок. Взять его! — приказал государь.

— Павел, Павел! Я хотел было твою жизнь исправить! — закричал Селиванов, — А за это накажу тебя лютою смертью!

Но солдаты схватили его и утащили в Шлиссельбургскую крепость…

Селиванов в Петербурге действительно был, но встреча во дворце — всего лишь скопческая легенда. И в крепости он не сидел: его, последнего из самозванных Петров Федоровичей, заперли в Обуховский сумасшедший дом.

Однако проклятие, сказанное или не сказанное, все же сбылось: через 4 года император Павел был убит.

Андрей НИЗОВСКИЙ