В августе 1904 года, после очередного отступления перед отнюдь не превосходящим по силам противником, командующий русской Маньчжурской армией генерал Алексей Куропаткин заявил: «От Ляояна я не уйду, Ляоян — моя могила!» Как показали последующие события — генералы могут лгать не хуже политиков!

После начала в феврале 1904 года Русско-японской войны наместнику на Дальнем Востоке Евгению Алексееву назначили двух заместителей — командующего Тихоокеанским флотом Степана Макарова и командующего Маньчжурской армией Алексея Куропаткина.

Порт-Артур на заклание

Адмирал Макаров отправился в Порт-Артур, где развил бурную деятельность, но 13 апреля 1904 года он погиб при подрыве на японской мине броненосца «Петропавловск». Достойного преемника ему не нашлось, вследствие чего лишенная сколь-нибудь толкового руководства эскадра в конечном счете оказалась заперта на своей военно-морской базе. Возглавлявший гарнизон Порт-Артура и весь укрепленный район Квантунского (Ляодунского) полуострова Анатолий Стессель не очень умело пытался обеспечить оборону перешейка у Цзиньчжоу, соединявшего полуостров с материком. Главные же надежды связывались с Маньчжурской армией, которая должна была пробиться к Порт-Артуру через территорию Китая из России.

Таким образом, весной 1904 года исход войны зависел от Куропаткина, пользовавшегося и в войсках, и в обществе большой популярностью. Занимая в 1898-1904 годах должность военного министра, он многое сделал как для улучшения положения нижних чинов, так и для повышения жалованья офицеров. А главное, Куропаткин считался учеником раноумершего Михаила Скобелева. Правда, «белый генерал» являлся сторонником энергичных наступательных действий, что для его ученика было отнюдь не характерно.

Еще в августе 1903 года, прорабатывая сценарии назревавшей войны, Куропаткин писал царю: «Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден — Ляоян — Хайчен, но отстоять Южную Маньчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время, и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность перейти в наступление, разгромить японцев».

В общем, отправляясь на войну, Куропаткин изначально планировал не прорываться к Порт-Артуру, а напротив — отводить войска из Маньчжурии и Кореи к русской границе. И только усилив их за счет подкреплений, предполагалось перейти в контрнаступление, разбить противника на материке, а потом организовать высадку в Японии. Завершающий этап плана германский военный атташе Эберхардт фон Теттау описывал так: «Подавление японских территориальных войск. Овладение главными городами Японии и взятие в плен микадо».

Свой замысел Куропаткин озвучивал неоднократно, и в целом все его одобряли, поскольку было в нем что-то кутузовское. Правда, Кутузов вел войну с Наполеоном на своей земле, а отступал, чтобы добиться хоть какого-то численного паритета с противником. Куропаткину же предстояло сражаться на пускай и не враждебной, но и не на дружественной китайской и корейской земле. И гораздо правильней было бы разбить противника до того, как он сумеет перебросить на материк свои главные силы. Но все шансы оказались упущены.

«С превосходными силами в бой не вступать»

К концу апреля 1-я японская армия генерала Куроки, заняв всю Корею, перешла реку Ялу и, сбив у Тюренчена Восточный отряд генерала Засулича, вторглась в Маньчжурию.

На соединение с ней двигалась высадившаяся на подступах к Квантуну 2-я армия генерала Оку, а между ними формировалась 4-я армия генерала Нодзу.

При этом Оку едва не словил себе большие неприятности. Осуществив рискованный маневр, он в какой-то момент оказался между войсками Куропаткина и Стесселя как между молотом и наковальней. Однако удара не последовало, и тогда сам Оку перешел в наступление, овладев «воротами» на Квантун — Цзиньчжоускими позициями (26 мая).

Наместник Алексеев посчитал стратегию Куропаткина неправильной и потребовал немедленно идти на выручку Порт-Артура. Командующий Маньчжурской армией формально приказ выполнил, но двинул вперед только 1-й Сибирский корпус, да еще приказал его командиру Георгию Штакельбергу «с превосходными силами в бой отнюдь не вступать». Штакельберг в бой с Оку все же вступил, но, поскольку силы неприятеля были именно «превосходными», потерпел поражение у Вафангоу и отошел к Дашичао. Куропаткин же продолжал имитировать деятельность, укрепляя оборону у Ляояна и заранее настроившись отдать врагу лежащие южнее маньчжурские территории.

Свою армию он разделил на две крупные группировки. Южная группа Николая Зарубаева должна была действовать против 1-й армии Оку, а Восточная группа генерала Михаила Засулича — против 2-й армии Куроки.

Пополнение из России поступало регулярно, но, пользуясь бездействием Тихоокеанской эскадры, перебрасывали дополнительные силы и японцы, причем намного быстрее. Главнокомандующий маршал Ояма ввел в дело против Куропаткина новую 4-ю армию Нодзу. 3-й армии Ноги предстояло заняться Порт-Артуром.

Крепость на Квантунском полуострове Куропаткин предоставил ее собственной судьбе и продолжал отбиваться от наступавших японцев.

Схватки в «предполье»

Войскам Куроки приходилось двигаться через гористые территории, и после очередных понуканий от Алексеева Куропаткин двинул ему навстречу, к Модулинсокму перевалу, Восточный отряд, снабдив Засулича «вдохновляющей» инструкцией: «не задаваясь целью непременно овладеть перевалом, действовать в зависимости от обстановки и обнаружившихся японских сил». Разумеется, перевал остался за японцами.

Аналогичная картина наблюдалась и с Южной группой. Как писал историк-эмигрант Антон Керсновский про битву при Дашичао:«Против всей армии Оку мы ввели только 18 батальонов, несмотря на то что могли бы ввести равные силы (по 40 000). Но и эти силы отразили японцев, причем особенно лихо действовал Барнаульский полк. Наша артиллерия работала блестяще — и 122 орудия вырвали господство над полем сражения у 256 японских. Наши потери — 37 офицеров, 782 нижних чина, у японцев выбыло 60 офицеров и свыше 1100 нижних чинов. Тем болезненнее поразил войска, уже было почувствовавшие свое превосходство над неприятелем, приказ Куропаткина отступать… С оставлением Дашичао оставлялся врагу и порт Инкоу (соединенный с Дашичао железнодорожной веткой) и терялась морская связь с Порт-Артуром».

Следующий удар снова нанес Куроки, овладев Янзелинским перевалом, в этом бою пал буквально изрешеченный шрапнелью командир Южного отряда граф Федор Келлер. Отдавая должное его героической гибели, стоит отметить, что, будучи штабником, подразделениями крупнее батальона он раньше не командовал.

Одно утешение — Восточный и Южный отряды соединились у Ляояна, численность русских войск теперь даже превосходила численность японцев, и никаких поводов отходить дальше уже не было. Тогда-то Куропаткин и сделал свое громкое заявление про могилу.

Почти неприступная оборона

Подступы к Ляояну прикрывались тремя оборонительными позициями. Так называемая арьергардная линия проходила в 30-35 километрах юго-восточнее города. Передовая позиция — в 10-12 километрах к юго-востоку и по характеру местности делилась на горный и равнинный районы, лежавшие соответственно к востоку и западу от Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).

Главная позиция огибала Ляоян в 3-5 километрах к югу, западу и северо-западу и, протянувшись на 15 километров, включала восемь фортов и восемь редутов, соединенных окопами, подступы к которым прикрывались засеками, волчьими ямами и фугасами.

Правый фланг Южной группы на случай обхода прикрывал Ляохэйский отряд генерала Владимира Косоговского. Левый фланг Восточной группы и всей оборонительной линии русских обеспечивали отряды полковника Грулева, генерала Любавина и подполковника Мадритова. Именно с попытки 1 -й японской армии обойти левый фланг 24 августа и началась битва при Ляояне.

Цель Куроки заключалась в том, чтобы, перерезав железную дорогу севернее города, отсечь русским пути отступления. Поначалу самураям сопутствовал успех, поскольку им противостояли отряды, вытянувшиеся тоненькой ниточкой. 26 августа сражение закипело по всей арьергардной позиции. Японская артиллерия выпустила в этот день более 100 тысяч снарядов, но наступление явно завязло. И тем не менее Куропаткин приказал отступить на передовую позицию.

Отход проходил по размытой дождями дороге либо напрямую через заросли гаоляна, в которых заблудилась целая дивизия. В общем, все могло закончиться катастрофой. Но японцы заметили отступление русских слишком поздно и удобный момент упустили.

Два дня стороны переводили дух, а 30 августа японцы атаковали Куропаткина по всему фронту.

«Солдаты осатанели от страха…»

Наступление предварялось массированной артиллерийской подготовкой. Дивизионный врач Василий Кравков записал в дневнике: «Японцы прут по всей линии, мало-помалу спускаясь с гор, в Ляоянские равнины. Состояние духа у всех напряженное в ожидании генерального сражения. Вчера начальник дивизии привез известие, которое было объявлено всем нижним чинам для подъема их духа, что бывший на днях штурм Порт-Артура нашими победоносными войсками был отбит и что после этой неудачи японцы приступают теперь к правильной осаде».

На следующий день, 31 августа, новая запись: «Распространились слухи, что дела наши чрезвычайно плохи, что Нежинский полк разбежался, что командир его Истомин, свалившись с лошади, пропал в гаоляне (трава). Прибывшие с позиции носильщики и раненые были в состоянии полной растерянности и паники. Последняя быстро передалась моей лазаретной команде. Солдаты осатанели от страха. С дрожью в теле и с изображавшими сплошной ужас и отчаяние лицами они, друг друга нервируя, рассказывали в чудовищной окраске о силе и ловкости японцев, которые осыпали нас снарядами, направляя на нас какие-то ослепительные огни, искусно обходили нас, предупреждая наш каждый против них замысел, морочили нас разными командными окриками на русском языке и проч.».

На самом деле ощутимых успехов японцы не добились, будучи отражены в центре и на правом фланге. Однако на левом фланге войска Куроки смогли переправиться через реку Тайцзыхэ, заняв деревню Сыквантунь и несколько высот восточнее Ляояна.

Испугавшись, что теперь его точно обойдут, Куропаткин приказал отступить на главную позицию. Чтобы приободрить подчиненных, 1 сентября он так обрисовал план действий: «Сегодня собираться, завтра сближаться, послезавтра атаковать!»

Вместо атаковать — отступать

И действительно: крепко держась на правом фланге и в центре, 2 сентября русские смогли частично выправить ситуацию на левом фланге.

Как доносил командир 17-го корпуса Александр Бильдерлинг, его войска смогли отбить деревню Сыквантунь и несколько прилегающих высот. «В 7 часов вечера, после ожесточенного боя, сопка была взята; мы понесли тяжелые потери: почти половина Нежинского полка и большинство офицеров выбыли из строя, командир полка тяжело контужен; но зато на занятой нами сопке, в траншеях и в гаоляне лежали груды японских трупов, и, вероятно, потери противника были очень значительны». На следующий день стороны обменивались артиллерийскими обстрелами и вели незначительные позиционные бои.

В сражении наметился перелом, и в 6 часов утра маршал Ояма, опасаясь, что Куропаткин перейдет в общее контрнаступление, отдал приказ об отходе. Но буквально через полчаса получил рапорт, что русские отступают к Мукдену. Естественно, свой приказ Ояма немедленно отменил, и до вечера его войска оставались на месте. А на следующий день японцы победно маркировали по Ляояну.

Как записал находившийся при японском штабе английский военный наблюдатель Гамильтон: «когда русские отступили, все были от души рады отделаться от них».

Поводом для рокового решения Куропаткина стали ошибочные данные разведки о якобы затеянном 1-й армией Куроки обходном маневре. Но главная причина заключалась в личности самого командующего армией.

Как вспоминал капитан Генштаба Петр Половцов: «Наша победа под Ляояном превратилась в поражение. Никогда больше у него не было такой возможности, и никогда больше Маньчжурская армия не воевала так же хорошо, как она это сделала под Ляояном. Армия потеряла веру в своего главнокомандующего».

Освоив стратегию отступления, Куропаткин оказался просто не готов к наступательным действиям, требовавшим быстроты, стремительности, напора. И предпочел, воспользовавшись непроверенной информацией, работать по прежней схеме, которая, не суля решительного успеха, казалось бы, гарантировала и от полного поражения.

В общем, он выбрал борьбу на изматывание противника, хотя такая борьба требовала времени. Но как раз времени у Российской империи уже не было. Назревала революция.

Дмитрий МИТЮРИН