После казни старшего брата Александра в 1887 году, организовавшего теракт против царя, Ленин сказал: «Нет, мы пойдем не таким путем. Не таким путем надо идти». «Вождь пролетариата» отказался от индивидуального террора. И доказал, власть можно взять и без него.

В СССР сложилась парадоксальная ситуация: в честь террористов называли улицы, но при этом, следуя заветам Ленина, в Советском Союзе индивидуальный террор считался «неправильным путем». Поэтому по нему следовали не отличавшиеся большим умом националисты или просто больные люди.

Больница их не забудет

Вообще, складывается впечатление, что Россия настолько «наелась» политического терроризма в конце XIX — начале XX века, что у нее выработался определенный иммунитет на него. После мясорубки Гражданской войны то ли страна пресытилась кровью, то ли террористы пришли к выводу, что устранением одного лидера систему в стране не изменишь. Фактически за все время существования СССР было всего одно убийство крупного государственного функционера — Сергея Кирова. Да и произошло оно не то из-за ревности, не то от обиды за неудавшуюся жизнь убийцы.

Было еще несколько покушений на лидеров государства, но их предпринимали психически нездоровые люди. 22 января 1964 года Виктор Ильин устроил покушение на Брежнева. Про него любопытно написала «Российская газета»: «По отзывам сослуживцев, он был странным человеком. В нем сочетались мечтательность и никчемность Манилова с желанием поговорить на опасные темы Репетилова». После сорвавшегося покушения экспертиза в институте Сербского признала Ильина психически больным, и 20 лет его содержали и лечили в спецбольницах.

Такая же участь ждала слесаря Ижорского завода Александра Шмонова, пытавшегося застрелить президента СССР Михаила Горбачева 7 ноября 1990 года на Красной площади во время праздничной демонстрации. Судебно-психиатрическая экспертиза признала Шмонова душевнобольным, он был освобожден от уголовной ответственности и направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу со строгим наблюдением.

А верхом идиотизма стал подрыв автобуса в Краснодаре душевнобольным рабочим одной из городских торгово-промышленных баз Петром Волынским, одержимым бредово-маниакальной идеей борьбы низкорослых с высокими людьми. Причем незадолго до того, как устроить взрыв в автобусе, Волынский попытался уничтожить декана кафедры психиатрии Кубанского мединститута, который и поставил ему диагноз о шизофрении. Петр подвесил над дверью декана наполненный взрывчаткой огнетушитель.

К этой же плеяде больных на голову террористов с полным основанием можно причислить Владимира Воронцова. Только он был гораздо хуже их всех. У тех хотя бы имелись некие, пусть и нездоровые, идеи, а у Воронцова была только ненависть.

Рецидивист в политике

Владимир Воронцов родился в обеспеченной московской семье, его отец был полковником Советской армии, мать — директором ресторана. Но по причинам, лежащим где-то в области психиатрии, детей из благополучных семей нередко тянет в криминальный мир. Так произошло и с Владимиром, который примкнул к подростковой хулиганской компании.

За участие в разбойном нападении на киоскера он был отправлен в исправительно-трудовую колонию. И чем дальше, тем сильнее погружался в мир, который его влек. Позднее он сам рассказывал: «Впервые судим я был в шестнадцать лет… Вам понятно, что такое отрицаловка? Это значит, что я шел против администрации, актива». Ничего удивительного, что вскоре после освобождения он был снова арестован и осужден за разбой. Про свой второй срок он говорил: «Второй раз я попал на такой режим, что вышел оттуда законченным антисоветчиком, там я возненавидел коммунистов».

В этом ничего удивительного нет. Как человек с уголовной психологией Воронцов в принципе ненавидел власть. А поскольку у власти в СССР находились коммунисты, то их он своим убогим сознанием и винил в собственных бедах.

В третий раз Воронцов был судим за драку. В общей сложности он провел в местах лишения свободы около 10 лет. После третьего освобождения он был ограничен в выборе места жительства, в Москву вернуться не мог и осел в Калуге.

Перестройка и гласность были интересным временем. Но политические водовороты всегда взбивают некую пену. И в ней на поверхности оказываются люди экзальтированные, с нездоровой психикой, которым кажется, что настало их время. Воронцов вступил в «Народный фронт», участвовал в митингах и собраниях. Но рассуждения оппозиционеров были для него слишком умными. Ему хотелось чего попроще — «замочить» кого-нибудь, чтобы приблизить светлую демократическую эру в России. И он составил список из восьми фамилий функционеров КПСС и ВЦСПС, которые, по его мнению, были повинны в ситуации в стране.

Последний день редактора

Позже на следствии Воронцов рассказывал: «В списке были три или четыре секретаря парткома, работники обкома. Я решил начать с Фомина. Все же «Знаменка» — областная газета, читаем ее каждый день».

11 января 1991 года Владимир Воронцов заявился в редакцию газеты «Знамя», которую он считал «реакционно-коммунистическим изданием». Главный редактор, «реакционер» Иван Фомин оказался открытым для народа человеком. Воронцов прошел к нему в кабинет под предлогом того, что хочет устроиться в редакцию рабкором.

Даже из показаний пытавшегося обелить себя Воронцова видно, насколько он был ничтожной личностью в сравнении с людьми, в которых стрелял. Он сам рассказывал, что, когда достал из дипломата обрез и наставил на Фомина, тот «в ответ щедро улыбнулся и стал спокойно говорить о том, чтобы я не делал глупостей». Фомин не бежал, не прятался, и Воронцов выстрелил в него четыре раза. На звуки выстрелов в дверь главреда заглянул фотокорреспондент Геннадий Головков. Идейный борец с коммунизмом Воронцов струхнул: «Мужик он здоровый, покрепче меня будет. Я испугался…» Сам Головков описывал ситуацию так: «Не успел я и шагу сделать, как справа от себя увидел вынырнувшего из-за внутренней двери одетого в куртку незнакомца и услышал злобные слова: «Писатели, понимаешь! Суки-и!..» И тут же яркая вспышка слилась с прогремевшим выстрелом».

Головков был тяжело ранен, но выжил. А Воронцов отправился убивать дальше по своему списку. То, что он не был особо идейным террористом, отчетливо проявилось в его следующих действиях. Он отправился в трест «Строймеханизация», где работал сварщиком, и вломился в кабинет председателя профкома Анатоля Калужского. Чем уж ему не угодил Калужский — путевку не дал или еще что-то, — неизвестно. Только Воронцов его тоже включил в свой расстрельный список. Он и сам потом не мог толком объяснить почему: «Нормальный мужик, но он же коммунист…» И из-за этого выстрелил в него два раза.

Истратив последние патроны, Воронцов вышел на улицу и из телефонной будки позвонил по 02 со словами: «Девушка, докладываю: уничтожены два коммуниста, третий ранен, патроны кончились, сдаюсь». Вскоре после этого его задержали.

Пока «борец с коммунизмом» находился под следствием, СССР перестал существовать, а КПСС была объявлена запрещенной партией. Тем не менее в марте 1992 года суд Калужской области приговорил Владимира Воронцова к исключительной мере наказания — смертной казни. Его приговор привели в исполнение за несколько месяцев до того, как Россия приняла мораторий на смертную казнь. Успели…

Иван СМЫСЛОВ