Винсент Ван Гог: «Пал, оклеветанный молвой…»

Согласно официальным документам, великий художник Винсент Ван Гог покончил с собой, страдая от галлюцинаций, глубокой депрессии и творческого кризиса. «Всё было не так!» — утверждают обладатели Пулитцеровской премии, писатели Стивен Найфи и Грегори Уайт Смит, создавшие монографию «Ван Гог. Жизнь». Согласно их версии, якобы подтверждённой выдающимся криминалистом, доктором Винсентом ди Майо, знаменитого живописца… застрелили из револьвера. Однако вот вам загадка в загадке, или, если хотите, «матрёшка истории»: все было, скорее всего, и не так, как, с подачи двух «звёздных» литераторов, ныне повествует мировая пресса. Мы предлагаем вам вместе с нами принять участие в раскрытии тайны XIX столетия. И самим сделать вывод о том, кто, вероятнее всего, расправился с голландским «невольником чести».

Нет ничего удивительного в том, что знаменитого живописца изначально — да и посмертно — окружал флёр тайн и слухов. Достаточно припомнить «известный факт», согласно которому живописец отрезал себе ухо. Во-первых, не всё, а лишь кусочек уха, а во-вторых, повинен в таком членовредительстве, согласно многим историческим документам, близкий друг Винсента и тоже легенда живописи, Поль Гоген. Так обстоят дела и с депрессией, «творческим кризисом», дескать, толкнувшим художника на самоубийство. Давайте сопоставим слухи с фактом: Ван Гог, покинув в мае 1890 года Париж и переехав в деревеньку Оверсюр-Уаз, что в 30 километрах от французской столицы, создал за три месяца до смерти 80 картин и 60 набросков. Собственно, эта творческая плодовитость и навела двух обладателей Пулитцеровской премии — Найфи и Смита — на мысль, что вряд ли живописец на самом пике формы решил вдруг покончить с собой.

Писатели копнули архивы и были, без всякого преувеличения, шокированы результатами своих поисков. Ван Гог вовсе не «выстрелил себе в грудь из ружья», как о том писали журналисты бульварных изданий. В тот роковой день, 27 июля 1890 года, художник возвратился в гостиницу «Оберж Раву», в которой жил на правах постояльца, с пленэра — с холстом в руках и… огнестрельной раной в животе. Скончался он лишь 29 часов спустя, успев произнести в ответ на вопрос полицейских о самоубийстве странноватую фразу: «Да уж конечно!».

Итак, у наших исследователей — Стивена Найфи и Грегори Уайт Смита — родилась версия, что, скорее всего, Ван Гог был смертельно ранен человеком (людьми), имя (имена) которого (которых) он почему-то не захотел назвать. И ведь действительно! Вряд ли художник ушёл на пленэр в поля неподалёку от Оверсюр-Уаз, выстрелил себе в живот, а после — не избавил себя от мук, совершив coupe-de-grace («удар из сострадания», проще говоря, контрольный выстрел), а вернулся умирать в гостиницу. Причём так и не расставшись с мольбертом, тащить который раненому было весьма тяжело.

Винсент ди Майо, к которому Найфи и Смит обратились с просьбой опровергнуть или подтвердить их догадки о таинственной расправе над Ван Гогом, — высококлассный криминалист. Если читать не перепечатки журналистских статей, а заявления ди Майо вкупе с монографией двух обладателей Пулитцеровской премии, можно прийти к выводу о том, что выдающийся криминалист своими беспристрастными (и высокопрофессиональными) выводами всего лишь… разбудил фантазию новых биографов Ван Гога.

Желаете доказательства? Извольте. Читаем ди Майо. Он сообщает, что по описанию смертельной раны художника можно прийти к следующему заключению: дуло рокового пистолета находилось на расстоянии 30-70 сантиметров от тела художника, к тому же, чтобы попасть себе в живот именно под таким углом, ему пришлось бы стрелять левой рукой. Хотя, как пишет криминалист, «использование правой руки было бы даже ещё более абсурдно». И наконец: в связи с тем что в 1890 году использовался чёрный порох, он должен был оставить чёрный след на руке стрелка. Такого следа эксперты, обследовавшие тело покойного живописца, не зафиксировали.

Итак, как видим, ди Майо отвергает версию о самоубийстве художника. Винсент так и пишет о знаменитом тезке в своей статье: «Он не стрелял в себя».

Теперь открываем книгу Найфи и Смита. И читаем в ней, что Ван Гога, дескать, случайно застрелили… двое пьяных деревенских подростков, с которыми он якобы играл в индейцев! Ди Майо не имеет к данной версии никакого отношения. И более того — не существует не только документов, подтверждающих «ковбойскую» версию, но даже свидетельств очевидцев, что Винсент Ван Гог, в перерывах между созданием «Пшеничного поля с воронами» (последняя работа живописца, её-то он и донёс до гостиницы), играл с какими-то безымянными и к тому же вооружёнными недорослями.

Итог: знаменитый криминалист подтвердил сам факт убийства Ван Гога, но не имеет никакого отношения к версии о «деревенских подростках». Оставим данную версию на совести Найфи и Смита. Оставим, поблагодарив их за обнародование того факта, что некие письмена, найденные в кармане Ван Гога сразу после его смерти, были вовсе не «предсмертной запиской», а черновиком послания к брату Тео, с которым «безусловный самоубийца»… делился планами на будущее (к слову, незадолго до сведения счетов с жизнью Винсент сделал крупный заказ на краски). Оставим и рискнем назвать имя наиболее вероятного убийцы Ван Гога. И пусть читатель судит сам, чья версия — Найфи со Смитом или наша — заслуживает большего права на существование.

Нельзя сказать, что в Оверсюр-Уаз великий художник был объектом поклонения для местных жителей. К нему относились скорее настороженно. Более того, неподалёку от гостиницы, постояльцем которой был художник, жил некий пьяница и бузотёр по имени Рене Секретен. Этот человек буквально не переносил маэстро.

Немецкий историк Ханнес Веллманн утверждает, что «мсье Секретан изо дня в день донимал живописца» и, кроме того, обладал официально зарегистрированным револьвером, пуля которого могла нанести рану, подобную описанной криминалистом ди Майо.

Однако и этого мало. Работая с архивами, исследователь нашёл показания очевидцев, засвидетельствовавших, что последняя стычка Секретана и Ван Гога имела место в роковой день 27 июля 1890 года — в момент, когда живописец направлялся на пленэр мимо дома своего извечного обидчика.

Конечно, немецкий исследователь, воспитанный в духе европейского правосознания — «никто не может быть назван преступником без соответствующего решения суда», — не именует безапелляционно Рене Секретана убийцей Винсента Ван Гога. И кроме того, деликатно обходит причину ссор местного гуляки с заезжей знаменитостью. А между тем эта причина крайне важна. Ибо, не зная её, трудно ответить на решающий вопрос: почему биографы поспешили записать Ван Гога в самоубийцы?

Идём по следам немецкого исследователя. Изучаем архивы. И открываем удивительный факт. Абориген из Оверсюр-Уаза обвинял чужака в «противоестественном интересе к несовершеннолетним девочкам», а именно — к дочкам хозяина гостиницы, в которой тот жил: 12-летней Аделине Раву и её младшей сестре Жермен. Скандальное обстоятельство: согласно ряду данных, Рене… попросту ревновал «удачливого соперника», приписывая ему собственные не слишком чистоплотные помыслы.

Имелись ли у Секретана основания обвинять художника в «пристрастном интересе» к Аделине и Жермен и клеветать на Винсента в кругу таких же, как и он сам, завсегдатаев злачных мест? Имелись. Скорее, не основания, а поводы, обретшие в мозгу, разрушенном алкоголем, статус фактов.

Как Аделина, так и Жермен были натурщицами Ван Гога. И, судя по письменным воспоминаниям Аделины Раву, она в том весьма юном возрасте испытывала к художнику симпатию: «Вы сразу забывали о недостатке очарования в нём, едва замечали, с каким восхищением он смотрит на детей». Поверьте, уважаемые читатели: из данных непреложных фактов мы вовсе не хотим — да и не позволили бы себе — делать выводы, достойные разве что бульварной прессы. Речь о другом: вполне платоническая симпатия юной натурщицы к творцу была причиной, мягко говоря, нелюбви местного жителя к пришлому художнику. А дальше — смотрим на факты, и они складываются в роковую мозаику. 14 июля 1890 года Ван Гог заканчивает работу над портретом Аделины Раву, 26 июля дарит портрет девочки её отцу, Артуру-Густаву. А через сутки — зафиксированная очевидцами стычка с Рене Секретаном. Поход на пленэр и возвращение с роковой раной.

Версия о том, что мсье Секретан последовал вслед за «соперником» в поля, где вскоре прозвучал фатальный выстрел, объясняет многие загадки, остающиеся в «деле Ван Гога» даже после сенсационного расследования Найфи, Смита и ди Майо. Становится понятным, почему живописец не захотел назвать полиции имя своего палача — скорее всего, боялся запятнать честь юной Аделины Раву. Становится ясным и заговор молчания французских криминалистов 19-го века вокруг обстоятельств смерти Ван Гога.

И вот ещё один интересный момент, свидетельствующий в пользу того, что Артур-Густав, отец Аделины, знал подоплёку трагедии, и она была Раву как минимум неприятна. Вскоре после гибели именитого постояльца владелец гостиницы «Оберж Раву» продал оба портрета дочери, написанные Ван Гогом и переданные ему в качестве оплаты за постой. Продал оба, не торгуясь, за… 40 франков. Хотя, если бы не спешил, мог выгадать на порядок больше…

Антон ШАНДОРОВ