Несокрушимая и легендарная

Вокруг 23 Февраля уже нагорожено столько мифов, что понять, почему именно этот день стал праздником военнослужащих, почти невозможно. Впрочем, и сама история создания Рабоче-крестьянской Красной армии не менее сумбурна, полна странностей и загадок.

Российскую императорскую армию образца Первой мировой и так нельзя было назвать хорошей. А к осени 1917 года на месте российской армии колыхалась некая полуоформленная структура, которая хотела — подчинялась приказам, не хотела — не подчинялась. Эту разваливающуюся на ходу машину по-прежнему бросали в пекло боёв, в которых она, естественно, терпела поражение за поражением, отчего озлоблялась ещё больше. И тут вслед за февралем грянул октябрь.

Не найдя общего языка с главнокомандующим генералом Николаем Духониным, Ленин, не мудрствуя лукаво, назначил главкомом оказавшегося под рукой прапорщика Николая Крыленко. Тот приказал всем частям прекратить боевые действия и самостоятельно начать переговоры с немцами. Озверевшая от фронтовой безысходности армия его приказ радостно выполнила. На фронте началось братание, Духонин был убит, а вскоре стартовали и мирные переговоры.

Нарком по военным и морским делам первого Совнаркома существовал «в трёх лицах». Первой третью наркома являлся тот самый прапорщик Крыленко. Вместе с ним этот пост занимали бывший пехотный подпоручик Владимир Антонов-Овсеенко и матрос Павел Дыбенко. В ноябре первых двух сменил недоучившийся семинарист Николай Подвойский — этот военной службы вовсе не нюхал. Дыбенко стал отдельным наркомом по морским делам, но зимой почему-то оказался во главе отряда моряков под Нарвой, где наркому совсем не место.

16 декабря 1917 года были опубликованы декреты «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале и об организации власти в армии». Власть передавалась солдатским комитетам, командиры стали выборными, прежних офицеров ссылали в кухню и на конюшню. Впрочем, к развалу армии эти декреты уже ничего добавить не могли.

17 декабря Ленин встретился с представителями фронтов, прибывшими в столицу на конференцию по демобилизации. Вердикт был единогласный и неутешительный: армия воевать не может и не станет. Максимум, на что она способна — это на организованный отход, и то вряд ли. Малейший толчок — и начнётся стихийное дезертирство, войска побегут. А ведь война ещё не окончилась!

26 декабря Подвойский представил план формирования новой армии. 15 (28) января 1918 года Совнарком принял декрет о создании РККА. Напомним то, что сейчас прочно забыто: большевики не собирались воевать ни с кем — ни с немцами, ни с «внутренним врагом». Они вообще вели мирные переговоры, и речь шла об армии мирного времени. Армия предполагалась добровольческой, с выборными командирами и обсуждением отдаваемых теми приказов. Впрочем, принимали в армию всё же не вольным набором, а по рекомендации партийных, советских или профсоюзных органов. Это, по задумке, должно было хоть отчасти компенсировать беспредельную демократию. Бойцам, кроме полного государственного обеспечения, предполагалось платить по 50 рублей в месяц.

Что собой представляла РККА того времени — не знает никто. Через год Троцкий вспоминал, что в феврале 1918 года её составляли девять латышских полков. По данным официальной советской истории, её численность на февраль 1918 года была около двух тысяч человек. А командующий северо-западным участком фронта, перешедший на службу к большевикам царский генерал Дмитрий Парский писал в том же феврале 1919-го, что Красная армия имела несколько отрядов по 40-50 человек из матросов, красногвардейцев и добровольцев.

Впрочем, есть один нюанс. Если бы республика стала ждать, пока организуется армия, её история закончилась бы, не начавшись. Уже в декабре 1917 года обстоятельства заставили большевистское правительство воевать с войсками украинской Центральной Рады. Разгоралась война и на Дону, где генералы Корнилов, Алексеев и Каледин формировали будущую Добровольческую армию. Против них Антонов-Овсеенко повёл сводные отряды Красной гвардии — кого там только не было! Другие отряды остались в Петрограде и пытались воевать, но к армии не относились. Чем они все отличались друг от друга и от прочих отрядов, а также банд? А ничем! Их всех можно было приписать к Красной армии. Можно, впрочем, и не приписывать…

Большевистский ЦК решал и никак не мог решить — замиряться ли с немцами или устраивать «революционную войну». Точку в дискуссиях поставил Лев Троцкий, сидевший на переговорах в Брест-Литовске. 28 января он внезапно объявил: Россия отказывается подписать мирный договор, однако считает, что война закончилась, и демобилизует армию. Немцы пару дней подумали — и двинули войска на Петроград.

И тут выяснилось, что голосовать за «революционную войну» рабочие и солдаты Петрограда готовы, а вот идти воевать категорически не хотят. В гарнизоне прошли многочисленные митинги, где солдатики обещали стоять насмерть, — но когда на следующий день их попытались перебросить на фронт, войска попросту отказались подчиниться приказу. Исключением стал полк латышских стрелков.

С призывом заводских рабочих дело обстояло лучше, но ненамного. К 26 февраля добровольцев набралось всего около 10000 человек — да и то записывались, в основном, не в Красную армию, а в многочисленные отряды с громкими названиями, выборными командирами и полным отсутствием дисциплины. Как поведёт себя эта толпа, когда придёт пора садиться в эшелоны, было совершенно неясно. Под Нарвой уже более-менее обстрелянный отряд моряков, ведомый наркомом Дыбенко, отказался подчиняться царскому генералу Парскому и пошёл в бой, как хотел. Боевое соприкосновение с немцами охладило пыл матросиков, и они, прихватив с собой бочку спирта, погрузились в эшелон и убыли в Гатчину.

Так что «боевое крещение» РККА получилось безрадостным. Почему же День Красной армии праздновали 23 февраля? Похоже, это вышло случайно. Есть версия, очень похожая на правду: в 1919 году, в суматохе государственного управления, советское правительство попросту пропустило день подписания декрета. Спохватились к 23 февраля — и пришлось выкручиваться, подгоняя события под дату. Так потом и пошло.

Но что же Красная армия? Осознав, что, несмотря на подписанный все же мир с немцами, войны всё равно не избежать, советское правительство озаботилось вопросом создания вооружённых сил всерьёз. 4 марта 1918 года Ленин подписал постановление о создании Высшего военного совета. Военным руководителем этого органа назначили (наконец-то!) генерала — Михаила Бонч-Бруевича. Он являлся «фигурой компромисса» между делом и революцией: с одной стороны, генерал с опытом штабной работы, с другой — брат известного большевика. Первое, что предложил Бонч-Бруевич, — отменить добровольческий принцип формирования армии, выборность командиров и коллегиальное управление войсками, ввести единоначалие. 14 марта наркомом по военным делам был назначен торжественно проваливший дипломатическую деятельность Троцкий. В апреле он занял и пост наркома по морским делам, вместо отданного под суд за бегство из-под Нарвы Дыбенко.

Правда, служить в армии Льву Давидовичу не приходилось, но в 1912-1913 годах он побывал военным корреспондентом на Балканах, то есть хоть что-то в военных делах понимал. Начал он, правда, всё с того же — идеи создания добровольческой армии. Но быстро осознал её порочность, уже 18 мая подписав приказ о мобилизации. Некогда было предаваться идеям, надо защищать республику.

По этой же причине Троцкий не стал создавать армию заново, а пошёл по пути последовательной трансформации того, что было. РККА лепили на ходу из носившихся по стране отрядов, после 18 мая добавляя к ним мобилизованных, которых удавалось наловить по деревням.

К счастью для красных, с белой стороны было примерно то же самое. Очень колоритно описывал Красную армию образца 1918 года будущий «красный маршал» Михаил Тухачевский: «…части, почти все без исключения, жили в эшелонах и вели так называемую «эшелонную войну». Эти отряды представляли собой единицы чрезвычайно спаянные, с боевыми традициями, несмотря на короткое своё существование. И начальники, и красноармейцы страдали необычайным эгоцентризмом. Операцию или бой они признавали лишь постольку, поскольку участие в них отряда было обеспечено всевозможными удобствами и безопасностью. Ни о какой серьёзной дисциплине не было и речи. Эти отряды, вылезая из вагонов, непосредственно и смело вступали в бой, но слабая дисциплина и невыдержанность делали то, что при малейшей неудаче или даже при одном случае обхода эти отряды бросались в эшелоны и сплошной эшелонной «кишкой» удирали иногда по нескольку сотен вёрст… Были и такие части (особенно некоторые бронепоезда и бронеотряды), которых нашему командованию приходилось бояться чуть ли не так же, как и противника».

Вольницу постепенно нормализовывали. Оставалась одна проблема — командиры. Ленин на досуге предавался мечтам о «классовой» армии. Даже осенью 1918 года он все ещё говорил: «Теперь, строя новую армию, мы должны брать командиров только из народа. Только красные офицеры будут иметь среди солдат авторитет и сумеют упрочить в нашей армии социализм».

Той же осенью 1918-го член Реввоенсовета 1-й армии Медведев писал Ленину. «Я убедился, что у нас есть толпы вооружённых людей, а не крепкие воинские части… Во всех этих вооружённых толпах не проявлялось никакого понятия о дисциплине, о подчинении командному составу во время операций. Сам же командный состав оказался настолько слабым, безвольным, терроризированным негодными элементами части, что не он командовал частями, а его части тянули, куда хотели…». Не говоря уже о том, что и воевать эти командиры не умели. Троцкий сделал ставку на царских офицеров — в РККА их называли «военспецами». Привлекать к службе их начали ещё в феврале 1918-го — пока что добровольцев. Их, кстати, было немало.

Февраль расколол армию. «Демократически» настроенные офицеры поддержали Временное правительство и с его падением ушли к белым. А куда деваться монархистам, патриотам, наконец, просто честным служакам, люто ненавидевшим захвативших власть выскочек? Когда появилось красное правительство, погнавшее всю эту «демократическую сволочь» и вроде бы собиравшееся восстанавливать страну, многие пошли к нему на службу. Кто-то стремился сохранить армию, кто-то просто служил власти, какой бы она ни была. Сюда надо прибавить молодёжь, осознавшую, что революция даёт исключительные возможности для карьеры.

К середине июня 1918 года в Красной армии уже насчитывалось девять тысяч офицеров-добровольцев. В июле Тухачевский, назначенный командующим армией, объявил первую мобилизацию офицеров, а 23 ноября соответствующий приказ отдал и Реввоенсовет. И надо понимать: кто не хотел служить в Красной армии, тот в ней не служил. Бардак в новорождённом государстве гарантировал свободу выбора.

Из 250000 офицеров царской армии около трети попало к большевикам, около 40% — к белым, остальные не примкнули ни к одной стороне — уходили за границу или, сняв форму, оставались в красной России. По одним данным, в Красной армии в Гражданскую войну служило пятьдесят тысяч офицеров царской армии, по другим — семьдесят пять тысяч, в том числе больше шестисот бывших офицеров Генерального штаба. Кадровыми офицерами были семнадцать из двадцати командующих фронтами, восемьдесят два из ста командующих армиями. А начальниками штабов практически везде были полковники и генералы царской выучки.

У военспецов была масса раздражающих большевиков недостатков, и бегали они со стороны на сторону, как зайцы. Но они знали, как функционирует армия. Троцкий по этому поводу говорил: «У нас ссылаются нередко на измены и перебеги лиц командного состава в неприятельский лагерь. Таких перебегов было немало, главным образом со стороны офицеров, занимавших более видные посты. Но у нас редко пишут о том, сколько загублено целых полков из-за боевой неподготовленности командного состава… И если спросить, что причинило нам до сих пор больше вреда: измена бывших кадровых офицеров или неподготовленность многих новых командиров, то я лично затруднился бы дать на это ответ».

Так что Красная армия создавалась, как и все прочие государственные учреждения Советской России (не исключая даже ВЧК), с широчайшей опорой на царских специалистов. Большевики умели находить с ними общий язык, а главное — давали возможность работать с полной отдачей, чего в старой России эти люди были лишены. И, в конечном счёте, подход себя оправдал.

Елена ПРУДНИКОВА