Поэт против царя

О Пушкине и его жене написано и издано книг больше, чем в собрании сочинений самого поэта. Но и читатели, и исследователи продолжают спорить о разных сторонах жизни поэта...

Большинство разногласий, связанных с жизнью поэта, характеризуют отношения Александра Сергеевича к жене, жены к поэту, Натали к Дантесу, Дантеса к Натали и, наконец, самого государя-императора - к первой красавице Санкт-Петербурга Наталье Николаевне Пушкиной.

Впрочем, если взять только факты без домыслов, то, может, хоть что-то прояснится? Ну а если факты окажутся чересчур «упрямой вещью»? Тогда, как говорится, «тем хуже для фактов». Ведь мы и Пушкина, и Натали любим давно и надолго, а значит - не разлюбим никогда...

Поэт как-то пожаловался своему ближайшему другу Павлу Нащокину: «Царь ухлестывает за моей женой, как обычный офицеришка». Хорош «офицеришка»!

Первый человек в империи, первый в российской армии и далеко не последний в Европе! Пушкин явно храбрится в письме к другу, описывая, как император по утрам дефилирует под окнами Натальи Николаевны, а вечером на балу спрашивает ее: «Что это у вас всегда шторы задернуты?» Несмотря на презрительный тон письма, Пушкин озабочен. Он, большой знаток высшего света, наверняка в курсе «васильковых дурачеств» - многочисленных любовных похождений Николая I, названных так с легкой руки Федора Тютчева...

Сразу после смерти императора в 1855 году Николай Добролюбов «взорвал» Петербург статьей «Разврат Николая Павловича и его приближенных любимцев».

«...Нет и не было при дворе ни одной фрейлины, которая была бы взята ко двору без покушений на ее любовь со стороны или самого государя, или кого-нибудь из его августейшего семейства, - утверждал писатель-демократ.

- И затем императрица Александра начинала сватать обесчещенную девушку за кого-нибудь из придворных женихов».

История сохранила имена возлюбленных великих князей разных поколений династии Романовых. Это фрейлины Нелидова, Канкрина (Пашкова), Абамелек (Баратынская), Россет, Амалия Крюденер, дочь финляндского генерал-губернатора (!) Рамзай, принцесса (!!) Або-Мелик; а также княжны Долгорукова и Хилкова, княгини Урусова и Юсупова.

Эта статья появилась через 18 лет после гибели Пушкина.

Но поэт был в курсе дела не хуже Добролюбова хотя бы благодаря дружбе с одной из царских фавориток - Александрой Россет.

Воочию царь увидел Натали в 1831 году под руку с Пушкиным в аллеях Царского Села. Там, близ резиденции российских императоров, молодожены арендовали дачу. Рискованный выбор, если у тебя 18-летняя жена с модельной внешностью!

Вскоре на поэта посыпались милости царя. Пушкина, еще в молодости уволенного из Министерства иностранных дел, вновь туда принимают и даже назначают ежегодное жалование в 5 тысяч рублей - в семь раз превышающее положенное! И равное, кстати, губернаторскому окладу!

Еще через какое-то время поэта допускают в секретные архивы для сбора материалов по истории Петра I. Пушкин становится как бы царским историографом, преемником Карамзина. Одновременно и царь, и царица проявляют интерес к Наталье Николаевне, и поэт, весьма искушенный в придворных нравах, понимает, куда клонится дело! Но он «...перестает быть поэтом в ее присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал... все возбуждение и волнение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете». Так ситуацию комментирует внучка фельдмаршала Кутузова Долли Фикельмон.

Жена поэта действительно делала успехи в свете. «Откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? - вопрошает писатель Николай Раевский. - ...Все было comme il faut - без всякой фальши. <...> Сестры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно было бы искать в них».

Вскоре и Пушкин начинает тревожиться, он «бомбит» жену нравоучениями: «Ты, кажется, путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона...», «Не кокетничай с государем...», «...К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчины, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности, etc., etc. ... не говоря уже о cocuage [фр. наставление рогов]»,«... ты кого-то (намек на царя. - Прим. авт.) довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостью, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц...»

Эти письма, несмотря на их обидный тон, Наталья сохранила. «Только женщина, убежденная в своей безусловной невинности, - писала Александра Арапова, старшая дочь от второго брака Натальи Николаевны, - могла сохранить (при сознании, что рано или поздно оно попадет в печать) то орудие, которое в предубежденных глазах могло обратиться в ее осуждение».

А далее - небезызвестное «камерюнкерство», потому что «...двору хотелось, чтобы N. N. [Наталья Николаевна] танцевала в Аничкове» (А.С. Пушкин, 01.01.1834). Хотелось так сильно, что аж сама статс-дама Мария Дмитриевна Нессельроде, жена министра иностранных дел, лично забирает Натали прямо из дому и увозит ее в Аничков дворец, на интимный бал императора, без ведома Пушкина.

Поэт устроил министерше скандал, что и стало точкой невозврата - началом многоходовой комбинации. И хотя Дантеса еще и близко не было, но время уже начало свой бег к роковой черте...

Статс-дама Нессельроде - влиятельная политическая фигура, представитель международной олигархии, которая контролировала дипломатию в салоне князя Меттерниха в Вене и в Министерстве иностранных дел России. С такими «дамами» не ссорятся, у Пушкина просто нервы сдали ....

От министерши царю стало известно, что Пушкин реагирует на происходящее «неадекватно». Принимается решение: перевести стрелки дворцовых сплетен с фигуры царя на кого-нибудь другого. Вездесущий голландский посланник барон Луи Геккерн, человек четы Нессельроде, тут как тут: лучшей кандидатуры, чем его приемный сын, красавец француз, для этой задачи и не найти.

Правда, репутация Дантеса как дамского угодника - дутая, как часто бывает у геев, но кто ж будет особенно разбираться? В свете, конечно, шептались поначалу: почему это один взрослый мужчина (барон Геккерн) усыновляет другого, совсем не ребенка (Дантеса)? Но кому дело до старых сплетен, если есть новые? И если летом 1835 года шептались о царе и Натали, то уже осенью того же года заговорили о ней и Дантесе.

Очевидец рассказывает, как после бала в здании Минеральных вод Наталья Николаевна в ожидании экипажа «стояла, прислонясь к колонне у входа, а военная молодежь, преимущественно из кавалергардов, окружала ее, рассыпаясь в любезностях. Несколько в стороне, около другой колонны, стоял в задумчивости Пушкин, не принимая ни малейшего участия в этом разговоре...» Как раз после этих модных балов в здании Минеральных вод по Петербургу распространились разнотолки о Натали и Дантесе...

Современники отмечали: француз ухаживает за женой поэта шутовски, шаржированно, напоказ. Тем не менее замена одного слуха другим удалась на славу. По словам графа Владимира Федоровича Адлерберга, на одном из званых вечеров князь Петр Долгоруков (приятель француза) показывал пальцами «рожки» над головой Пушкина, кивая с ухмылкой в сторону Дантеса. Поэт, для которого поведение фигурантов было прозрачным, разворачивает свою контригру...

Такими словами император поминал голландского посланника в письме брату Михаилу. Пушкин же считал Луи Геккерена сводником, склонявшим Натали к измене мужу, и автором пасквиля («патента на звание рогоносца») с намеками на якобы имевшую место связь жены поэта с царем. «Патент» был доставлен не только поэту, но и его друзьям.

Пушкин вызывает Дантеса на дуэль. «Приемный папочка» делает свой ход: его сын, оказывается, влюблен вовсе не в Наталью Николаевну, а в ее родную сестру Екатерину Гончарову! Потому и бывает часто в доме Пушкина. И тут Александр Сергеевич определенно переигрывает профессионального интригана. Отозвав свой дуэльный вызов, он категорически настаивает на скорейшей женитьбе Дантеса и свояченицы Кати. Сразу после же этой свадьбы поэт говорит графу Соллогубу: «С сыном уже покончено... Вы мне теперь старичка подавайте».

А через две недели после брачной ночи молодых супругов последовал очередной шаг «клеветников ничтожных»: свидание уже женатого Дантеса с женой поэта на квартире у некоей интриганки Полетики. Спустя годы Наталья Николаевна писала об этой встрече: «Я не переставала строго допытывать свою совесть, и единственный поступок, в котором она меня уличает, - это согласие на роковое свидание... Свидание, за которое муж заплатил своею кровью, а я - счастьем и покоем своей жизни. Бог свидетель, что оно было столь же кратко, сколько невинно».

Пушкин пишет оскорбительное письмо в адрес совсем не Дантеса (!), а его приемного отца барона Геккерна (!!), не сомневаясь, что все пакости исходят от него. Голландский посланник - между прочим, совсем не старичок еще, а мужчина 44 лет, вполне способный постоять за свою честь, - отправляет на дуэль «любимого сына». Так что царские слова «гнусная каналья» очень даже «в тему», только поздно сказаны - уже после смерти великого поэта.

«Ты ни в чем не виновата», - первое, что сказал поэт жене, когда его, смертельно раненного на дуэли, принесли в дом. Дочь историка Николая Карамзина княгиня Мещерская вспоминает: «Он думал только о своей жене и о горе, которое он ей причиняет. <...> Он говорил, что она невиновна в его смерти, и что никогда ни на минуту он не лишал ее своего доверия и любви». Заметим, поэт повторял это почти двое суток, на смертном одре! Этот факт целая группа историков приводит как главное доказательство того, что царь не сумел сделать Натали своей любовницей при жизни Пушкина. Не менее важным доказательством исследователи считают встречу царя и поэта незадолго до смерти последнего. По воспоминаниям русского историка барона Корфа, поэт при встрече благодарил Николая за советы его жене «беречь свою репутацию, сколько для себя самой, столько и для счастья мужа». Царь на это вопросил: «Разве ты мог ожидать от меня другого?» - и услышал в ответ: «Не только мог, государь, но, признаюсь откровенно, я и Вас самих подозревал в ухаживании за моей женой...» Николай в роли добродетельного духовника выглядит забавно, но еще интереснее ответ Пушкина. Исследователи считают слова поэта предостережением самодержцу типа «скорее смерть, чем потеря чести»! То есть это выглядело как угроза огласки и вполне могло охладить притязания царя.

«Бог свидетель - я готов умереть за нее», - писал Пушкин будущей теще еще до женитьбы. Так и вышло: поэт спас честь семьи ценой своей жизни...

Зачинатель пушкиноведения Петр Иванович Бартенев писал: «Насколько далеко ушел в своих ухаживаниях за Пушкиной Николай I при жизни поэта, мы не знаем; вероятно, дело ограничивалось пока лишь одним флиртом». И если после смерти мужа у Натали какие-то отношения с царем имели место, то это совсем другая история.

Барон Корф записал в своем дневнике 28 мая 1844 года: «После семи лет вдовства вдова Пушкина выходит за генерала Ланского... ни у Пушкиной, ни у Ланского нет ничего, и свет дивится этому союзу голода с нуждою. Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у нее, и вследствие этого визита или просто случайно, только Ланской вслед за этим назначен командиром Конногвардейского полка, что, по крайней мере временно обеспечивает их существование, потому что, кроме квартиры, дров, экипажа и проч., полк, как все говорят, дает тысяч до тридцати годового дохода». До женитьбы Ланской должен был ехать для прохождения дальнейшей службы в Одессу. Разрешение на брак от царя было получено мгновенно...

А далее и вовсе беспрецедентный случай. Николай заказал придворному живописцу Гау портрет Натальи Николаевны, и по его распоряжению этот портрет поместили в полковом альбоме. Жены других офицеров этого полка подобной чести не удостоились.

Сохранилось свидетельство, как Николай, приехав к Ланским на бал, прошел в комнаты, где играл с девочкой Сашей - первым ребенком в браке Натали и Ланского. Саша Ланская стала писательницей Александрой Араповой и написала книгу, где выражала уверенность в том, что ее отец не Петр Ланской, а государь-император Николай I...

Людмила МАКАРОВА