«Паять - лудить...»

Среди бродячих мастеровых, ходивших по дворам российских городов, особняком держались медники (или, как их еще называли, лудильщики). Дело в том, что они были самыми настоящими универсалами, умевшими владеть многими инструментами. Они знали себе цену и в общении с клиентами держались уверенно, с достоинством.

Лет 100 назад живший в России народ знал цену кухонной утвари и старался бережно к ней относиться. Да и стоила она немало. Например, в середине XIX века обычный латунный самовар стоил 9 рублей 75 копеек - по тем временам немалая сумма. Еще дороже - 10 рублей 25 копеек - стоил никелированный самовар. Дорого стоила и медная посуда. Обычная медная кастрюля, в зависимости от размера, стоила от 1,5 до 7,5 рубля. А медный пудовый котел - целых 28 рублей.

Почему посуду делали из меди? Дело в том, что кухонная утварь из нее имела преимущества перед аналогами, сделанными из других металлов. Высокая теплопроводность меди позволяла получить при той же массе и толщине самый равномерный прогрев поверхности кастрюли или сковородки. С появлением дешевого алюминия это преимущество исчезло. Но в XIX - начале XX века алюминий был редким и дорогим материалом.

Поэтому прохудившийся чайник или самовар не выбрасывали, а старались по возможности починить. И пусть после ремонта они частично теряли товарный вид, но зато в них можно было кипятить воду, варить еду, жарить картошку или яичницу. Медная утварь со временем переходила от матери к дочери, а от нее - к внучке.

Но медь имела и один весьма существенный недостаток. Она быстро окислялась. А оксиды меди довольно ядовиты. Чтобы не наносить вред своему здоровью, хозяйки при первой же возможности лудили посуду изнутри. Занимались этим мастеровые-лудильщики, которые ходили по дворам и искали тех, кто нуждался в их услугах.

Сам процесс лужения представлял собой следующую операцию: посуду обезжиривали в содовом растворе, тщательно промывали в холодной воде. Затем нагревали до температуры плавления олова. После этого в посуду вливали расплавленное в ковше олово, посыпали порошком нашатыря и растирали тщательно всю поверхность паклей, также посыпанной нашатырем. Чтобы получить более толстый слой, лужение повторяли 2 или даже 3 раза.

Учитывая, что олово было весьма мягким металлом, полуда довольно быстро вытиралась, и через какое-то время эту процедуру приходилось повторять.

Медники-лудильщики в поисках потенциальных клиентов заглядывали во дворы городских домов и громко зазывали тех, кто нуждался в их услугах. Вот что пишет о них Лев Успенский в своей книге «Записки старого петербуржца».

«- Паять-лудить! А вот - паяать-лудить! - Гулко, заунывно и непонятно: "паять-лудить?"

Эти окна выходят на двор, на север, на пути Финляндской дороги за крышами домов, на плохо видимое и не очень интересное. Но сквозь них со двора доносится до меня странный, требующий объяснения заунывно-звонкий призыв:

- Паять-лудить! А вот - паять-лудить!

Стул подтащен к подоконнику, я стал на него коленками и, пока не страшно, высовываюсь наружу.

Спиной к саду - посреди булыги, стоит чернобородый мужик с мешком (мне уже шесть, мешком меня теперь не испугаешь!) за плечами. На шее у него подвешены на веревочках большой медный чайник, два сотейника, кастрюлька красной меди, что-то еще.

Он стоит и, задрав бороду, пытливо всматривается поочередно в окна по всем четырем этажам. Потом мечтательно прикрывает глаза, как певец на сцене.

- Паяать-лудиить, а? - как птица, все на тот же, высоковатой по его бородище и плечам, мотив запевает он. - Паять-лудить? - чуть более требовательным тоном: что же, мол, вы там, заснули все?

Никто не отзывается, никто не выглядывает в окна. Я - не считаюсь. Подумав, он пускает для проверки более сильное заклинание:

- Посуду медну... паять-лудить?!

Никакого впечатления. Нагнувшись, он поднимает с земли второй чайник - ведерный, трактирный или артельный, встряхивается - и медяшки его гремят, - поправляет мешок за спиной и уходит...

Не скажу почему, мне становится как-то грустновато... Может быть, жалко бородача: кричал-кричал!»

Профессия медника-лудильщика постепенно сошла на нет. Последние такие мастера появлялись во дворах российских городов где-то в 1950-х годах. Их наследниками стали сварщики, которые пользовались уже не древним паяльником, а сварочным электродом и защитной маской. Правда, посуду гражданам они уже не чинили.

Михаил ТРОФИМОВ