КГБ против самиздата

Население Советского Союза недаром считалось самым читающим народом в мире. Расхожая фраза «Книга - лучший подарок» была отнюдь не пустым звуком. Однако читать можно было далеко не все подряд. Чтение и даже просто хранение запрещенной литературы могли окончиться самыми серьезными неприятностями.

В Советском Союзе читать любили. Читали все и читали много. Однако нередко хорошую книгу было нелегко приобрести. Ее не просто покупали, а доставали. Процветали черный рынок с завышенными ценами, торговля из-под прилавка для своих или за взятки. А то и бартер - обмен на другой дефицит, нужный продавщицам книжных магазинов. Магазины часто торговали «с нагрузкой»; покупая желаемую книгу, следовало заодно прикупить что-нибудь малопопулярное, но идеологически выдержанное. Например «Целину» Леонида Ильича Брежнева. А чего стоила всесоюзная кампания по сбору макулатуры! Нужно было сдать определенное количество бумаги, чтобы, предъявив полученные талоны, купить книгу. Однако самая читающая нация могла читать не все, что вздумается.

Запреты были многочисленны и разнообразны. Некоторые из них сегодня могут показаться просто смешными. Но тогда было не до смеха. Естественно, были строго запрещены произведения Солженицына «Раковый корпус», «В круге первом», не говоря уже о такой крамольной вещи, как «Архипелаг ГУЛАГ», который ныне хотят включить школьникам в перечень книг для обязательного прочтения. «Раковый корпус» первоначально был принят в журнал «Новый мир». Но его так и не напечатали по команде сверху. В будущем «Раковый корпус» стал одним из оснований для присуждения Солженицыну Нобелевской премии по литературе.

Под запретом оказался и «роман века» Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Его опубликовали только в 1966 году, спустя 26 лет после смерти автора, и то с большими купюрами. В полной версии «Мастер и Маргарита» увидел свет только в 1973 году. Широко известна история травли Пастернака за его роман «Доктор Живаго», попавший под запрет, несмотря на полученную за него Нобелевскую премию. В СССР он легально не издавался до 1988 года, а на русском языке впервые вышел в 1958 году в Голландии.

Скандальный роман Набокова «Лолита» был долго запрещен не только в Союзе, но и в ряде других стран. В СССР он все же попал в печать в 1989 году, а за рубежом (на русском) - еще раньше. Книгу тайно ввозили и продавали на черном рынке рублей по 100, что для многих читателей в те годы соответствовало месячной зарплате. «Крутой маршрут», написанный прошедшей через ГУЛАГ Евгенией Гинзбург в 1967 году, попал в печать только в 1988-м.

Под строгую цензуру попадала и зарубежная литература. Например, роман «По ком звонит колокол» Эрнеста Хемингуэя был отнесен к так называемой «специальной литературе». Потому в издательстве «Иностранная литература» он вышел в 1962 году лимитированным тиражом (всего 300 экземпляров) и рассылался представителям партийной верхушки по списку.

«Россия во мгле» Герберта Уэллса, в которой автор рассказал о своих беседах с Лениным, издавалась на территории СССР лишь единожды. Причем текст подвергся многочисленным правкам и изъятию из него многих «неудобных» имен и фрагментов. Не прошел советскую цензуру и «Скотный двор» Джорджа Оруэлла. А также множество произведений других зарубежных авторов, в будущем оказавшихся вполне прогрессивными. Под строгим запретом в СССР была религиозная литература любых конфессий, в том числе и Библия.

Но, несмотря на препоны, советские книголюбы узнавали о существовании запретных книг и тем или иным путем до них дотягивались. Этому способствовали такие явления, как самиздат и тамиздат. Вероятно, первым близкое по смыслу и форме слово «самсебяиздат» употребил поэт Николай Глазков, уже в 1940-е годы использовавший этот термин при изготовлении машинописных сборников собственных стихов.

Позже самиздатом называли самодельные «книги», собранные из светокопий страниц. Так были изначально «изданы» «В августе 44-го» Богомолова, «Царь-рыба» Астафьева, «Белая гвардия» Булгакова и многое другое.

Названные произведения нельзя было отнести к разряду явно крамольных, посему подобный самиздат мог преследоваться не за содержание, а лишь за «расхищение социалистической собственности». То есть бумаги, ресурса множительной техники. Известный диссидент Буковский дал такое определение: «Самиздат - сам сочиняю, сам редактирую, издаю, распространяю, сам и отсиживаю за него».

В виде самиздатовских копий впервые увидели свет и получили хождение: тексты песен Высоцкого, «Доктор Живаго» Пастернака, «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус» и «В круге первом» Солженицына, «Зияющие высоты» Зиновьева, стихи Иосифа Бродского, Мандельштама, Галича, Цветаевой, Хармса. Прошли через самиздат и некоторые произведения Стругацких, а также острые эпиграммы Зиновия Паперного и Валентина Гафта.

Бок о бок с самиздатом нередко шел тамиздат. Так называли запрещенные книги и журналы, изданные за пределами СССР. К тамиздату можно отнести, например, нью-йоркское издательство «Литературное Зарубежье» или парижское «ИМКА-Пресс».

«Жизнь и судьба» Гроссмана, «Москва « Петушки» Венедикта Ерофеева, стихи Иосифа Бродского впервые были изданы типографским способом на родном языке за рубежом. В так называемый период застоя тамиздат наряду с самиздатом оставался единственным возможным способом публикации для большинства оригинальных, независимых по духу и несовместимых с советской идеологией произведений.

Термины «самиздат» и «тамиздат» стали такими же интернациональными, как пришедшие из СССР слова «спутник» или «перестройка». В 1970-х годах самиздат был столь широко распространен, что породил анекдот: «Бабушка для внука перепечатывает на машинке "Войну и мир" так как внук ничего, кроме самиздата, читать не хочет».

Шутки шутками, но всякая причастность к этой деятельности в Советском Союзе не только не поощрялась, но и жестко преследовалась. Притом наказаниям подвергались как авторы и распространители продукции этих «издательств», так и простые читатели. Кары для них предусматривались различные - от общественного порицания, исключения из комсомола или партии до уголовного преследования и отсидки, порой долгой. Поэтому самиздатовская литература иногда переплеталась в обложки легальных советских книг. Бдительность от читателей требовалась постоянно.

Вот реальный инцидент, произошедший в 1970-е годы. Некая жительница Ленинграда служила заведующей библиотекой в одном из институтов. А ее старшая сестра преподавала латынь и греческий язык в Духовной академии, что располагалась в Александро-Невской лавре. Как-то старшая сестра дала для прочтения младшей (под клятвенные обещания беречь) Библию на русском языке, попавшую в Академию контрабандным путем из Швеции.

Каждое утро наша героиня добиралась до работы на метро, но сначала ей следовало доехать до него на автобусе.

Однажды, расположившись в автобусе, она достала из сумочки Библию и углубилась в чтение. На свободное сиденье сзади подсел некий молодой ничем не примечательный человек. Когда читательница вышла у метро, тот последовал за ней и при входе на станцию, крепко взяв ее под руку, предложил пройти за ним. Несмотря на громкое возмущение дамы, она мигом оказалась в имеющемся на станции пикете. Там «попутчик» предъявил ей удостоверение в красной обложке и потребовал сообщить, что задержанная читала в автобусе. На возражение типа «какое ваше дело» последовал ответ, что ему прекрасно известно - читала она Библию, изданную в Швеции, запрещенную в СССР и доставленную сюда не иначе как контрабандным путем.

Контрабанда попадала под серьезную статью Уголовного кодекса, предусматривающую срок лишения свободы от 3 лет и более. В общем, даме предлагалось рассказать, как к ней попала контрабанда. После долгих препирательств и взятия подписки о невыезде она была отпущена. На работу, естественно, сообщили, и там были новые, но мягкие объяснения с начальством. Библию конфисковали. Виновница при последующем вызове в органы наплела какую-то придуманную совместно фантастическую историю о происхождении контрабанды, но сестру не выдала. После проверки того, что сама она никогда не выезжала за границу, дело было закрыто.

Константин РИШЕС