Театр одного рассказчика

Автор: Maks Сен 13, 2020

Летом 1974 года телезрители увидели человека, который одним своим появлением на голубом экране клал публику себе в карман. Фаина Раневская называла его «кудесником», Самуил Маршак — «чародеем», а Корней Чуковский — так вообще «колдуном», считая это самой точной оценкой феноменального дара телеведущего-чтеца-эрудита-пародиста Ираклия Андроникова.

Своим особым даром он завораживал телезрителей на целый час — именно столько шла передача «Слово Андроникова». И ведь, что интересно, рассказ в ней велся чаще всего о поэтах — Есенине, например, Лермонтове или Пушкине, о которых любой советский человек отлично знал с детсгва и мог отбарабанить их стихи без запинки, хоть ночью буди. Причем ведущий никогда не раскрывал ничьих постельных тайн, не упоминал никаких других скабрезностей — вроде бы и не стремился ошеломить, сразить, удивить, а меж тем неизменно и ошеломлял, и поражал, и удивлял зрителей! Почти в каждом выпуске. Словом, правы были современники — чародей, да и только…

«Тот, кто всем подражает…»

Петербургский дом, где в 1908 году родился Ираклий Андроникашвили (Андроников), всегда был полон интеллектуалов и богемы. Ведь его отец-адвокат был родом из старого грузинского дворянства, всегда славившегося гостеприимством. А мама происходила из интеллигентной еврейской семьи (ее отец, дед Ираклия, филолог Яков Гуревич основал прогрессивную частную гимназию и знаменитые Бестужевские курсы для женщин). Родительские гости и стали первыми зрителями мальчика Ираклия. На них он пробовал свой дар перевоплощения — копировал мимику и жесты актеров, читая их известные монологи. Дамы восклицали: «Шарман! Это тот самый tout-petit, который всем подражает!»

Бойкий tout-petit («малыш» по-русски) подрос и пошел по стопам деда-филолога, окончив историко-филологический факультет ленинградского вуза и словесное отделение Института истории искусств. Он стал сотрудником юмористических изданий «Чиж» и «Еж», но импровизаций своих не забросил. В Питере даже пошла мода, которая докатилась и до Москвы, ходить в дома, где среди гостей бывал молодой Ираклий.

«Едва только он войдет в вашу комнату, — вспоминал Чуковский, — вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле. Всех этих знаменитых людей во всем своеобразии их индивидуальных особенностей художественно воссоздаст чудотворец Андроников». Тот же Чуковский в числе прочего вспоминал: «Ираклий Андроников, идучи со мной по дороге, вдруг дернул шеей, взглянул на меня по-тыняновски и до такой степени превратился в Тынянова, что я чуть не закричал от испуга: это был живой Юрий Николаевич, пронзительно умный, саркастический, словно я и не присутствовал при его погребении…» .

«Как бы не выгнали!»

Ираклий Андроников…И вот однажды в гостях молодой пародист приглянулся театроведу Соллертинскому. Тот предложил Ираклию попробовать себя лектором в филармонии и даже написал за него заявление о приеме на работу. Просто у Андроникова от желания прикоснуться к «великому храму искусств» сильно тряслись руки, а ближе к первому выходу на сцену задрожали и ноги. Тогда он отправился к гипнотизеру, не раз помогавшему актерам избавляться от страхов перед залом. Ираклий краснел, бледнел, теребил пуговицы, грыз ногти, а специалист по страхам посмотрел на него и изрек: «Это вполне нормальная реакция здорового человека. Поверьте, публика отнесется к вам снисходительно…» Он сказал, что если начать с гипноза, то придется повторять сеансы перед каждым выступлением, а это едва ли реально. А на прощание напутствовал парня, мол, держись — от страха перед публикой спасают суфлеры…

Но спасли дебютанта не они, а музыканты, которые «подсказали из оркестра, что недурно было бы повернуться к залу лицом». Это если верить воспоминаниям самого Андроникова. Со страху он все перепутал и позабыл, нес со сцены такое, что публике стало «дурно одновременно от радости и конфуза», пока, наконец, молодого лектора не пронзила мысль: «Как бы меня не выгнали!..»

Ираклия, однако, не только не выгнали, а еще и принялись набиваться в залы до отказа, лишь завидев его имя на афишах филармонии… А спустя десятки лет Андроников стал кумиром огромной армии телезрителей всего СССР.

Таинственная красавица Лермонтова

Меж съемками своих телепрограмм Ираклий Луарсабович был «всегда на ходу, на бегу, вечно спешил с чемоданом то в Нижний Тагил, то в Георгиевск, то в Северную Осетию, то в Кабарду, то в Актюбинск, то в Штутгарт, то в Мюнхен, то в замок Хохберг, то в замок Вартхаузен…» (это все со слов Чуковского). Там встречался «с бездной народа — с инженерами, советскими служащими, немецкими баронами, профессорами, старосветскими барынями — с великим множеством разнообразных людей, и в нем просыпался мастер портрета, художник, артист, сердцевед, которым мы так восхищались».

Из своих экспедиций Андроников привозил различные литературные находки или, как он сам говорил, «драгоценности русской культуры». Таковыми, к примеру, оказались письма близкой Пушкину семьи Карамзиных (1836-1837 годы), обнаруженные литературоведом в Нижнем Тагиле. Полные невыносимого одиночества поэта даже и среди близких ему людей, эти послания проливали свет на последние месяцы жизни Пушкина.

Та программа «Слово Андроникова» получилась трагичной…

Между тем ведущий опять сидел в архивах, звонил разным людям, договаривался о встречах, а после паковал чемоданы, заказывал билеты и вновь спешил на поезда, корабли, самолеты… Вскоре Андроников доказал, что экзотика «Мцыри» и «Демона» вовсе не заимствована Лермонтовым у Байрона и не дань тогдашней моде в литературе на европейский лад (как в 1970-е годы считалось в ученом мире), а пережита русским поэтом под влиянием кавказской действительности. С экрана «со свойственными ему блестками юмора» и легким шаржированием речи людей XIX века ведущий рассказывал о своих открытиях зрителям, и те, судя по письмам, с ним соглашались.

В другой раз Андроников установил реальное имя возлюбленной Лермонтова, которую тот воспел в своей ранней лирике — стихотворениях Ивановского цикла: «Я не унижусь пред тобою», «Время сердцу быть в покое», «Когда одни воспоминанья» и других, менее известных, в общем около четырех десятков…

Девушку поэт зашифровал буквами Н.Ф.И., а Андроников аббревиатуру расшифровал. Ради этих трех букв он разыскал порядка двадцати человек, раскиданных по городам и весям СССР. Любой из них мог что-то знать о тайной любви поэта, а значит, дать хоть какую-то наводку. С каждым из них исследователь встретился и переговорил, а после перерыл архивы (уже в который раз!) и нашел-таки доказательства гипотезы, выдвинутой еще в 1914 году лермонтоведом Калашом. Таинственной красавицей оказалась Наталья Федоровна Иванова, дальняя родственница, между прочим, сподвижника Петра I Александра Меньшикова. 16-летний Миша Лермонтов, ободренный вначале вниманием 17-летней Наташи Ивановой, вскоре, однако, был безжалостно ею отвергнут. Тогда и явился в его записках образ — «бесчувственного, холодного божества», а вслед за ним четыре десятка стихотворений…

Найдя все эти ответы, исследователь-литературовед, как сам писал, «прямо задохнулся от волнения…», а после «чуть не захохотал от радости…». На экране он представил драматичный роман студента Московского университета Миши Лермонтова, как, всегда, превратившись (по словам Чуковского) «в того, кого воссоздавал перед нами, сам при этом исчезая весь без остатка». Таким и остался в памяти зрителей феноменальный ведущий Ираклий Андроников.

Людмила МАКАРОВА

  Рубрика: Искусство и телевидение 289 просмотров

Предыдущая
⇐ ⇐
⇐ ⇐
Следущая
⇒ ⇒
⇒ ⇒

https://zagadki-istorii.ru

Домой

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

SQL запросов:44. Время генерации:0,264 сек. Потребление памяти:9.66 mb