Северные народы ходили на тюленя еще в доисторические времена. Зверей тогда было много, а людей мало, и человек не способен был нарушить экологическое равновесие. Однако время идет. На смену легким лодкам пришли парусники, потом пароходы, вместо копий и гарпунов появились ружья, а охота ради еды сменилась алчностью торговца сырьем. И тюлени стали причиной больших конфликтов…

В замечательной детской книге Георгия Кублицкого «Фритьоф Нансен» первые главы посвящены детальному описанию зверобойного промысла. В конце февраля — начале марта сотни судов покидали гавани северных стран. Найдя лежбище тюленей, спускали на воду лодки, в каждой из которых сидели стрелок и гребцы. Особенным везением считалось найти «детную залежку» — место, где самки выводят потомство. Белоснежный мех новорожденных тюленят ценился особенно высоко.

Это был уже не промысел малых народов для поддержания жизни племени, а хищническая капиталистическая добыча. Цивилизация в очередной раз победила природу: поголовье тюленей начало стремительно падать. К 1920-м годам в основных районах, куда ходили на промысел суда Северной Европы — у Шпицбергена, Ньюфаундленда, Ян-Майена, — морской зверь был уже почти уничтожен. Но тут началась Гражданская война в России, открывшая для викингов новые возможности.

В чужом огороде

Впрочем, норвежцы всегда ходили на промысел в Белое море и никогда не считались при этом с законами России. Лучше технически оснащенные, чем наши поморы, они брали львиную долю добычи, а при встрече еще и беззастенчиво грабили местных зверобоев. В конце XIX века российская зверобойная отрасль перестала справляться с потребностями промышленности. Тюлений жир и шкуры приходилось покупать, зачастую у тех же норвежцев. Причин было две. Первая, главная — слабое техническое оснащение поморских артелей. Однако русское правительство начало со второй и решило организовать охрану промыслов от браконьеров.

Министр сказал — министр сделал. В 1899 году в Белое море был направлен целый корабль — старый военный транспорт «Бакан», в девичестве двухмачтовая шхуна. Вооружена она была шестью пушками, самыми крупными из которых были два 4-фунтовых орудия (калибром что-то около 85 мм), остальные — меньше фунта. Гонять браконьеров можно было и с этой невеликой артиллерией, проблема была в другом: «Бакан» — один, а промысловиков — десятки. Правда, менее отважные зверобои, учитывая перспективу потерять не только добычу, но и судно и свободу, предпочитали не нарушать закон. Но более отважные и совсем безбашенные по-прежнему ходили в Белое море. Они легко отслеживали местонахождение «Бакана» и уклонялись от встречи, а тюлений жир сплошь и рядом продавали обратно в Россию — первая-то причина никуда не делась…

Успешно уклонившись от участия в мировой войне, Норвегия наживалась на военных поставках. Ну и, конечно, война войной, а охота по расписанию. Вплоть до 1921 года викинги в компании с англичанами успешно промышляли тюленя в Белом море, постепенно входя во вкус. В 1920 году сотни норвежских и финских промысловых судов били тюленя вплоть до самых советских берегов и даже заходили в устье Северной Двины, попутно грабя местное население. В тот год промысловики взяли рекордную добычу гренландского тюленя — 160 тысяч шкур (нашим поморам досталось всего 20 тысяч).

Разоренная войной РСФСР могла противопоставить браконьерам только ноты протеста, каковые норвежское правительство оставляло без внимания. Стоит ли удивляться, что в 1921 году все повторилось? Катера погранохраны РСФСР задержали аж целых три браконьерские шхуны, после чего наркомат иностранных дел снова отправил ноту протеста. Все с тем же результатом — она не была замечена.

Какие такие территориальные воды?

Еще в 1918 году, в декрете об учреждении пограничной охраны, Совнарком РСФСР возложил на пограничную службу обязанности по охране советских территориальных вод, в том числе и от самовольного промысла. Впрочем, подписан декрет был 28 мая, спустя чуть больше недели после начала мятежа Чехословацкого корпуса, положившего начало основным событиям Гражданской войны. И в ближайшие 3 года у многочисленных правительств России было много более насущных забот, чем порядок в северных водах.

Однако к началу 1921 года война в основном закончилась, и настала пора заняться хозяйством. В мае Совнарком, осваивая науку управления государством, издал декрет «Об охране рыбных и звериных угодий в Северном Ледовитом океане и Белом море». В нем говорилось: «Право РСФСР на исключительную эксплуатацию рыбных и звериных угодий простирается… вглубь — на расстоянии 12 морских миль от линии наибольшего отлива как по материковому побережью, так и по побережью островов».

Вот уж тут среагировали все! Дело в том, что принадлежность Мирового океана была предметом острой дискуссии, и каждая страна имела по этому поводу собственное мнение. Еще с XVIII века было установлено и признано многими государствами так называемое «правило пушечного выстрела»: территориальными водами (необходимыми для обороны от нападения с моря) считалась полоса воды возле берега, шириной соответствующая дальности выстрела из пушки береговой обороны. Тогда это было около 3 миль.

Впрочем, уже в начале XIX века многие государства считали трехмильную зону недостаточной. Русские дипломаты и вовсе утверждали, что государство вправе самостоятельно решать вопрос ширины своих территориальных вод, так что большевики действовали вполне в русле российской политики.

Другое дело, что в реальной жизни царская Россия так и не вышла из трехмильной зоны, но Совнарком нерешительностью не страдал!

Однако 12-мильная зона, да еще с учетом островов, означала фактический запрет всем странам, кроме РСФСР, ловить рыбу и промышлять морского зверя в Белом море. А ведь зверь там был, и много! Возможности поморов по-прежнему были очень слабыми, и московское правительство вовсе не собиралось запрещать добычу — оно хотело получать деньги за промысел в советских водах. А пока что пограничникам было дано указание конфисковывать у браконьеров суда и орудия лова, а их самих предавать суду. Впрочем, сезон все равно закончился, и до следующей весны Белое море было никому не нужно.

В марте 1922 года МИД Норвегии наконец соизволил ответить на все ноты сразу. Он в ультимативном порядке потребовал немедленно отменить декрет и вообще ликвидировать понятие «советских территориальных вод» для Севера, проведя границу РСФСР по кромке побережья, а все Белое море объявить «открытым морем». Почувствовав защиту родного правительства, в апреле норвежцы появились в таком количестве, что местное население не смогло выйти на промысел. Пограничники задержали несколько десятков шхун (из нескольких сотен), стороны снова обменялись нотами, причем норвежцы заявили, что не признают не только декрет, но и саму РСФСР.

В 1923 году война вступила в новую, «горячую» стадию. Норвежское правительство послало на защиту своих браконьеров корабль охраны рыболовства «Хеймдал». Была в норвежском флоте такая группа кораблей, вроде бы подчинявшаяся ВМФ, но выполнявшая задачи для министерства сельского хозяйства.

Сие шикарное корыто, построенное в 1892 году, по тоннажу было в 2,5 раза больше «Бакана» и имело уже целых четыре 76-миллиметровые пушки, так что вполне годилось гонять советские катера. В том году норвежцы порезвились знатно — советские журналы того времени писали, что они взяли 140 тысяч шкур. «Проучив» таких образом большевистское правительство, норвежский МИД заявил, что Норвегия «вела и будет вести лов там, где ей нужно».

Концессионный мираж

Однако времена менялись, дело шло к международному признанию СССР. 2 февраля 1924 года это сделала Великобритания, а 13 февраля — Норвегия, так что викингам поневоле приходилось вести себя прилично (или хотя бы делать вид). В декабре 1923 года была подписана так называемая Олезундская концессия. Не слишком выгодная для нас — на долю советской стороны приходилось менее 6% добычи в денежном исчислении, но хоть что-то. В Белое море допустили 90 судов — в 1924-м они взяли около 200 тысяч шкур, чуть больше 2 тысяч на шхуну.

Продолжение добычи такими темпами грозило полным исчезновением гренландского тюленя. Норвежцы бы только порадовались — они считали, что тюлени наносят колоссальный вред косякам трески, подрывая этот традиционный норвежский промысел, и их надо безжалостно истреблять. Советское правительство было с норвежцами не согласно, тем более что постепенно развивался и советский зверобойный промысел. Выделанные шкуры морского зверя были экспортным товаром, который, кстати, поставляли и в ту же Норвегию. Во времена, когда из-за границы ввозились почти все промышленные товары, каждая строка экспорта обладала особой ценностью. Наши промыслы развивались организационно и технически, и конкуренты в лице норвежских концессионеров были советским зверобоям совершенно не нужны. Да и популяция тюленей не выдерживала двойной нагрузки.

Концессия была невыгодна изначально и не стала выгодной позже — о чем свидетельствуют общие результаты. За небольшую сумму (платили не с добычи, а с общего тоннажа судов) норвежцы получали доступ к местам, где собирались огромные стада тюленей. (С 1923-го по 1939 год, когда лов был полностью прекращен, норвежцы выловили около 2700 голов морского зверя и заплатили за это около 270 тысяч долларов концессионной платы.) Однако в 1928 году концессионный договор был продлен — не по экономическим, а по политическим причинам, ради торгового договора с Норвегией.

Большая война каракатиц

По следам концессионеров норвежские браконьеры, наплевав на все договоренности, снова отправились в советские воды. Однако к тому времени на Севере уже появились пограничные катера — целых семь штук! — и они погнали нарушителей обратно. По этому поводу бытует исторический анекдот: норвежское правительство в официальной (!) ноте пообещало весной 1929 года выйти на промысел в сопровождении двух английских боевых кораблей, а Сталин ответил им одним словом: «Ждем!» Но англичане не стали вписываться за чужие интересы. Корабли ВМС Великобритании, правда, заходили в наши воды, однако прикрывали они исключительно собственных рыбаков.

В 1929 году большевистское правительство еще и жестоко обидело соседей. Далеко в Северном Ледовитом океане есть такой архипелаг — Земля Франца Иосифа. Острова эти по тем временам были труднодоступны, малоизучены и необитаемы. Декретом от 15 апреля 1926 года советское правительство объявило о правах СССР на все открытые и неоткрытые острова в своем секторе Арктики, после чего вокруг островов началась суета. Сперва туда попытались попасть итальянцы на дирижабле. Крылатая машина потерпела крушение, и нам же пришлось их спасать. В ходе спасательной операции ледокол «Георгий Седов» изучил спорные территории, ну и итальянцев вытащил (этим событиям посвящен фильм «Красная палатка»).

Норвежцы тоже не оставались в стороне. 19 декабря 1928 года они официально заявили, что «королевскому правительству неизвестно, чтобы на Земле Франца-Иосифа были известны какие-либо другие интересы, кроме экономических интересов Норвегии», и стали готовиться к созданию поселения на островах. С этой целью на средства норвежских китобоев (!) готовились к походу суда «Баллеросен» и «Торнес-1». Однако советское правительство тоже работало над этим вопросом, и наши опередили норвежцев — всего на полторы недели. 30 августа 1929 года была торжественно открыта постоянная советская станция на Земле Франца-Иосифа. Острова стали обитаемыми и уже де-факто советскими.

Обиженные соседи принялись за откровенный разбой. Браконьеры по-прежнему шастали по советским водам. Они не только хищнически, не считаясь ни с какими конвенциями, били тюленей, моржей, белых медведей, но и не давали работать советским рыболовным артелям, а также грабили поморов. Для прикрытия их многотрудной деятельности по нашим водам гулял еще один корабль охраны рыболовства, на сей раз новейший, введенный в строй лишь в 1931 году «Фритьоф Нансен». Это было уже совсем могучее судно водоизмещением почти 1300 тонн, а две из четырех его пушек были калибром аж 102 мм. В 1932 году, прикрывая браконьеров, он открыл огонь по советским пограничным катерам. В 1933-м эти грозные боевые единицы продолжали гоняться друг за другом, а также за поморами и браконьерами. Скучно не было никому.

А потом все сразу закончилось. 1 июня 1933 года была создана Северная военная флотилия. Все ж таки корабли охраны рыболовства были по сути своей такими же каракатицами, как и промысловики, и не могли тягаться с военными. А рисковать, отправляя в советские территориальные воды настоящие корабли ВМФ, норвежское правительство не стало. Кто их знает, этих большевиков — как они отреагируют…

Так завершилась «Тюленья война». А вскоре прекратила свое существование и концессия.

Елена ПРУДНИКОВА