1 июня 1962 года рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода устроили забастовку, требуя повышения зарплаты и улучшения условий труда. К забастовке присоединились рабочие других предприятий, в результате чего количество бастующих достигло 5 тысяч человек. Власть жестко разобралась с забастовщиками. Но на этом проблема отнюдь не была разрешена…

Весна 1932 года была тяжелым временем. Самый разгар коллективизации, карточная система — дешевые продукты можно было получить только по карточкам, остальное ищи на черном рынке. И вот 1 апреля 1932 года в городе Вичуге (Ивановская область) снизили нормы выдачи хлеба — с 12 до 8 килограммов в месяц для рабочих и с 8 до 4 килограммов для иждивенцев. Ответом стала забастовка — классическая, по рецептам 1905 года. Забастовщики врывались в цеха, останавливали машины, избивали тех, кто пытался им помешать. Вскоре число бастующих достигло почти 20 тысяч человек.

10 апреля толпа численностью до 5 тысяч человек двинулась к центру города, разгромила управление милиции, захватила здания отделения ГПУ и райкома ВКП(б). 15 милиционеров были тяжело ранены, еще несколько десятков сотрудников силовых структур и руководителей района отделались легкими ранениями.

12 числа в город приехал член Политбюро ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович. Старый революционер, он встретился с рабочими, обещал рассмотреть их проблемы и призвал вернуться на работу. Вечером 13 апреля были восстановлены нормы снабжения, разрешено создать подсобные хозяйства на фабриках и открыть колхозный рынок. Этим и закончилась стачка.

Новочеркасск (Ростовская область). 1962 год

Пришедший к власти в 1953 году Никита Хрущев популярности в народе не снискал. Чтобы рискнуть запустить процесс «десталинизации», надо было управлять государством лучше, чем Сталин, а ему это не удалось. Бездарная сельскохозяйственная политика привела к нехватке продовольствия. Начались перебои с хлебом, а в мае 1962 года в советских СМИ было объявлено о повышении на 30-35% цен на мясо и масло. На Новочеркасском электровозостроительном заводе (НЭВЗ) оно совпало со снижением расценок на оплату труда рабочих и увеличением норм выработки. И грохнуло…

День первый

НЭВЗ был предприятием отсталым: тяжелый физический труд, плохие бытовые условия, отсутствие жилья, непопулярное у заводчан руководство. Следствием стала высокая текучесть кадров, здесь работало много людей, которых больше никуда не брали, в том числе и с уголовным прошлым. Весной 1962 года рабочие провели трехдневную забастовку, требуя улучшить условия труда. Но этот «звоночек» ничему не научил руководство.

1 июня 1962 года на НЭВЗ приехал заведующий промышленным отделом Ростовского обкома КПСС Бузаев. Человек 10 формовщиков сталелитейного цеха обсуждали грядущее повышение цен, и все могло бы кончиться ничем, если бы гость из обкома не начал разъяснять рабочим политику партии. К спорщикам подтянулись еще люди. Начальник цеха предложил закончить митинг и приступить к работе — в ответ рабочие объявили забастовку и потребовали повышения расценок. Стремительно растущая толпа выкатилась в заводской сквер. На балкон заводоуправления вышел директор завода с громкоговорителем.

Все еще было не безнадежно, но в возникшей ожесточенной перепалке директор ляпнул что-то вроде: «Не хватает денег на мясо и колбасу — ешьте пирожки с ливером». В ответ раздались свист и реплики, далекие от цензурной лексики, директор ответил в том же ключе. И быть бы ему битым, если бы он вовремя не скрылся.

Люди в сквере оказались в ситуации неопределенности: бить некого, а делать что-то надо.

Как проводить стачки, советские рабочие знали, их учили этому еще в школе на уроках истории. Дальше все разворачивалось по классическому сценарию, хоть очередную фильму снимай. Загудел заводской гудок, рабочие стали бросать работу. Рядом с заводом проходили железнодорожные пути. Стачечники выломали штакетник из ограждения сквера, перегородили путь и остановили пассажирский поезд «Саратов — Ростов-на-Дону». Когда заорал еще и захваченный тепловоз (а голос у него громкий), к месту событий стали подтягиваться окрестные жители, большинство из которых тоже работали на заводе. Появился первый лозунг новочеркасской стачки, написанный на корпусе тепловоза: «Хрущева — на мясо!». Лишь четыре часа спустя, когда к делу подключилось местное управление КГБ, удалось отвести поезд назад.

К 16 часам на завод приехал первый секретарь Ростовского обкома КПСС Александр Басов. Толпа к тому времени вновь переместилась к зданию заводоуправления. Кое-кто из руководства пытался уговорить людей успокоиться — таких били. Басова, в принципе, готовы были слушать, но тот принялся просто пересказывать обращение ЦК. После первых же фраз раздались крики: «Обращение мы читали, сами грамотные, а ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы снизили, а цены повысили». Прочим руководителям вообще не дали говорить, а когда появился директор завода, в находящихся на балконе полетели камни и прочее, что под руку попало. Любили заводчане начальство, чего уж там… Руководство укрылось в здании заводоуправления, откуда Басов принялся созваниваться с военными, требуя помощи.

Стачка перешла в стадию перманентного митинга. Был вывешен лозунг: «Мясо, масло, повышение зарплаты!» К 18 часам на заводе появился сводный отряд милиции, численностью 200 человек, но забастовщиков к тому времени набралось уже около 4 тысяч, и отряд они рассеяли без труда. Пока солдаты и участники беспорядков разбирались друг с другом, переодетый в гражданское отряд спецназовцев вывел из здания заводоуправления блокированных там руководителей. С фасада здания забастовщики сняли большой портрет Хрущева. Собрали по кабинетам и другие его портреты и сожгли их на костре перед заводоуправлением.

Электромонтажник НЭВЗа Жаров составил листовку «О липовых ленинцах»: «Сталина вы критиковали, сторонников частично в гроб загнали, остальных от руководства отстранили, но цены на все продукты и товары в апреле каждый раз снижать они не забывали. Хрущев из года в год в магазинах цены поднимает, заработок рабочим при этом он снижает, невольно возникает вопрос у нас, кто — враг народа был или есть. Какие же вы лгуны и лицемеры и власти жаждущие псы, народа угнетатели. К чему стремитесь вы? Сталин и сторонники его последовательно к коммунизму шли и всех вели, при этом не смотрели на проделки капитала и не указывали пальцем так, как вы, лгуны».

Интересно, какой процент советских людей подписался бы под этим воззванием?

Реакция властей

О событиях в Новочеркасске немедленно доложили Хрущеву, тот созвал совещание с представителями силовых ведомств (подавление народных выступлений силой, в том числе и пулями, к тому времени вошло у него в привычку). Он приказал подавить «антисоветский бунт» в кратчайший срок и всеми возможными средствами.

Уже в 12:30, еще до того как выехать в Новочеркасск, Басов обратился к командованию Северо-Кавказского военного округа с просьбой выделить войска для подавления беспорядков. Военные, естественно, не горели желанием выполнять полицейские функции. К тому времени в Ростове уже материализовался член ЦК Андрей Кириленко. К народу он не вышел, зато изо всех сил давил на военных. Но даже телефонный приказ Хрущева, который велел задействовать армию, не убедил командующего округом. Лишь около 19 часов пришел приказ министра обороны маршала Малиновского: «Соединения поднять. Танки не выводить. Навести порядок. Доложить».

От приказа военным легче не стало. Они прекрасно понимали, что в случае массовых жертв они же и окажутся крайними. Тогда было принято поистине соломоново решение: части поднять, но конкретных инструкций и патронов не давать. Поэтому вмешательство армии в новочеркасские события выглядело довольно странно, по большей части оно определялось словами «пришли и ушли».

К вечеру в Новочеркасск из Москвы прибыла целая делегация: второй секретарь ЦК КПСС, фактически второй человек в партии Фрол Козлов, член Президиума ЦК Анастас Микоян, член ЦК Леонид Ильичев, член Президиума ЦК Дмитрий Полянский, секретарь ЦК КПСС и бывший председатель КГБ Александр Шелепин. Впрочем, ни один из них повторить шаг, естественный для Кагановича, и выйти к народу не рискнул — сидели в безопасности и дирижировали силовым разгоном.

День второй

Ночью в город все же вошли танки. Они добрались до НЭВЗа и стали вытеснять людей с заводского двора. Стачечники били по броне и даже сумели ранить нескольких солдат, так что шуму хватало.

Танки сделали свое дело и уехали, и к 8 часам утра двор снова был полон забастовщиков. Теперь они не стали митинговать на территории завода, а отправились демонстрацией в центр города. Опять был остановлен поезд, теперь уже «Москва — Баку», снова загудел захваченный тепловоз. На заводах Новочеркасска появились солдаты. Возмущенные рабочие бросали работу и собирались толпами во дворах. Таких образом, массовая стачка стала реальностью.

Чтобы не дать стачечникам пройти в центр города, на мосту через реку Тузлов было выставлено заграждение из танков, военных автомашин и солдат. Но… военные не имели ни инструкций, ни патронов, а командир, естественно, не горел желанием проявлять инициативу — уж лучше разжалование, чем трибунал. Поэтому демонстранты попросту перебрались через заграждение или перешли непреодолимую водную преграду вброд.

По Московской улице многотысячная толпа приблизилась к зданию горисполкома и горкома КПСС и ворвалась в него. Чиновники разумно удрали через окна с тыльной стороны здания. Не застав неприятеля, толпа учинила погром — били стекла, ломали мебель, даже сбросили люстры. Теперь с балкона выступали уже активисты бунта.

Поскольку руководящей силы в Новочеркасске не было, ее место заняли активисты «из народа» с уголовным прошлым. Особенно «засветились» бригадир совхоза Зайцев, растратчик и хулиган, и осужденная за воровство Левченко. Первый призывал нападать на военных и отбирать у них оружие, а вторая предложила пойти к городскому отделу милиции, чтобы освободить задержанных накануне.

Но солдаты внутренних войск и милиция патроны имели.

В горотделе милиции толпа перебила окна и вышибла двери. На предупредительную стрельбу вверх погромщики не реагировали. А затем произошло то, что и должно было случиться в такой ситуации. Один из нападавших вырвал из рук рядового автомат и попытался начать стрелять по военным, но завозился с предохранителем. И тогда другой солдат поступил так, как был должен — открыл по человеку с автоматом огонь на поражение. Открыл более чем успешно — убил не только захватившего автомат, но и еще четверых, а также нескольких ранил. После чего военные взяли верх, отбили здание горотдела, человек 30 арестовали и посадили под замок.

У здания горисполкома произошло примерно то же самое, только хуже. Туда прибыли два взвода солдат внутренних войск, которыми командовал самолично начальник новочеркасского гарнизона генерал-майор Олешко. Солдаты выстроились в две шеренги вдоль фасада, а генерал обратился с призывом прекратить погром и разойтись — также с балкона. Этот балкон и сыграл роковую роль в дальнейших событиях.

Солдаты дали предупредительный залп вверх — забастовщики отхлынули было, но тут раздались крики: «Не бойтесь, стреляют холостыми». Толпа снова бросилась вперед, некоторые особо буйные стали вырывать у бойцов автоматы. Защищаясь, те, вольно или невольно, начинали стрелять, пули летели в толпу, рикошетили от асфальта и стен. Олешко пытался остановить стрельбу, но его приказов с балкона попросту не слышали. После первых убитых толпа в панике разбежалась, оставив на площади 17 убитых.

Кстати, даже после событий в центре города волнения в Новочеркасске не прекратились. Вечером 2 июня по радио выступил Микоян, на следующий день его обращение транслировали снова и снова — но оно только раздражало горожан. По городу ползли жуткие слухи о сотнях людей, расстрелянных из пулеметов, о танках, давивших толпу. В солдат бросали камни, пытались заблокировать улицы. Забастовки продолжались, перед зданием горкома снова начала собираться толпа. По радио выступил Козлов, который, в отличие от Микояна, хотя бы по прежней работе имел дело с заводчанами. Правда, и он не нашел ничего лучшего, кроме как заявить, что стрельба начата потому, что представители митингующих попросили навести порядок. Лишь с введением комендантского часа обстановка в Новочеркасске нормализовалась.

Горькая ирония ситуации заключается в том, что из всех хрущевских фокусов самый большой резонанс получил «расстрел», которого не было. Хрущевское руководство бестрепетно применяло оружие против народа в Тбилиси (1956 год), Темиртау (1959) — но эти истории не прозвучали. А в Новочеркасске столкнулись стихия народного бунта (кстати, весьма умеренного и аккуратного) с одной стороны и полная, позорная беспомощность власти — с другой. За каких-то лет восемь хрущевская КПСС растранжирила весь тот авторитет, который имела ВКП(б) — провернуть такое, это ж уметь надо!

А Кагановича исключили из партии еще за год до того. Символично.

Елена ПРУДНИКОВА