Судьба порой не просто играет человеком, а словно жестоко над ним подшучивает. 19 августа 1990 года 15 заключенных изолятора временного содержания города Нерюнгри совершили самый успешный массовый побег в истории СССР. Но судьба посмеялась над ними столь жестоко, что их побег стал путешествием в ад.

Команда беглецов подобралась сборная. Все они находились в ИВС за разные преступления, и большинство ранее не знали друг друга. Шестеро из них были подследственными, а девять уже осужденными. Как во всяком деле, для коллективного побега требовалась инициативная группа.

Накануне побега

В данном случае вырваться на волю решили четверо: Сергей Молошников, Андрей Исаков, Владимир Петров и Владимир Евдокимов. Главным организатором побега стал Молошников. Он был авторитетным уркой, уже совершившим два побега из мест заключения. Причем для первого он намеренно пробил себе легкое, чтобы оказаться в «больничке», где режим был послабее, а уже оттуда «сделал ноги». Но наибольшую известность обрел не он, а Евдокимов. У Владимира не было одной ноги, но зато стремления к свободе было хоть отбавляй. В Нерюнгри он оказался после эпического побега. Как в фильме «Джентльмены удачи», он сбежал из колонии в цистерне, но только не с цементом, а с соляркой. Потом разными способами с одной ногой смог преодолеть порядка 800 километров, пока не поймали.

Находясь в ИВС Нюренгри, Евдокимов выменял у одного из охранников обрез ружья на спортивный костюм. Это выглядит дико, но еще большей дикостью был режим охраны сидельцев ИВС в целом. За деньги от охраны они получали все, что пожелают, вплоть до гашиша и конопли.

Однако советских зеков жизнь на нарах, хоть они и чувствовали там себя как короли на именинах, все равно тяготила. Хотелось на волю. И чтобы вырваться туда, они в ночь перед отправкой по этапу смастерили муляж взрывного устройства. Скрутили в тонкие трубочки три глянцевых журнала, обклеили их белой бумагой — получилось подобие тротиловых шашек. К ним приделали нечто похожее на аккумуляторную батарею с двумя проводками.

Захват самолета

Когда 15 заключенных повезли в аэропорт, чтобы этапировать самолетом из Нерюнгри в Якутск, Евдокимов спрятал обрез и муляж взрывного устройства в свой протез. Заключенных подвезли прямо к самолету без досмотра в аэропорту и подняли на борт. Конвоировало их всего три человека, у которых на 15 зеков было всего три пары наручников.

Самолет еще не успел набрать высоту, как Владимир Евдокимов подозвал стюардессу Шарфгалиеву и тихо попросил передать экипажу, что самолет захвачен. Стюардесса вернулась через пару минут и сказала, что экипаж шутку оценил, но лучше бы его поздравили с профессиональным праздником, Днем авиации, который пришелся на тот день, чем так шутить. Евдокимов остался спокоен, но прорвало другого заключенного, Андрея Исакова, который вскочил с обрезом в руках и на весь салон заорал, что никакие это не шутки, а самолет и в самом деле захвачен. Один из конвоиров, сержант Сергей Борщ, тоже вскочил и наставил автомат на Исакова.

Они стояли друг напротив друга, требуя бросить оружие, и в этот момент между ними поднялся Евдокимов с муляжом бомбы. Держа в руках оголенные провода, он пригрозил взорвать самолет к чертовой матери, если кто-нибудь дернется. Противостояние продолжалось около пяти минут, пока в салон не вышел бортинженер Камошин, который, оценив ситуацию, начал убеждать конвоиров разоружиться и выполнить требования зеков, чтобы спасти жизни семерых членов экипажа и 85 пассажиров на борту. А когда от страха заплакал ребенок у женщины на руках, Камошин, как говорят, перешел от убеждения к действию и попытался забрать автомат у Борща. В этот момент прозвучал выстрел. Пассажиров в салоне охватила паника, но зеки сохранили самообладание. Все они знали, что по инструкции у конвойных первые три патрона холостые. Один из них, Игорь Суслов, завладел автоматом Борща, а другие разоружили остальных конвоиров. Таким образом, к обрезу у заключенных добавились два автомата Калашникова, четыре магазина к ним и пистолет Макарова. Почувствовав себя хозяевами положения, Исаков и Евдокимов отправились в кабину экипажа и приказали ему возвращаться в Нерюнгри.

На чужбине

В Нерюнгри авиатеррористы обменяли находившихся на борту женщин и детей на оружие, бронежилеты, парашюты и вынудили власти доставить на борт двух членов инициативной группы — Сергея Молошникова и Владимира Петрова. Однако общее количество заключенных на борту уменьшилось, шесть человек по разным причинам решили выйти «из игры». Осталось 11. Власти, конечно, не хотели выпускать уголовников за границу и даже организовали силами московского спецназа штурм самолета в Красноярске, куда он приземлился для дозаправки, но зеки обнаружили выдвигавшихся бойцов еще на дальних подступах и стали стрелять в воздух. Тогда власти решили: «Пусть летят хоть к черту на кулички. Такой публики не жалко — толку от них нет. Только кормить приходится за счет государства». Но главным соображением, безусловно, была безопасность заложников.

Конечно, сыграло свою роль и советское головотяпство. Мало того, что за 20 лет систематических угонов самолетов СССР не смог выстроить систему взаимоотношений с соседними странами по подобным ситуациям, так неорганизованность проявлялась и в частностях. На борту оставалось три десятка пассажиров-заложников, а вместо еды им доставили сласти. В результате зеки достали свои припасы, которые брали на этап: хлеб, сало, колбасу, консервы. Сложили на тележку и угощали пассажиров.

Утром 20 августа самолет с оставшимися на борту 36 заложниками и 11 террористами вылетел в Пакистан. В Пешаваре советскому самолету сесть не позволили. Угрожали его сбить. Только после полутора часов уговоров разрешили приземлиться в городе Карачи.

Вырвавшимся из тюрьмы в холодной Якутии и оказавшимся в теплом Карачи с его азиатской экзотикой уголовникам показалось, что судьба им улыбается. Они ошиблись, она коварно усмехалась. Всех их арестовали прямо в аэропорту и отвезли на гауптвахту полицейской академии Карачи. Там, в более или менее комфортных условиях, они пробыли 12 дней, а потом бывшие советские зеки оказались в центральной тюрьме Карачи, где условия были уже намного хуже.

В российских СМИ писали, что в Пакистане вскоре после прибытия все 11 воздушных пиратов были приговорены к повешению, и якобы спасло их лишь приближение мусульманского праздника, в честь которого казнь им заменили пожизненным заключением. Но оказалось, что это преувеличение, к казни их не приговаривали. Тем не менее вся «футбольная команда» советских уголовников была определена в пакистанские тюрьмы. И они однозначно оказались для них гораздо суровее, чем те, в которых они «чалились» на родине. Вспомнить хотя бы, как охранники им там водку таскали.

Пакистанские застенки, где у советских урок не было ни авторитета, ни передач от родственников, показались им адом. Жара в перенаселенных камерах доходила до 60 градусов, не хватало еды и воды. Когда двое из беглецов покончили жизнь самоубийством, а один умер от болезни, остальные обратились в Генеральную прокуратуру России с просьбой, чтобы их забрали на родину, с которой они бежали. Один из организаторов побега Андрей Исаков в письме в Генеральную прокуратуру России писал: «Каждый день, проведенный здесь, кажется нам сплошной жутью и кошмаром. Только смерть и надежда когда-нибудь вырваться на родину могут быть избавлением…»

Олег ЛОГИНОВ