В начале 1930-х годов на Урале разразилась эпидемия таинственного заболевания, которое назвали септической ангиной. Болезнь отличалась высочайшим уровнем летальности — смерть наступала в 50% случаев. Однако источник заболевания врачам удалось установить лишь более 10 лет спустя. Причина промедления заключалась не в низкой квалификации советских медиков, а в неожиданной политизации эпидемиологического расследования.

В конце апреля 1933 года из сельской местности Урала стали поступать первые сообщения о заболевших неизвестной болезнью. Кроме Свердловской и Челябинской областей, аналогичные случаи отмечались на территории северного Казахстана и в Западной Сибири.

К расследованию приступить!

Больные жаловались на жжение в горле и полости рта. Однако это не было обычной ангиной, так как следом появлялась гемморагическая сыпь, воспалялись миндалины, повышалась температура тела. В течение нескольких недель пациенты страдали от озноба, тошноты и рвоты, рассказывали о сильной утомляемости. Затем наступало самое страшное: у больного открывалось кровотечение из горла и носа, наблюдался некроз — омертвение мягких тканей. Тело покрывалось язвами, и человек умирал в судорогах.

Министр здравоохранения СССР Мария Ковригина, которая в годы эпидемии работала в больнице деревни Дубровка, рассказывала: «Никогда мне не забыть такой страшной картины: во двор нашей больницы въезжает телега, на ней, на перине, лежат две молодые красивые женщины, мать и дочь, обе мертвенно-бледные, потерявшие сознание. Их везли из соседней деревни, и пока доехали до больницы, вся перина пропиталась кровью, пожми ее — и потечет кровь. Со временем я стала находить больных по характерному сладковато-гнилостному запаху».

К концу июня заболело уже около 1300 жителей Урала, 700 из которых умерли. Власти с трудом сдерживали панику населения.

Первое предположение казалось логичным: в регионе появилась инфекция наподобие хорошо известных тифа и холеры. Лечить больных планировалось формалином, марганцем и спиртом. Был объявлен карантин, сотрудники ОГПУ полностью перекрыли десятки сел и деревень. В районах, охваченных эпидемией, перестали останавливаться поезда.

Москва потребовала от медиков немедленно выяснить, из-за чего умирают крестьяне. Во главе группы специалистов на Урал прибыл Лев Громашевский, руководитель Центрального института эпидемиологии и микробиологии. С 8 по 14 июня 1933 года он провел кропотливый эпидемиологический анализ и предположил, что виной всему стало употребление в пищу испорченного зерна. А значит, никакой карантин не нужен — колхозников просто нужно лучше кормить.

О том, что болезнь как-то связана с недоеданием, власти на местах догадывались и прежде. Историк Владимир Познанский, автор книги «Социальные катаклизмы в Сибири: голод и эпидемии в 20-30-е годы XX в.» приводит следующее сообщение отдела ОГПУ в Каменском районе (ныне Алтайский край).

Дело рук «врагов народа»?

«При проверке установлено, что все заболевающие болеют от употребления в пищу разных суррогатов: толченого камыша, ряда других озерных трав, которые просушивают и толкут на муку, а затем мешают с пшенной мукой и употребляют в пищу».

Таким образом, причина болезни оказалась «социальной». Как раз в 1932-1933 годах из-за сталинской политики «сплошной коллективизации» на Украине и в южных регионах РСФСР начался голод («голодомор»), затронувший в том числе и Урал. Однако происходящее замалчивалось. Поэтому, услышав версию о том, что из-за нехватки питания у заболевших развилась обыкновенная, как тогда полагали, цинга, власти разгневались. По требованию руководства уральского ОГПУ профессора Громашевского вернули в Москву за «явно контрреволюционную установку».

Многие врачи по-прежнему пытались выявить гипотетический возбудитель болезни. В инфекционном характере септической ангины не сомневался и нарком здравоохранения Михаил Владимирский. Высказывались версии, что эпидемию вызывают легочная чума или дифтерия. Однако заразить лабораторных животных исследователям не удалось.

Расследование закончилось выходом нескольких статей и одной монографии в 1935-1938 годах. Несмотря на малое количество объективной информации, одна из брошюрок, напечатанная тогда в Омске, называлась так: «Что такое септическая ангина и как от нее уберечься».

В итоге вспышку болезни было решено списать на «вредителей». В 1937 году в Свердловской области следователи НКВД выявили очередную «офицерско-фашистскую организацию», участники которой «сознались» среди прочего и в «отравлении урожая 1933 года». Правда, каким уникальным ядом пользовались при этом «враги народа», чекисты почему-то не выяснили.

Падалица обыкновенная

Вспышка заболевания на Урале повторилась в 1942 году. Вновь выдвигались инфекционная, аллергическая, авитаминозная версии болезни. Но политическая обстановка к тому времени изменилась, и к расследованию причин эпидемии медики смогли подойти более тщательно. Научные коллективы Чкаловской (Оренбургской) области, а также ряда других регионов установили, что источник болезни — перезимовавшее под снегом зерно (падалица). Обычно его не употребляют в пищу, но порой выбирать крестьянам не приходилось. В 1941 году из-за нехватки рабочих рук уральские колхозники не смогли убрать до снега 114 тысяч гектар зерна и картофеля. На следующий год, когда в регион хлынуло множество эвакуированных, пищи на всех стало не хватать. Люди начали есть просо, пшеницу и ячмень, пролежавшие всю зиму в поле.

«Пик заболеваемости пришелся на 1944 год, когда численность только учтенных заболевших достигла 173 тысяч человек, из которых около 28 тысяч умерло», — отмечает кандидат исторических наук Светлана Маркова.

Чтобы предотвратить распространение болезни, власти поручили колхозам охранять неубранные поля. Однако во время голода 1946-1947 годов люди все равно подбирали с земли колоски. Последствия оказались столь печальными, как и во время предыдущих вспышек.

Тогда же медики доказали, что болезнь связана с размножением на зернах грибков рода Fusarium (отсюда одно из названий заболевания — фузариотоксикоз). Зараженная грибками пшеница сохраняла микотоксины (грибковые яды) даже после кулинарной обработки. Септическая ангина официально была переименована в алиментарно-токсическую алейкию (сейчас считается разновидностью агранулоцитоза).

Вещество, непосредственно вызывавшее заболевание, доцент Оренбургского мединститута Лев Олифсон выявил еще через десятилетие — в 1957 году. Им оказался природный яд липотоксол. Как оказалось, жертв могло бы и не быть, так как финальной стадии некроза предшествует длительное угнетение механизмов кроветворения — выработки в костном мозге лейкоцитов и эритроцитов. Проще говоря, у больных развивалось белокровие. Болезнь стали лечить пентоксилом — препаратом, стимулирующим образование лейкоцитов. Хорошо помогало также переливание крови и введение в пищу пациентов витаминов группы В и С.

Алиментарно-токсическая алейкия в Россию больше не возвращалась. Отчасти из-за профилактических мер — крестьянам в подверженных риску регионах объясняли, почему нельзя есть зерно, лежавшее под снегом. Однако главная причина заключалась в смене государственной политики — после смерти Сталина руководство страны делало все, чтобы массовый голод больше не повторялся.

Антон ТАМБОВЦЕВ