«Верными ленинцами» в СССР, как правило, именовали руководителей высокого уровня. При этом им совсем необязательно было хорошо разбираться в идейном наследии Ленина. Вместе с тем, в стране были люди, всерьез изучавшие ленинские труды и доказывавшие, что официальный марксизм-ленинизм весьма далек от того, что реально писал Ильич. Борис Бульбинский еще в молодости начал борьбу за «истинный ленинизм» и всю жизнь дорого платил за это…

Родное село Бориса Бульбинского Вилия находилось на территории Польши. Отец ребенка — местный учитель — в сентябре 1939-го одним из первых в селе надел красный бант и участвовал в организации митинга в честь прихода Красной армии. Правда, радость сельчан была недолгой. Качество товаров в сельском магазине резко ухудшилось, начались перебои в снабжении промышленными изделиями. Пересечение упраздненной, казалось бы, границы первое время оставалось для местных под запретом. Приезжие с востока Украины привозили рассказы о недавнем голоде и коллективизации. А сами эти люди, как отмечали вилийцы, выглядели запуганными, удивляли местных замкнутостью и безынициативностью.

Крамольные листовки

Среди родственников и знакомых Бульбинских было много тех, кто участвовал в Гражданской войне на стороне красных. Когда они приезжали в гости, юный Борис слышал разговоры о том, что Сталин нарушил заветы Ленина. Мол, это и стало причиной тяжелой жизни. Вывод был очевиден: нужно вернуть ленинские порядки.

Уже в ранней молодости Борис старался игнорировать заведенные сталинскими чиновниками традиции. В частности, будучи одним из лучших учеников в школе, отказывался вступить в комсомол. Этого тогда не прощали. Руководство школы убедило Бориса написать заявление в ВЛКСМ, а когда наступил день приема, его спросили: «Почему раньше не вступали? Вам не нравится комсомол? Может, вас и линия партии не устраивает?» Борису было отказано в приеме. А после комсомольского собрания в доме школьника провели обыск. В 1949 году Борис был исключен из школы, правда, как оказалось, временно.

После школы юноша решил поступать в Ровенский пединститут. При почти нулевом конкурсе он отлично сдал экзамены, но ему заявили: «Нам не нужны ваши пятерки, нужна преданность». Впрочем, через некоторое время Борис все же стал учиться в пединституте, но уже в Кременце. Параллельно с избранной им филологией изучал труды Маркса и Ленина. Подозрительного студента однажды вызывали в местное отделение МГБ. Во искупление школьных грехов предлагали стать осведомителем. За отказом последовало исключение из института. Но и в этот раз все закончилось восстановлением и успешным завершением учебы.

Став учителем в родной Ровенской области, Борис активно взялся за составление антиправительственных листовок. Помимо прочего, к этому его подтолкнула хрущевская оттепель. В одной из прокламаций он писал: «Государство превратилось в отдельную самостоятельную силу, стоящую над трудящимися массами и от трудящихся масс не зависимую». Далее шел вывод в духе позднего Троцкого: государственная собственность на заводы и фабрики создает фундамент социализма, «пролетариату осталось взять государственную власть, и победа социализма обеспечена». В оценке советского строя Бульбинский пошел дальше троцкистов. Если те говорили об СССР как о «переродившимся рабочем государстве», то Борис пришел к выводу, что в Стране Советов утвердился «государственный капитализм».

С лета 1956 года по февраль 1957-го Бульбинский изготовил 50 экземпляров листовки с изложением своих взглядов. Он распространил их среди абитуриентов, студентов и учителей в Ровно, Кременце, Здолбунове и нескольких деревнях. Подбрасывал в учебные заведения, либо вручал тем, кому доверял. В конце концов один из учителей, которому Борис положил листовку в тетрадь, догадался, чьих рук это дело, и отнес агитматериал «куда следует».

28 февраля 1957 года в квартире Бульбинского провели обыск. Были найдены еще нераспространенные листовки. Так Борис по 58-й статье Уголовного кодекса получил первый срок — 10 лет. Правда, потом его сократили вполовину.

По лагерям

Срок Бульбинский отбывал в Мордовии, в разных отделениях крупной колонии — Дубравлага. Проведенные в тюрьме годы Борис, как и положено революционеру, посвящал самообразованию. Учился у товарищей по подпольному коммунистическому движению. А их в колонии было в избытке.

«Антимарксистов было немного, — вспоминал впоследст вии Бульбинский в своей книге «Пролетарское дело», — и они были разобщены индивидуализмом, но вели себя заносчиво, общались с нашими свысока, как взрослые с детьми, называя наших «марксятами». Они представляли процветающий Запад и вели себя самоуверенно, солидно. Наши же — зеленая молодежь, в основном — студенты».

Работа в колонии иногда была крайне тяжелой. Чтобы подзаработать на продукты из лагерного ларька, Борис устроился в шлакоблочный цех. Он вспоминает: «В камеру, где пропаривались блоки, входило их 500 штук. Температура в камере +90 градусов. На улице — 20-30 градусов мороза… Выгружали камеру вчетвером. Это 125 раз нужно было чуть ли не по-пластунски, чтобы не обжечься, нырнуть, низко нагибаясь, в камеру, схватить горячий блок, пробежать метров 10 по морозу — и обратно в жару… Все это — в клубах пара, отчего одежда была влажной». В марте 1962 года Борис Бульбинский вышел на свободу.

Вернувшись домой, Борис вновь принялся за изготовление листовок. Теперь они выходили от имени Всесоюзного Демократического Фронта — революционной социал-демократической партии. В организации со столь громким названием никто, кроме автора, разумеется, не состоял. Документ констатировал: «Государственный строй нашей страны есть диктатура бюрократической клики, основанная на эксплуатации трудящихся. Наша цель — заменить его строем социалистической демократии». Требования были следующими: «1.100-рублевый минимум зарплаты; 2. 30-часовая рабочая неделя; 3. Бюрократию и военщину — к минимуму; 4. Демократические свободы; 5. Легализация ВДФ-РСДП; 6. Амнистия политзаключенным».

Текст был вырезан на небольшом листе резины, а потом тушью пропечатан на бумаге. Тираж составил около 5 тысяч экземпляров. Весной и летом 1963 года Бульбинский разбросал эту листовку в городах Донбасса, в Житомире и других населенных пунктах. Часть листовок разослал по всему СССР на адреса организаций и предприятий.

В сентябре Борис направился в Ровно с очередной партией крамольного груза. Свое произведение, как обычно, в темноте разбросал по дворам, на улицах. Уже через пару часов по затихшему на ночь городу начали колесить милицейские машины и мотоциклы. В своей книге Бульбинский пишет: «Я поставил задачу: добраться до летнего кинотеатра и через забор забросать зал листовками. Я перешел широкую, освещенную улицу, пошел по дорожке парка, направляясь к кинотеатру. Но вскоре сзади подлетела машина, меня схватили, скрутили руки, посадили в машину и увезли. Через несколько минут меня привезли в УКГБ».

В этот раз Бориса ждал 10-летний срок, который уже не сбавили. Большую его часть Бульбинский отбыл в том же Дубравлаге. Досуг посвящал работе над главным произведением своей жизни — Манифестом Коммунистической марксистско-ленинской партии. Опасаясь вести записи, текст заучивал наизусть.

Борьба продолжается

В сентябре 1973 года Борис Бульбинский навсегда распрощался с лагерной жизнью и поселился в городе Острог Ровенской области. Ему, как и всякому диссиденту, отказывали в хорошей работе. Зарабатывать на жизнь пришлось во вредном цеху кирпичного завода и в котельной. Лишь в период перестройки Бульбинскому позволили устроиться в местный музей.

Семьей он так и не обзавелся. Жил сначала в общежитии, затем снимал комнату, потом купил дом-развалюху. Зимой там было так холодно, что приходилось перебираться в квартиру приятеля.

Жизненные невзгоды не повлияли на убеждения Бульбинского. В апреле 1983 года он с помощью резинового клише отпечатал новую листовку и отправился с ней в Ленинград. Но на вокзале столкнулся со слежкой и не решился распространять заготовленный материал. Через год в Москве все повторилось. В годы перестройки Бульбинский уже вполне легально пропагандировал свои взгляды через появившиеся тогда культурно-просветительские организации.

В 1992 году Борис был официально реабилитирован, ему даже назначили денежную компенсацию. Впрочем, она почти не повлияла на его хронически бедственное материальное положение.

Юрий КУЦЕНКО