Проба пера

Очень часто бывает, что война заканчивается таким несправедливым миром, что начало следующего военного конфликта становится лишь делом времени. Причем причиной новой войны становятся настолько незначительные ошибки дипломатов, что лет через тридцать остается только развести руками: кто бы мог подумать...

Примерно по такому сценарию после Венского конгресса зрел и разрастался датско-прусский конфликт, который в итоге вылился в полномасштабную войну. Она не стала ни слишком кровавой, ни слишком продолжительной, но осталась в истории как напоминание о том, к чему может привести небрежность дипломатов, склонных не видеть большого за малым...

Почти тысячу лет Германия представляла собой весьма аморфное и беспокойное образование. Густонаселенные и экономически перспективные территории были раздроблены на десятки королевств, курфюршеств и прочих мелких государств. Европейские дипломаты привыкли использовать эти княжества как разменные монеты, причем самого малого достоинства.

Среди владетелей империи были и иностранные монархи: некоторые германские княжества принадлежали Швеции (Померания), Англии (Ганновер), Дании (Шлезвиг) и т.д. Также в ее состав входили Пруссия и Австрия. Формально решениям имперского сейма и императора должны были подчиняться все одинаково. Но, к примеру, Швеция - только то, что касалось Померании, а Пруссия и Австрия вовсе игнорировали «вышестоящее начальство».

К началу XIX века от Священной Римской империи, объединявшей германские государства, осталась одна память. Формально во главе ее стояла Австрия, но и в Вене понимали, что это лишь декорация. В 1803 году Франц II Австрийский принял титул императора Австрии. Тем более что большинство более или менее крупных германских государств стали тяготеть к наполеоновской Франции.

Тремя годами позже Наполеон, разгромивший Австрию, объявил о конце Священной Римской империи. Впрочем, к тому моменту, по меткому определению Вольтера, она уже не была «ни римской, ни священной, ни империей». Оставалось решить судьбу 130 суверенных правителей разного достоинства и нескольких десятков имперских рыцарей. Бонапарта в то время не слишком заботило мнение окружающих стран: будь то Дания со Швецией или Россия с Англией, а потому он перекроил карту Германии под себя. За счет мелких владений были округлены границы крупных, от которых был хоть какой-то толк в качестве военных союзников. То есть Наполеон разогнал империю и создал на ее месте Рейнский союз из 36 лояльных ему государств.

Но в 1815 году Франция была окончательно побеждена, и европейские монархи приступили к очередному перекраиванию границ. Вопреки ожиданиям немцев, никто не собирался восстанавливать статус-кво. Великие державы решали свои задачи, а германские княжества вновь пригодились для размена.

Англия, как всегда, была озабочена тем, чтобы всех партнеров по переговорам ослабить и никого при этом не усилить. Нужно было ликвидировать влияние Франции на континенте, но при этом решить германский вопрос так, чтобы не превратить ни Пруссию, ни Австрию в европейского гегемона.

Пруссия хотела получить богатую Саксонию и еще что-нибудь, вступив в конгресс без четкого плана, но определенно не желая усиления России. Австрия боялась усиления и Пруссии, и России. Она мечтала приобрести области с немецким населением. Россия хотела Польшу и свысока поглядывала на остальных участников конгресса - до германских проблем Александру I дела не было. Франция хотела рассорить победителей, чтобы выгадать хоть что-то или хотя бы не остаться в полной изоляции.

Дания, Швеция, Голландия и другие страны, имевшие владения в Германии, хотели либо вернуть то, что отнял у них Наполеон, либо сохранить то, что он им дал. Самих немцев при этом никто не спрашивал и тем более не задавался вопросом: каков национальный или религиозный состав населения областей, переходящих из рук в руки.

Так что в решениях Венского конгресса было не слишком много логики и справедливости.

К примеру, Дания, воевавшая на стороне Наполеона, должна была быть наказана. У нее и в самом деле отобрали Норвегию, а вот германские княжества Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург оставили за датчанами, хотя на них претендовала Пруссия. Очень уж не хотели англичане и австрийцы усиливать позиции Берлина. Напротив, в противовес Пруссии был создан Германский союз.

Образование получилось еще более аморфным и бессмысленным, чем была Священная Римская империя. Союз нужен был только затем, чтобы ни одна из двух немецких держав (Австрия и Пруссия) не могла бы взять на себя роль собирателя германских земель. Именно с этой целью была создана конструкция, при которой в германские дела на законных основаниях могли вмешиваться англичане, голландцы, датчане, шведы и так далее.

Любое решение федерального сейма, даже если бы единым фронтом за него выступили Пруссия, Австрия и наиболее крупные германские государства (Саксония, Бавария, Вюртемберг), то есть почти весь немецкий мир, могло быть забаллотировано, к примеру, датским королем, который владел Лауэнбургом, Шлезвигом и Гольштейном (впрочем, Шлезвиг в Германском союзе не числился, что было еще одним вектором напряженности).

Между тем в Германии выросло целое поколение, чьи надежды на национальное возрождение и создание мощного единого немецкого государства оказались тщетными. В годы борьбы с Наполеоном им казалось, что вместе со свободой от захватчиков они обретут и право на создание сильной единой Германии, но усилиями европейских дипломатов страна оказалась по сути отброшена в XVIII век.

Германский союз никак не мог служить объединяющей идеей, так как при всей его значимости оставался чисто декоративной структурой. Пруссия и Австрия, стремясь решать все и за всех, сами игнорировали установления сейма, а значительная часть их владений (например, все австрийские земли, не входившие ранее в Священную Римскую империю) вообще выпадала из союзной юрисдикции. В то же самое время иностранные монархи имели право вмешиваться в немецкие дела через свои владения.

Но если простых немцев подобное положение дел унижало и раздражало, то местные элиты вовсе не горели желанием изменить сложившееся положение. Особенно остро заставлял немцев чувствовать несправедливость тот факт, что в 1815 году шведскую Померанию отдали Пруссии, а Лауэнбург и Гольштейн (населенные немцами) остались за Данией.

В Пруссии, как и во всей Германии, росли националистические настроения, десятки тысяч ветеранов наполеоновских войн готовы были отстаивать национальное достоинство с оружием в руках. То и дело происходили громкие политические убийства, все смелее становились чиновники и депутаты региональных ландтагов. Все эти процессы активно поддерживали Пруссия и Австрия, справедливо полагая, что, возглавив процесс германской интеграции, они смогут получить значительную выгоду.

Кроме того, к середине XIX века под иностранной юрисдикцией оставались только Люксембург (Голландия) и Лауэнбург с Гольштейном. Нарастало возмущение немцев и в этих областях. Они были гораздо лучше развиты, чем остальная часть датских территорий, но промышленную и аграрную элиту составляли датчане. Скоро все это вылилось в открытое противостояние.

В январе 1848 умер датский король Кристиан, на престол вступил Фредерик. Причем здесь Шлезвиг и Гольштейн? Очень просто: они были связаны с Данией личной унией, то есть Фредерик не получал прав на эти владения автоматически. Лауэнбург был связан коронной унией и с этим герцогством вопрос не возник.

Но Фредерик решил не вдаваться в юридические тонкости и издал общую конституцию для всех своих владений. А еще он заявил, что будет продолжать политику ассимиляции немецкого населения в Шлезвиге и Гольштейне, которая и без того вызывала недовольство населения при Кристиане.

Но тот считался законным правителем, и его терпели. А Фредерик, по мнению гольштинцев, превысил свои полномочия. Причем солидарны оказались простой народ, чиновники и аристократия.

Подстрекаемые Пруссией, патриотически настроенные круги Шлезвига и Гольштейна подняли восстание и выдвинули Дании ультиматум: княжества получают общее устройство, которое определяют сами, Шлезвиг входит в Германский союз, а уже после этого обсуждаются их отношения с Копенгагеном. Фредерик, естественно, эти требования отверг, и восстание приняло серьезный оборот. Все продатские чиновники были изгнаны, арсеналы захвачены, было быстро сформировано временное правительство и ополчение. Пруссия предложила Дании посредничество в переговорах с восставшими, но Фредерик отказался, и 24 марта 1848 года началась первая датская война.

Сначала восставшим сопутствовал политический и военный успех. Под нажимом Пруссии временное правительство признал союзный сейм, Шлезвиг был принят в Германский союз, который послал на помощь княжеству войска. Вскоре бои уже шли на территории Ютландии - чисто датской провинции. После вмешательства Пруссии дела пошли еще лучше.

Но на море господствовал датский флот, что сводило на нет все сухопутные успехи союзников. Прусские порты были блокированы, ее торговля несла огромные убытки. К берегам Дании была послана русская эскадра, чтобы припугнуть пруссаков: против них выступили Россия, Англия и Франция, требуя выйти из войны.

После двух продолжительных перемирий и нескольких военных неудач Пруссия смирилась и подписала мир с Данией. Герцогства попробовали продолжать войну на свой страх и риск, но потерпели поражение. В 1851 году военные действия закончились - все вернулось к ситуации января 1848 года. Англия, Россия и Франция выступили гарантами этого договора.

Тем временем в самой Дании набирала обороты необычная общественно-политическая кампания. Многие политики и аристократы прекрасно понимали, что новая война за германские владения их короля - дело скорое, и никакие международные гаранты маленькую и слабую Данию от Пруссии не спасут. Тем более что великие державы рассорились во время Крымской войны, и теперь единый фронт против Берлина был бы невозможен.

В такой обстановке датчане рассудили, что лучше сохранить часть, чем потерять целое. Под лозунгом «Дания до Эйдера» выступали не только оппозиционные политики, но и видные военные, некоторые министры и простые люди. Эйдер - река, отделявшая Шлезвиг от Гольштейна. А лозунг, соответственно, означал необходимость отказаться от Гольштейна в пользу Пруссии и сохранить Шлезвиг, ликвидировав его суверенитет полностью.

Положение Дании в военном смысле было безнадежным. Полуторамиллионная страна могла выставить от силы 50-тысячную армию. Значительная часть офицерского корпуса была германского происхождения.

Но датский король Фредерик проявил невиданное упрямство. Он то ли считал сохранение территорий делом всей жизни, то ли пребывал в плену собственных заблуждений, но ни на какие уступки не соглашался. Между тем здоровье его оставляло желать лучшего, и осенью 1863 года уже было понятно, что он умрет бездетным.

Это было чревато потерей Шлезвига и Гольштейна без всяких условий: в Дании допускалось наследование по женской линии, и после Фредерика на престол должен был взойти Кристиан Глюксбургский. Но в государствах Германского союза власть переходила только по мужской линии.

Буквально за пару дней до смерти Фредерик продавил через парламент новую конституцию, которая устанавливала нераздельность Шлезвига и Дании, и война стала неизбежной.

15 ноября 1863 года Фредерик умер, и ему наследовал Кристиан. Но германский сейм и особенно Пруссия с Австрией потребовали передать Гольштейн и Шлезвиг Фридриху Августенбургскому. В Дании это вызвало возмущение: в 1852 году отец Фридриха отказался от всех претензии на герцогства «от своего имени и имени своего потомства на вечные времена» за 2,2 миллиона талеров.

В один день непопулярная в народе война приобрела популярность, тем более что «наводить порядок» отправили саксонскую и ганноверскую бригады. Этого датчане уже стерпеть не могли и выдвинули навстречу свою армию. Впрочем, тут же ответный ход сделали Пруссия и Австрия, и датчане вынуждены были отступить в Шлезвиг без боя.

Если бы Австрия и Пруссия двинули на Данию все имевшиеся у них войска, то такая армия превысила бы все мужское население этой страны, поэтому они решили ограничиться «разумным и достаточным превосходством». Против 51 000 датчан действовали около 120 000 австрийцев и пруссаков. Артиллерийский парк союзников превосходил противника в шесть раз. Датчане рассчитывали только на систему из нескольких неплохих крепостей.

Однако сдержать армию вторжения не удалось ни на Данневеркской позиции, ни у города Дюббель, ни у крепости Фредерисия. Датчане долго не могли даже найти главнокомандующего: все офицеры немецкого происхождения отказались, а Кристиан Юлиус де Меза считал войну безнадежной, и его пришлось долго уговаривать.

К исходу апреля сопротивление на суше было в основном сломлено. Последняя надежда Дании - флот на этот раз не мог противостоять объединенным австро-прусским силам. Несколько морских стычек закончились вничью. Датчанам пришлось эвакуировать войска на острова Альс и Фюн и начинать переговоры о мире.

Мирную конференцию собрали в Лондоне при участии Англии, Франции и России. Однако в международном посредничестве оказалось мало толку. Австрия и Пруссия чувствовали себя настолько уверенно, что диктовали свои условия. Стоило дипломатам только попытаться затянуть переговоры, как Пруссия возобновила военные Действия, неожиданным ударом захватив хорошо укрепленный остров Альс. К середине июля была оккупирована вся Ютландия (континентальная часть Дании), сопротивление было признано бесполезным.

30 октября в Вене был подписан мир. Шлезвиг отошел под управление Пруссии, Гольштейн - Австрии. Лауэнбург тоже достался Пруссии, но уже за 2,5 миллиона талеров. Но основные события, а именно - объединение Германии под началом Пруссии, были еще впереди. Война с Данией стала для берлинских политиков первым шагом, пробой пера.

Увидев, что Европа относительно спокойно отреагировала на усиление Пруссии, последняя уже через год спровоцировала войну с Австрией и фактически уничтожила Германский союз.

Дмитрий КРУГЛОВ