«Владимирский централ, ветер северный…» — песня Михаила Круга стала классикой тюремного шансона. У широкой публики может сложиться впечатление, что основным контингентом этой тюрьмы всегда были блатные авторитеты.

На самом деле при Сталине «блатными» здесь были только условия содержания.

Узилище, построенное в 1783 году в бывшей столице Владимиро-Суздальской Руси, поначалу ничем особо не отличалось от обычных губернских тюрем. Статус централа оно получило в 1906 году; тогда же обозначилась и политическая специализация. Здесь, например, сидел видный в будущем большевик Михаил Фрунзе, обвиняемый в попытке покушения на полицейского урядника.

Тюрьма для ВИПов

Большевики в 1921 году статус тюрьмы определили как «губернский изолятор специального назначения». Но если в других тюрьмах и лагерях режим для «особо опасных государственных преступников» был строгим, то здесь, напротив, — очень щадящим.

Горячую еду узники получали два раза в день, плюс чай утром и вечером.

Рацион обязательно включал овощи. В голодное военное время случалось, что заключенные даже делились пайкой с охранниками.

Зекам разрешали отдыхать в любое время суток, заказывать книги в библиотеке, получать свежие газеты, вести записи и заниматься литературным творчеством. За свои деньги они могли приобретать продукты и бытовые вещи в тюремной лавке. В день им полагались две часовые прогулки. Стрижка наголо обязательной не являлась. Медицинский осмотр производился еженедельно.

Особое удивление вызывает такой пункт, как право на часовое свидание с членами семьи раз в сутки. По сути, жен заключенных как бы приглашали селиться во Владимире и регулярно навещать супругов.

«Публика» во Владимире содержалась специфическая — не просто политические враги, но те, кого имело смысл использовать в политических и разведывательных комбинациях, либо владеющие такой информацией, которая могла потребоваться в самое неожиданное время.

Понятно, что при таком раскладе за льготы приходилось расплачиваться режимом особой секретности. Зеку присваивался номер, а его подлинное имя в централе знало только высшее тюремное начальство.

Умершие в один день

13 марта 1953 года, через неделю после кончины Сталина, во Владимирском централе умерли сразу двое заключенных.

Ян Янковский до Второй мировой войны был не самым крупным польским политиком, но после ареста гестаповцами более известных фигур к 1944 году взлетел до вице-премьера польского эмигрантского правительства. Оказавшись в тылу Красной армии, он пытался организовать пропагандистскую и диверсионную деятельность, но быстро был арестован чекистами. Получив 8 лет, умер за две недели до окончания срока.

Умершего с ним в один день Йохана Лайдонера называют «эстонским Маннергеймом». И он действительно был уменьшенной копией финского маршала в той же степени, в какой Эстония меньше Финляндии. В русской армии дослужился не до генерал-лейтенанта, а только до подполковника. В Гражданскую от красных отбился с меньшими, чем Маннергейм, усилиями и с помощью Антанты, а не Германии.

В период независимой Эстонии с одной стороны давил местных коммунистов, а с другой — получал хорошую зарплату как один из руководителей советско-эстонского предприятия. Возможно, по этой причине летом 1940 года, когда Москва включила три прибалтийские республики в состав СССР, даже не пытался организовать какое-то сопротивление. Когда присоединение завершилось, Лайдонера сослали в Пензу, обеспечив, впрочем, пристойные условия проживания.

Будучи завязан на советскую разведку, Лайдонер и после потери независимости пытался заниматься политикой, за что, собственно, и был арестован. Следствие приостановили, потом возобновили и дали ему в конце концов 25 лет. Судя по всему, освободить его собирались досрочно, добившись публичного покаяния и одобрения советских реалий. Но не дождались. В комфортной тюрьме Лайдонер протянул меньше года.

Заключенный номер…

Иногда для находившихся в централе лидеров национальных движений организовывали, так сказать, индивидуальные туры на родину — восхититься достижениями социалистического строительства.

Например, в конце 1940-х в Армению дважды возили Гарегина Нжде — одного из лидеров армянского национального движения и основоположника националистической идеологии цехакронизма. В период Второй мировой он сотрудничал с германскими спецслужбами, участвуя в создании Армянского легиона СС. За это, собственно, и был арестован в 1944 году в Болгарии. Умер в декабре 1955-го, так и не выйдя на свободу.

Один из лидеров украинских националистов Кирилл Осьмак стойко выдержал все «турпоездки», не выражая никакой готовности к сотрудничеству с чекистами. Отсидев в централе 12 лет, он был среди здешних зеков старожилом и умер в мае 1960 года.

Список деятелей, влившихся в СССР в 1939-1940 годах республик и территорий (Эстонии, Латвии, Литвы, Западной Украины и Западной Белоруссии), содержит фамилии политиков, религиозных деятелей, многие из которых, продемонстрировав свою лояльность, вышли на свободу и дожили остаток дней в относительном благоденствии.

Среди них первый главком независимой Латвии Янис Балодис, выступавший с разоблачением происков западных спецслужб, последний глава МИД независимой Латвии Вильгельм Мунтерс, второй президент Литвы Александрас Стульгенскис, башкирский политик и религиозный деятель Мухаммед-Галунхай Курбангалиев. Продемонстрированная ими лояльность подрывала силу националистических движений.

Гораздо меньше шансов выбраться было у тех, от кого покаяния уже и не требовалось. Во Владимире умерли осужденные за совершение военных преступлений гитлеровский фельдмаршал Эвальд фон Клейст и последний комендант Берлина Вильгельм Вейдлин.

Но специально их все же не морили. Отбыли срок и благополучно вернулись в 1955 году на родину осужденные по аналогичным статьям начальник личной охраны Гитлера Ганс Раттенхубер и фельдмаршал Фердинанд Шернер.

Интернационал в клеточку

Причастность к тайнам спецслужб не всегда повышала шансы на выживание.

Японский генерал Сюн Акикуса курировал белогвардейские эмигрантские организации на Дальнем Востоке и после разгрома Квантунской армии был под конвоем доставлен в Москву, к самому министру госбезопасности Виктору Абакумову. Понятно, что рассказать он мог много, но то ли рассказывал слишком быстро, то ли оказался недостаточно откровенен, а может, и просто здоровье подвело. В общем, умер уже в марте 1949-го.

Буквально через несколько дней после него скончался и другой загадочный персонаж — германский медик Хайнрих Цейсс, долгое время живший в Советском Союзе. Когда в 1933 году чекисты заинтересовались им слишком сильно, он срочно вернулся в Германию. Считался одним из главных экспертов по биологической войне, и, конечно, когда он оказался в руках Красной армии, к нему накопилась масса вопросов. Насколько он удовлетворил этот интерес, сказать трудно.

Особую категорию среди узников централа составляли те, кто имел определенную публичную известность. Сравнительно комфортные условия тюрьмы как раз и должны были избавить их от преждевременной кончины с сопутствующими скандальными слухами.

В разное время здесь сидели закрутившая роман с американским дипломатом киноактриса Зоя Федорова, певица Лидия Русланова (через которую следователи подбирались к маршалу Жукову) и даже сам Василий Сталин.

Побывал во Владимире и пилот шпионского самолета У-2 Фрэнсис Гэри Пауэр, которого обменяли после разоблачительного процесса на советского разведчика Абеля (Вишера).

После летчика-шпиона в 1960-х годах косяком пошли диссиденты — от Юлия Даниэля (с процесса над которым стартовало диссидентское движение) до проживающего ныне в Израиле Натана Щаранского.

Но, поскольку даже в самые суровые брежневские времена единовременное количество политзеков не превышало полусотни, оставшиеся места пришлось заполнять уголовниками.

Олег ПОКРОВСКИЙ