Александр Самойлович Фигнер — один из наиболее знаковых командиров партизанской войны 1812 года. Он не попал в учебники истории и не стал столь же знаменит, как Денис Давыдов, вероятно, оттого, что действия его часто нельзя оценить однозначно… хотя военная карьера Фигнера буквально переполнена яркими и героическими эпизодами.

Предки Александра Фигнера, балтийские немцы, происходившие из старинной остзейской фамилии Фигнер фон Рутмерсбах, перебрались в Россию из Ливонии в начале XVIII века, так что сам Александр Самойлович родился уже в Российской империи.

Странный немец

Отец будущего отчаянного рубаки, Самуил Самойлович, имел офицерский чин. Выйдя в отставку, перешел на статскую службу и даже получил должность вице-губернатора Псковской губернии. С сыном он обращался жестоко, наказывая за всякую провинность. Поэтому мальчик рос мрачным и постепенно приобрел репутацию человека со странностями.
В 15 лет Александр поступил во 2-й кадетский корпус, который блестяще окончил в 1805 году. Особые способности молодой подпоручик имел к языкам. Он идеально владел французским, немецким, польским, итальянским.

Первый боевой опыт Фигнер приобрел на очередной русско-турецкой войне, где получил тяжелое ранение и Георгиевский крест.

Отечественную войну 1812 года Фигнер встретил в чине штабс-капитана 11-й артиллерийской бригады. За смелые действия во время отступления из Смоленска он был произведен в капитаны. Затем участвовал в Бородинском сражении, но там, увы, никак не отличился.

Убить императора

Проявить себя капитан Фигнер смог уже после оставления Москвы. Исполняя секретное предписание командования, он, переодевшись в простого крестьянина, предпринял попытку пробраться в Кремль с целью застрелить Наполеона. В Кремль Фигнера, конечно, не пропустили и чуть не арестовали настырного мужика. Выкрутился диверсант только за счет природного артистизма.

Некоторое время он оставался в захваченном городе. Прикидываясь крестьянином, Фигнер прислуживал французам и слушал, о чем говорят солдаты и офицеры. Собрав достаточно сведений, вернулся в ставку в Тарутино.

Как раз в это время штабом Кутузова была разработана концепция партизанской войны. Попавшись в ловушку российских просторов, французы были вынуждены слишком растянуть свои коммуникации. Именно по этим связям и ударили партизанские отряды. Составлялись эти летучие части, конечно, не из крестьян, а из регулярной кавалерии, усиленной казаками.

Казаки с гусарами сверх-эффективно громили французские обозы, лишая армию Наполеона боеприпасов и провианта. Как раз такой отряд предложили сформировать Фигнеру. Тот подошел к вопросу кадрового состава с выдумкой: обещанием добычи привлек в отряд дезертиров и мародеров и дополнил ими кадровое ядро. Что самое удивительное: лихому капитану удалось превратить полубандитский сброд в слаженную боевую группу. Он умудрялся находить нужные слова для всех, и слушались его беспрекословно. Привлекались в состав диверсионного подразделения и крестьяне.

Генерал Ермолов шутил, что когда отряд Фигнера возвращается из вылазок, лагерь начинает походить на разбойничий вертеп.

Однако действовала эта «банда» в высшей степени результативно. Обычная тактика отряда состояла в том, что их командир, переодевшись в нужный костюм (денщик Фигнера всегда возил целый гардероб разнообразных мундиров), подъезжал к аванпостам неприятельского обоза. На безупречном французском он сначала распекал караульных за нерадивость, а затем сообщал о сильном русском соединении, замеченном неподалеку, и о том, что разведал безопасную дорогу. Никто даже не мог заподозрить в нем не француза, в результате конвой попадал в руки партизан.

Фигнер всегда действовал предельно нагло и оригинально. Однажды он разоружил группу французов буквально на виду у основных сил противника.

Посылки для Бонапарта

Единственное, что в той или иной мере «напрягало» командование, — это то, что Фигнер часто проявлял ненормальную для своего времени жестокость. Массово перевешать или расстрелять пленных было для него нормой вещей. Денис Давыдов с возмущением писал про него: «Когда Фигнер входил в чувства, а чувства его состояли единственно в честолюбии и самолюбии, тогда в нем открывалось что-то сатаническое…»

Захватив сотню пленных, безжалостный партизан мог выстроить их на поляне и порубить или поубивать из пистолетов одного за другим.

Чем было вызвано такое жестокосердие, можно лишь гадать, хотя изуверство Александра Самойловича зачастую касалось только французов и поляков. Пленив немцев или итальянцев, он относился к ним великодушно, случалось, даже ссужал деньгами, чтобы облегчить жизнь в плену.

Какую обиду французы нанесли остзейцу, остается тайной за семью печатями. Сам Фигнер обходил эту тему молчанием, а вот насчет честолюбия и самолюбия Давыдов был прав. Отправляясь на операцию, Фигнер всегда произносил напыщенную патетическую речь, завершавшуюся «страшной» клятвой. Часто герой сам распускал про себя слухи, допустим, про большую награду, назначенную лично Наполеоном за его голову.

Самой масштабной акцией отряда Фигнера считается проведенное совместно с отрядами Давыдова, Сеславина и Орлова-Денисова уничтожение бригады генерала Ожеро в селе Ляхово. В ходе операции Фигнер сыграл обычную для себя роль: вечером явился к Ожеро в качестве парламентера и убедил генерала, что село окружено многочисленной русской армией, и единственный выход — сложить оружие. Ловкость Фигнера так поразила Александра I, что император наградил партизана 7 тысячами рублей и очередным чином.

Самим же поразительным приключением Фигнера считается его эскапада в осажденном Данциге, в 1813 году, во время заграничного похода русской армии.

Рассчитывая возмутить население и поднять восстание против французов, Александр Самойлович проник в крепость под видом ограбленного казаками итальянца. Потерпев полное фиаско с организацией восстания, он явился к коменданту города, генералу Раппу, и, произнеся прочувствованную бонапартистскую речь, вызвался выполнить любое рискованное поручение. Рапп так растрогался, что послал псевдоитальянца к Наполеону с депешами, которые, естественно, попали не к Бонапарту, а в русский штаб.

Смерть на Эльбе

За отчаянную данцигскую акцию Фигнера произвели в полковники и оставили при главной квартире. Однако там ему не сиделось.

Жестокий оригинал партизанской вольницы давно носился с идеей создания отряда итальянцев для освобождения Апеннин из-под власти Наполеона. Себя он видел ни много ни мало вице-королем освобожденной страны. Когда с затеей насчет Апеннин ничего не вышло, он снизил ценз до Вестфалии, крупного немецкого княжества. Даже недолюбливающий авантюриста Денис Давыдов, когда Фигнер обратился с подобным планом к войсковому начальству, оценил масштаб задумки.

В июне 1813 года Фигнеру дали добро на создание такого отряда из пленных испанцев и итальянцев. К осени этого же года так называемый «легион смерти» был сформирован. Товарищ и сослуживец Фигнера, Илья Радожицкий, описывал в воспоминаниях самого Александра Самойловича в медвежьей шапке с саблей в руке и эмалевым образом Николая Чудотворца на груди, на серой лошади скакавшего во главе своего войска.

Самонадеянность и неумеренная дерзость сыграли с героем Отечественной войны скверную шутку. 11 октября 1813 года, форсировав реку Эльбу, отряд Фигнера заночевал на ее левом берегу, где и был поутру атакован превосходящими силами французов. Шанс пробиться еще был, но итальянцы и испанцы, составлявшие почти половину русского воинского формирования, побросав оружие, принялись разбегаться.

В Эльбу Фигнер бросился уже раненым. Неизвестно, доплыл ли он до другого берега. Тело его так никогда и не было найдено.

Отважный остзеец умер, как и положено настоящему герою. Имя его не попало в учебники истории, хотя спустя полвека граф Лев Толстой задним числом увековечил его в знаменитом романе «Война и мир». Считается, что именно с Александра Фигнера великий писатель нарисовал неоднозначный, но чрезвычайно яркий образ семеновского офицера, забияки и искателя приключений Федора Долохова.

Евгений ЗИМИН