Иоанно-Предтеченский (Ивановский) девичий монастырь в Старых Садех расположен в полутора километрах от Кремля. Точная дата основания Ивановского монастыря неизвестна. Но именно здесь нашли свою смерть многие персонажи российской истории…

По одной из версий, знаменитый монастырь заложила супруга великого князя Василия III, великая княгиня Елена Глинская, в честь рождения будущего царя Ивана Грозного.

Знаменитые насельницы

Монастырь содержался на средства государей, и достоверно известно, что его посещали цари Михаил Федорович, Алексей Михайлович, Иоанн Алексеевич…

Последней из знаменитых особ, кого отрешили от мирской суеты высокие стены Ивановского монастыря, была женщина, известная в истории как княжна Тараканова. Ее по указанию Екатерины II выманил из-за границы граф Алексей Орлов. В монастыре она под именем инокини Досифеи 25 лет прожила в отдельном специально построенном домике из трех комнат, при жизни Екатерины Великой строго охраняемом. Со смертью императрицы режим заточения смягчился, и наиболее доверенным людям она открыла свое мирское имя — Августа. Августой звали дочь императрицы Елизаветы Петровны от тайного брака с графом Алексеем Разумовским.

Здесь же отбывала наказание и знаменитая Салтычиха. Дарья Николаевна Салтыкова, овдовев в 26 лет, за семь последующих лет вдовства замучила до смерти 139 своих крестьян, главным образом женщин и девочек. Юстиц-коллегия в 1768 году приговорила ее к смертной казни, но Екатерина II приговор не подписала, а постановила именовать впредь «сие чудовище мущиною» (спасибо, матушка, за столь лестную оценку мужской половины человечества!) и навеки заточила Салтычиху в темный подвал под Соборной церковью Ивановского монастыря. Но и там злодейка выкинула фортель: родила ребенка от охранявшего ее солдата. Тогда ее поместили в специальную клетку, притороченную снаружи к стене церкви, и теперь ее могли лицезреть прихожане в свое назидание.

Смертельная борьба за выживание

Ивановскому монастырю выпала трудная судьба. Но самое сложное началось после революции.

22 августа 1918 года на огонек к игуменье Епифании, настоятельнице Ивановского монастыря, заглянули два человека в кожанках, попили чайку, а уходя, оставили на столе ордер ВЧК с предписанием о немедленном выселении монахинь.

Член Всероссийского Церковного Собора профессор Николай Дмитриевич Кузнецов пожаловался в Кремль, и с Большой Лубянки, где обосновалась ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности при Совнаркоме РСФСР), в монастырь пришла охранная грамота.

В ноябре 1918 года игуменья Ивановского монастыря получила еще одну охранную грамоту: мол, согласно этой грамоте без ведома Отдела народного просвещения «никакие учреждения и организации занимать монастыри не могут». Но в это время уже действовал декрет «О красном терроре», принятый Совнаркомом 5 сентября 1918 года после покушения на Ленина полуслепой эсерки Каплан. Нужда в местах заключения многократно возросла.

В январе 1919 года Московский Совдеп постановил «предоставить для концентрационного лагеря особого отдела Всероссийской Чрезвычайной Комиссии помещение Ивановского женского монастыря. Настоятельница обители вновь обращается за помощью к профессору Кузнецову. Который через год был приговорен Московским губернским трибуналом к расстрелу с заменой на «заключение в концентрационный лагерь с принудительными работами вплоть до окончания Гражданской войны».

Кузнецов поручил «хлопотать по настоящему делу гражданину Николаю Ивановичу Холщевникову». Холщевников обращается в президиум Моссовета со «срочным прошением». «Вся жизнь этого единственного в своем роде монастыря, — пишет Николай Иванович, — построена на строго коммунистических началах. Если Брешко-Брешковскую (одну из создателей Партии социалистов-революционеров и ее террористической Боевой организации. — Прим. авт.) величают бабушкой революции, то по справедливости Ивановский женский монастырь может быть назван прапрабабушкой коммунизма. Разорить это веками созданное коммунистическое гнездышко вряд ли допустимо с точки зрения нашей Республики и ее стремления к коммунизму — этому рычагу нового строя мировой жизни». На прошении некий чиновник карандашом проставил количество монахинь, подвизающихся на работах в Ивановском монастыре — здесь были живописная, золотошвейная, шелкошвейная, гладеная (вышивание гладью), белошвейная, одеяльная, портновская, просвирная мастерские, — таковых оказалось 218 человек, включая 30 к работам «неспособных за старостью и болезнями».

Была создана комиссия «для выяснения возможности освобождения владений монастыря от реквизиции в пользу ВЧК». Приглашенный в состав комиссии представитель ВЧК от участия в ее работе уклонился.

Комиссия констатировала, в частности: «Что касается заявления члена Церковного Собора гражданина Н.И. Холщевникова о коммунистическо-трудовом характере жизни Ивановского женского монастыря, то мы, члены комиссии, при обследовании могли лично в этом убедиться». Вывод был однозначен: «Комиссия признала реквизицию Ивановского монастыря для нужд концентрационного лагеря нецелесообразной, так как какая бы то ни было реквизиция или уплотнение разрушит налаженную трудовую жизнь коммунистической ячейки». А представитель Государственного контроля в особом мнении отметил: «Предполагаемая реквизиция главного корпуса и уплотнение остальных корпусов нанесет ущерб государственным интересам, т.к. повлечет за собой понижение производительности в мастерских трудовой общины в то время, когда требуется всеми мерами усилить эту производительность, расширить и восстановить мастерские для нужд Чрезвычайной Комиссии по снабжению Армии. В интересах государства подобная трудовая коммуна, как учреждение производительно-полезное, вправе рассчитывать на охрану его государством и, как учреждение постоянное, должно получить преимущество перед концентрационным лагерем, как учреждением лишь временным».

В итоге Холщевникову сообщили, что «вопрос о предоставлении помещения Ивановского монастыря под концентрационный лагерь временно снят с очереди».

Последний приют

Но в стране ширилось число недовольных «военным коммунизмом», введенным большевиками, повсеместно вспыхивали крестьянские восстания, бузили рабочие. С июня 1918-го по февраль 1919 года в 23 губерниях без суда, по приговорам ВЧК, было расстреляно 5496 человек. Потребность в местах заключения была намного острее, чем в производстве монахинями одеял и «знамени Республики», за «художественное исполнение» которого Московский Совдеп заплатил «коммунисткам-монахиням тысячу рублей по собственной оценке труда и искусства».

«Временно снятый с очереди вопрос» о реквизиции Ивановского монастыря был вновь поставлен в очередь уже через полтора месяца. В апреле 1919 года президиум Моссовета постановил «помещение Ивановского монастыря передать в распоряжение концентрационного лагеря» ВЧК. Монастырю было предложено в трехдневный срок переселить монахинь в другие монастыри. Однако дело застопорилось в связи с очередной реорганизацией: «Железный Феликс» Дзержинский наряду с занимаемым постом председателя ВЧК получил еще и должность народного комиссара внутренних дел РСФСР. И первым делом создал в НКВД Главное управление лагерями принудительного труда — прообраз ГУЛАГа. А потому первых заключенных Ивановский монастырь принял только 16 июня 1919 года.

За монастырем по просьбе приходской общины оставили-таки церковь и больничный корпус, где «уплотнились» 200 монахинь, продолжая работу на Красную армию.

Однако в августе того же года в президиум Московского Совдепа поступила жалоба: «Ввиду того, что дела организации Ивановского лагеря тормозятся устройством там монахинь, Отдел принудительных работ Наркомвнудел просит срочно выселить их в пригородный район или Страстной монастырь, уплотнив последний». Монахинь выселили, однако службы в монастырском храме, по некоторым данным, проводились до начала 1927 года.

Русской православной церкви монастырь был возвращен лишь в 1992 году.

Леонид БУДАРИН