Илья Муромец в русском эпосе выступал не только защитником Руси, но и разрушителем, богоборцем и вожаком смутьянов. Именно таким богатырь предстает в былине «Илья Муромец и голи кабацкие». Эпический текст, повествующий о ссоре Ильи с князем Владимиром, задал архетип русского бунта на многие века вперед.

Изначально былина №76, записанная на Онеге славистом Александром Гильфердингом, носила заглавие «Илья Муромец в ссоре со Владимиром». По сюжету она входит в целый цикл аналогичных былин. Но в настоящее время былина о ссоре часто публикуется под названием «Илья Муромец и голи кабацкие». При этом ее нужно отличать от одноименной былины, в которой Илья принимает образ калики (нищего странника) и пирует с голями кабацкими — городскими низами Киева.

Гнев богатыря

В былине, которую Гильфердинг записал в Кижах 8 июля 1871 года от сказителя Трофима Рябинина, действие начинается с того, что киевский князь Владимир устроил «славный почестей пир». На него правитель позвал князей, бояр и «славных сильных могучих богатырей». Без приглашения остался лишь Илья Муромец, названный в этой былине «старым казаком».

Раздосадованный Илья, недоумевая, что ему предпринять против Владимира, выходит на улицы Киева и устраивает в нем грандиозный погром. Он отламывает у церквей кресты и выстрелами из лука сбивает с них позолоченные маковки. Покончив с разрушениями, Илья «громким голосом» позвал к себе «голей кабацких» — завсегдатаев питейных заведений, — чтобы поделиться с ними «добычей». Богатырь говорит голям: «И обирайте-тко вы маковки да золоченый, То несите в кабаки, в домы питейные, Да вы пейте-тко да вина досыта».

Как «голи кабацкие» воспользовались советом Ильи, сказитель Рябинин умолчал. Оставшаяся часть былины в его изложении — это длинное ритуализированное повествование о том, как князь Владимир мирится с разбушевавшимся Ильей. На другой день князь снова затевает пир. Он посылает к Муромцу переговорщика — богатыря Добрыню Никитича. Когда Илья, наконец, приходит к князю, Владимир сажает его выше всех за дубовый стол. На пиру правитель Руси потчует Илью Муромца «яствушкой сахарнею» и «питьицем медвяныим», и они примиряются.

В эпосе отразилась историческая форма совещания древнерусского князя со знатью, на котором решались важные вопросы и раздавались подарки. Присутствие на пиру было для дружинника делом чести. Исследователи фольклора Игорь Фроянов и Юрий Юдин видят в конфликте былины признак отчуждения князя — устроителя престижных пиров — от основной массы населения Древней Руси.

Разрушение церквей

Особого внимания заслуживает в былине гиперболичная сцена разгрома киевских храмов. Рассказ о том, как богатырь «на матушки Божьи церкви погуливает», мог во все времена ужаснуть благочестивого православного слушателя:

«На церквах-то он кресты вси да повыломал, Маковки он золочены вси повыстрелил».

Некоторые исследователи считали разрушение церквей чуждым элементом сюжета. Тем более, что в других вариантах былины о бунте Илья сшибает стрелой «маковки позолочены» не с церквей, а с построек Владимирова двора. Но эти мотивы не исключали друг друга.

«Нередко Илья в одной и той же песне сперва стреляет по дворцу, а затем и по церквам, — отмечал лингвист Владимир Пропп в книге «Русский героический эпос». — Это означает, что в народном сознании дворец и церковь тесно связаны».

Можно не согласиться с Проппом в том, что сказитель описывал мятеж Ильи против «основных устоев феодальной власти». В былине могли найти отражение реалии уже патриаршьей или синодальной эпохи. Характерная для русского православия «симфония» с государственной властью оборачивается тем, что герой в мгновение ока без моральных колебаний выступает против церкви.

Естественными союзниками взбунтовавшегося богатыря явились «голи кабацкие» — пропойцы и пьяницы, нищие и бродяги. Присутствие этих персонажей, способных все сменять на выпивку, парадоксальным образом показывало тщетность всего земного, в том числе и внешних атрибутов религии. В некоторых вариантах этого мотива богатырь лично закладывает золоченые кресты и маковки у целовальников в кабаке. Цена им оказывается — три бочки вина! Иногда целовальники отказываются принимать христианские символы, считая это, видимо, кощунством. Тогда Илья Муромец навязывает им сделку силой, выбив ногой дверь винного погреба.

Помимо всего прочего, былина показывала, что социальный порядок зиждется исключительно на грубой силе. А значит, богатство и бедность в мгновение ока способны поменяться местами. Владимир Пропп упоминает вариант текста, в котором Илья обещает голям кабацким, что когда он станет князем киевским, то сделает их «предводителями».

«Вещий сон»

Сюжет былины об Илье и голях кабацких удивительным образом перекликается с событиями XX века. В реальной истории большевики приступили к массовому слому церквей Киева с конца 1920-х годов. В 1928 году, например, была снесена Десятинная церковь, основанная изначально князем Владимиром Святославичем.

В русской эмиграции о былинном пророчестве заговорили даже раньше. Философ Борис Вышеславцев в докладе о русском национальном характере, прочитанном в 1923 году в Риме, особенно выделял из фольклорного наследия народа именно былину о ссоре Ильи с князем Владимиром.

«Есть в нашем эпосе одна былина, которая обладает положительным ясновидением», — отмечал автор.

Вышеславцев называл эту былину «вещим сном» о русской революции. В разгроме церкви и государства, устроенном Ильей вместе с «отвратительной чернью», философ увидел «стихийный нигилизм, мгновенно уничтожающий все, чему народная душа поклонялась, и сознающий притом свое преступление». В отличие от западноевропейских революций, стремящихся восстановить в мире нарушенную справедливость, коммунистическая революция, по мнению Вышеславцева, произошла из неприятия самого мира, в котором существует несправедливость.

«Пророческие» картины народной фантазии изумили и профессора Николая Алексеева. В книге «Русский народ и государство» он также упоминает сцены разрушения церквей Ильей Муромцем и пира с «голями». Алексеев считал русский бунт проявлением «казацкого идеала», который, по его мнению, проявился в бунтах Разина и Пугачева и победил в России в 1917 году.

Не случайно действующей силой революции стал городской люмпен-пролетариат, сильно смахивающий на «голей кабацких», никогда не переводившихся на Руси.

«Спокон веку были «разбойнички» муромские, брынские, саратовские, бегуны, шатуны, бунтари против всех и вся, ярыги, голь кабацкая, пустосвяты, сеятели всяческих лжей, несбыточных надежд и свар. Русь — классическая страна буяна», — читаем в «Окаянных днях» Ивана Бунина.

Носителя традиционной ментальности Октябрьская революция манила надеждой на «всенародное застолье», подобное тому, которое устроил Илья Муромец в некоторых вариантах былины. Характерно, что у Блока в поэме «Двенадцать» фигурирует мотив ограбления погребов загулявшей петербургской «голытьбой».

Так спустя столетия аукнулась на Руси тоска по общим трапезам древней родоплеменной эпохи («первобытного коммунизма» в терминологии марксистов). Богатырь Илья в эпосе выставляет угощение для всего простого народа — не только «голей», но и мещан, «стрелецких», «мужичков деревенских», «лапотников да балахонников». По удивительному совпадению, новое «пиршество» 1917 года пообещал устроить народу не кто иной, как «Ильич».

Укорененность ленинского отчества в политике и топонимике можно объяснить тем, что «вождь мирового пролетариата» подсознательно воспринимался простонародьем именно как «потомок» былинного Ильи, заступника земли Русской. Отголоски подобных настроений можно увидеть в псевдофольклорных «новинах» сталинской эпохи. Особенно интересна в этом плане. «Былина о Сталине», сложенная в 1940 году Петром Рябининым-Андреевым из той же династии сказителей, основанной Трофимом Рябининым. «Былина» повествует о событиях Гражданской войны и кончается тем, что Ленин устраивает в Москве «почестей пир да пированьеце» для Красной армии и «для всего народа трудящихся».

Антон ТАМБОВЦЕВ