Греческий скульптор Пигмалион и изваял прекрасную девушку Галатею, и попросил богов оживить ее. Боги вняли просьбе художника. В случае с американским живописцем Джексоном Поллоком все было ровно наоборот. Из него великого художника сотворила жена, Ли Краснер.

Ли Краснер родилась в 1908 году в Нью-Йорке в семье ортодоксальных евреев — выходцев из России. Небогатая и косная среда выковала из нее борца. А энергичная мать, которая руководила многодетной семьей, пока отец изучал Тору, стала примером для подражания. Такое причудливое сочетание привело внешне малопривлекательную, но одаренную девушку в сообщество американских художников-авангардистов.

Со второго взгляда

На какой-то, как сказали бы сегодня, тусовке Краснер познакомилась с Джексоном Поллоком. Он был, как всегда, груб и пьян. Не особо вглядываясь в Ли, он сделал ей откровенное и непристойное предложение. Она влепила ему пощечину. Это, в общем-то, заурядное для богемной среды событие случилось в 1936 году. То была их еще не встреча. Настоящей встрече Пигмалионы и Галатея суждено произойти через пять лет.

Среда, из которой вышел Поллок, не имела ничего общего с той, где провела свои первые годы Краснер. Пол Джексон Поллок (ему больше нравилось, когда его называли вторым именем) родился в 1912 году в семье фермера. Все пять мальчиков четы Поллок с детства готовили себя к тяжелому труду в сельской местности. Кроме младшего — Пола Джексона. Этот с детства рисовал, как ненормальный. Сначала он пребывал под влиянием мексиканского искусства, потом его увлекли абстрактные работы Пабло Пикассо.

В 1936 году Джексон страдал запойным алкоголизмом и пользовался репутацией человека небесталанного, но непредсказуемого и буйного во хмелю. Выходка с непристойным предложением женщине, которую он видел впервые, — вполне в его стиле.

И можно было бы считать, что Краснер пронесло: она не связалась с невменяемым и неуправляемым алкоголиком.

Но не тут-то было.

В 1941 году Ли вместе с друзьями зашла к Джексону в мастерскую, чтобы посмотреть его работы. В тот день живописец пребывал в добрейшем расположении духа. В нормальном состоянии он умел быть любезным и вызывать симпатию. Краснер в тот день понравился и сам художник, и его работы. Это был еще далеко не тот неистовый Поллок, с капельной живописью, которая прославила его на весь мир. Но и в его манере, и в работах Ли почувствовала нечто… В общем, с того дня они были вместе.

Вера оправдала себя

Краснер поняла, что имеет дело со своего рода «зародышем» выдающегося живописца. И ее задача — создать условия для его роста. Сразу же после того, как Краснер и Поллок съехались, Ли, как некогда ее мать, взяла организацию их — теперь уже совместной жизни в свои руки. Она целиком отвлеклась от собственного творчества и посвятила всю себя созданию идеальных условий для работы Поллока.

Краснер заметила, что Джексон по своей натуре человек не самый общительный и пребывание в компаниях его, по большому счету, напрягает. К людям его тянула выпивка. Ли поняла: чтобы художник творил, его нужно оградить от общества и от спиртного. Они купили дом в дальнем уголке Лонг-Айленда. И поселились там вдвоем. Мастерская Джексона находилась рядом с их жилищем. Дом раньше принадлежал фермеру — Поллок почувствовал себя в привычной атмосфере.

Преданная и целеустремленная Ли верила в его гений каждую минуту и секунду их совместной жизни. Художник был полон сомнений, его жена уверенности. Он считал: коль скоро они оказались в сельской местности и в жилище, так напоминавшем ему отчий дом, то у них должны быть дети. Ли детей заводить не желала, она сделала ставку на карьеру мужа. В общем, ограничились любимой собакой, с которой пара совершала длительные прогулки.

О тех временах женщина вспоминала: «Мы с Джексоном любили свое тихое уединение. Мы просто сидели и смотрели на пейзаж. Внутренняя тишина. А после ужина мы молча сидели на крыльце позади дома и любовались закатом. У нас не было потребности разговаривать. Мы не нуждались ни в каком общении. То, что он пил и что с ним было невероятно трудно жить, — это совсем другое. Мне удавалось сохранять равновесие именно благодаря тем периодам передышки, в которые у нас было так много общего».

В то время Ли добилась многого: Поллок, бывало, не пил годами. Во время запоев он не писал. Теперь, когда у него освободилось время, художник с упорством, свойственным, скорей, супруге, чем ему самому, работал над новой техникой живописи. И он ее изобрел. Вот, что написал фотограф, который приехал к Джексону, чтобы снять его за работой: «Влажный забрызганный холст застилал весь пол… Стояла полная тишина… Поллок посмотрел на работу. Затем неожиданно поднял банку и кисть и начал передвигаться вокруг холста.

Как будто он вдруг понял, что работа не завершена. Его движения, медленные в начале, постепенно становились быстрее и все более похожими на танец, он швырял черную, белую и ржавую краски на холст. Он совершенно забыл о том, что Ли и я присутствуем при этом, казалось, что он не слышит щелчков затвора объектива… Я снимал все это время, пока он увлеченно работал, возможно прошло полчаса. Все это время Поллок не останавливался. Как только у него хватало сил? После он сказал: «Вот и все»».

Сам основоположник абстрактного экспрессионизма так характеризовал свой метод: «Я продолжаю отходить от обычных инструментов художника, таких как мольберт, палитра и кисти. Я предпочитаю палочки, совки, ножи и льющуюся краску или смесь краски с песком, битым стеклом или чем-то еще.

Когда я внутри живописи, я не осознаю, что я делаю. Понимание приходит позже. У меня нет страха перед изменениями или разрушением образа, поскольку картина живет своей собственной жизнью. Я просто помогаю ей выйти наружу. Но если я теряю контакт с картиной, получается грязь и беспорядок. Если же нет, то это чистая гармония, легкость того, как ты берешь и отдаешь».

В 1943 году Ли, человеку из художественной тусовки, удалось свести возлюбленного со своей знакомой, создательницей престижного Музея Соломона Гуггенхейма Пегги Гуггенхейм. Когда Пегги увидела полотна Джексона, она решила предоставить ему стипендию с выплатой приличной ежемесячной суммы. Она организовала Поллоку первую персональную выставку. Посетители и искусствоведы назвали работы необычными и ни на что не похожими.

Предательство

В это время Краснер и Поллок узаконили свои отношения. Их брак со стороны выглядел гораздо более идиллично, чем был на самом деле. Иногда Джексон все-таки срывался — его запои, во время которых муж впадал в зверское неистовство, страшно пугали Ли. Но она была пока не готова расстаться со своим Галатеем.

Вера и связи Ли сделали свое дело: Поллок стал богат и знаменит. Конечно, женщине не хотелось уходить от своего творения, которое превратилось в звезду, в курочку, которая несла золотые яйца.

Но с Джексоном становилось все тяжелее. По сути, простой и грубый мужик, он не вынес испытания медными трубами. Поллок заявил жене: он-де сам желает распоряжаться своей жизнью. Читай — огромными суммами, которые теперь ему платили за его творения, яркие, экспрессивные, как сложная музыка. Полученные деньги Поллок тратил на любовниц и спиртное. Если запои Ли еще могла как-то терпеть, хоть до смерти и боялась пьяного мужа, то загулы стали испытанием явно не для нее. Тем более Поллок изменял нагло, своих предательств не скрывая.

И в 1956 году Ли ушла. Навсегда. Она и так терпела слишком долго и слишком многое. После ее ухода Джексон понял, что он потерял. Он пил без передышки. Перестал рисовать. Просил жену вернуться — она отказалась.

Через два месяца после окончательного исчезновения Краснер из его жизни машина, за рулем которой сидел пьяный вдрызг Джексон, врезалась в дерево. Поллок подвозил свою молодую любовницу и ее подружку. Выжила только любовница.

После гибели художника его вдова вернулась к живописи. Ее творения, созданные явно под влиянием Поллока, пользовались успехом. Ли умерла в 1984 году. Всю жизнь она любила своего Джексона, который был неистов и в жизни, и на полотнах. Но вспоминала она, по большей части, их тихие дни на Лонг-Айленде: «Я готовила, но он пек. Он был чрезвычайно требователен к своей выпечке, и у него выходили изумительный хлеб, торты, яблочные пироги. А еще он готовил великолепный соус к спагетти».

Мария КОНЮКОВА