Начиная Северную войну, превратившую Россию в империю, Петр I обосновывал ее необходимостью возвращения «дедин и отчин» — то есть дедовских и отцовских земель, искони принадлежавших России. Подобные обоснования обычно выдвигаются стороной нападающей, но всегда ли они обоснованы?

Если взять имперский период Российской истории (1721-1917), то в 11 войнах (русско-турецкие 1735-1739, 1768-1774, 1787-1791, 1828-1829 годов; русско-шведские 1741-1743, 1788-1790 годов; русско-персидские 1804-1813, 1826-1828 годов; Отечественная с переходом в заграничные походы 1812-1814 годов, Крымская 1853-1856 годов; русско-японская 1904-1905 годов) Россия была обороняющейся стороной. Еще в 4 войнах Россия была зачинщиком (польская 1794 года, русско-шведская 1808-1809 годов; русско-турецкие 1806-1812, 1877-1878 годов).

В прочие войны Россия вступала, выполняя обязательства перед союзниками, либо в рамках внутриимперских конфликтов.

Из сказанного, кстати, не следует, что начавший войну обязательно является ее виновником. Например, войну с Турцией 1877-1878 годов начала именно Россия, озвучив ее соответствующим манифестом и вторгнувшись на турецкую территорию. Однако в агрессии русских практически никто не упрекал, поскольку мировая общественность находилась под впечатлением от зверств, учиненных турками при подавлении Болгарского восстания.

«Калитка» на юг

Петр I это понимал на интуитивном уровне, поскольку на рубеже XVII-XVIII веков связной концепции информационных войн еще не существовало.

Плюсом для царя было то, что в Европе к России на момент начала его правления относились в целом благожелательно. Христианская «Московия» выглядела страной диковатой, но не опасной, и к тому же являлась полезной союзницей против мусульманской Турции.

С Турцией Россия впервые воевала еще в 1568-1570 годах, хотя впоследствии скрещивать оружие приходилось, главным образом, только с крымским ханом — вассалом султана.

Борьба шла в основном за территории Северного Причерноморья, причем в этой борьбе участвовали также ведущие самостоятельные партии поляки и украинские казаки, метавшиеся между царем, королем и султаном.

Просвет в запутанных разборках обозначился в 1667 году, после заключения Андрусовского перемирия между Москвой и Речью Посполитой, по которому Левобережье Днепра оставалось за русскими, а Правобережье — за поляками.

Однако турецкий султан и крымский хан имели собственное видение ситуации, поскольку претендовали на пустынные территории Северного Причерноморья, лежавшие и по левому берегу Днепра, и по правому.

В результате турки с татарами атаковали как русских, так и поляков, что предопределило сближение двух славянских народов.

Вторая по счету русско-турецкая война завершилась заключением в 1681 году на 20 лет Бахчисарайского мира, по которому султан признавал Левобережье за Россией, но добился двух существенных оговорок, в значительной степени перечеркивающих эту уступку. Во-первых татары и ногайцы имели право свободно кочевать по обоим берегам Днепра, а во-вторых, запорожские казаки получали формальную независимость с правом свободного плавания по Днепру, что превращало их в силу, которая не была способна вести самостоятельную политику, но могла существенно влиять на события, примкнув либо к русским, либо к полякам, либо к туркам.

Оценив все риски, связанные с необходимостью противостоять царю и султану, поляки решили плюнуть на прошлые обиды и в 1686 году заключили с Москвой Вечный мир, окончательно признав за русскими все Левобережье, но одновременно вовлекая их в возобновившуюся борьбу против турок.

Так на базе раздела Украины и необходимости противостояния османам сложился русско-польский альянс, который объединил усилия со Священной Римской империей и Венецией.

Образовавшаяся Священная лига может считаться первым в эпоху Нового времени общеевропейским союзом с участием России. И прямым его следствием стала новая, но ведущаяся уже не в одиночку русско-турецкая война, которую Петр I получил в наследство от царевны Софьи.

Россия не была ключевым участником этого конфликта. Два (1687 и 1689 годы) возглавленных фаворитом Софьи Василием Голицыным Крымских похода оказались бессмысленными, поскольку до Крыма русские войска так и не дошли. Первая осада Азова в 1695 году закончилась неудачей. Но в 1696 году, построив в Воронеже флот, Петр I Азов все-таки взял, получив контроль над устьем Дона и построив для большей надежности на другом берегу залива порт Таганрог.

Считается, что таким образом Россия получила выход к Черному морю, хотя на самом деле это был выход только в Азовское море, выбраться из которого на черноморские просторы можно было только через Керченский пролив, контролируемый турками. Но Петр I был рад и такой малости, поскольку понимал, что находящиеся на самой южной оконечности Московского царства Азов и Таганрог нужно еще удержать, а для этого требуется создать необходимую инфраструктуру, связывающую их с Воронежем и Левобережной Украиной. На это должны были уйти годы, и, зафиксировав свои приобретения в рамках заключенного Священной лигой Карловицкого мира, Петр I решил переключиться на северное направление.

«Окно» в Европу

В войне с Турцией Петр I обходился без исторических обоснований правомерности своих действий. Ведь речь шла о территориях, издавна воспринимавшихся буферной зоной между Россией, Речью Посполитой и Турцией.

Термин «дедины и отчины» всплыл именно для обоснования борьбы против Швеции, итогом которой должно было стать получение выхода к Балтийскому морю.

Надо сказать, что изначально Петр I нацеливался на меньший кусок, нежели тот, что достался ему в конечном итоге. Речь шла об отвоевании территорий в бассейне Невы и на южном побережье Финского залива, которые как минимум с XIII века принадлежали Новгородской республике, а после ее ликвидации (в конце XV столетия) влились в состав Московского царства. Кстати, в указанный период Новгороду и Москве принадлежала и восточная часть Карельского перешейка. Но этот район Петра интересовал мало, поскольку в плане транзита он вел в никуда, а точнее в Финляндию, являвшуюся наименее населенной и развитой частью Шведского королевства.

Указанные территории фигурировали у русских под названиями Ижорская земля и Водская пятина, у финнов же и шведов именовались Ингрией, или Ингерманландией. Название выводят от имени шведской принцессы Ингигерды, сочетавшейся с Ярославом Мудрым браком в Новгороде в 1019 году.

Коренным населением региона были угро-финские племена ижоры, води, карелов, основательно русифицированные после перехода в православие.

В 1583 году в ходе Ливонской войны шведы Ижорскую землю присоединили, но в 1595 году вернули после очередного военного конфликта с русскими. Вторично они завоевали ее в 1610-1612 годах, воспользовавшись междоусобицами Смутного времени.

Первый монарх из династии Романовых Михаил Федорович уступил их де-юре по так называемому Столбовскому миру 1617 года, после чего шведы занялись методичной «интеграцией» региона в состав своего королевства.

Всем, кроме сравнительно немногочисленных крепостных крестьян, разрешили эмигрировать в пределы Московской Руси, но только в течение определенного срока. Не успевшие периодически уходили на Русь из шведского «рая» нелегально, причем зачастую целыми деревнями и даже прорываясь через кордоны с боями. Из таких эмигрантов, например, в Тверских землях возникли карельские общины.

Чтобы компенсировать отток населения и вообще изменить демографическую и конфессиональную картину, шведское правительство начало переселять в регион финнов-лютеран, потомки которых известны сегодня как ингерманландцы, или финны-инкери. К концу XVIII столетия, по данным шведских историков, количество русского населения уменьшилось с 89,5 (в 1618-м) до 26,2%. Однако если говорить о населении нерусском, то примерно половину его составляли те же русифицированные водь и ижора; либо сохранившие православие, либо перешедшие в лютеранство под, так сказать, административным давлением.

В Москве помнили об утерянных землях и в 1656-1658 годах даже попытались их отвоевать, причем по ходу боевых действий русские заняли изрядный кусок Эстляндии (север нынешней Эстонии) и Лифляндии (север Эстонии и юг Латвии). Однако из-за необходимости воевать еще и с Польшей все пришлось отдать обратно.

Может, договоримся?

Ни отец Петра I царь Алексей Михайлович, ни сам Петр на Эстляндию и Лифляндию не претендовали. Их интересовала именно Водская земля — Ингерманландия.

Так что обоснование насчет «дедин и отчин» было вполне логичным, поскольку речь шла о территориях, издавна принадлежавших Московскому царству и отобранных в период слабости. При этом, затевая Северную войну, Петр I обзавелся союзниками в лице Саксонии и Дании. А поскольку саксонский курфюрст Август II являлся еще и королем Речи Поспо-литой, имелась надежда, что, уломав сейм (парламент), он вовлечет в конфликт и поляков.

Август II был во всех отношениях союзником дорогим, и ему пообещали самый сочный приз в виде Лифляндии (до 1621 года, кстати, принадлежавшей полякам). Датчан интересовало отвоевание утерянного в 1658 году полуострова Сконе и получение контроля над проливами, связывавшими Балтийское море с Северным, что Петра тоже вполне устраивало.

В общем, с историческими претензиями к шведам у всех союзников по Северному альянсу был полный порядок. Однако молодой и неопытный шведский монарх Карл XII оказался прирожденным полководцем и глубоко возмутился неспровоцированным (по его мнению) нападением. В самом начале войны, высадившись у стен Копенгагена, он вынудил датчан подписать мир, а затем, перекинув войска в Эстляндию, нанес русским поражение под Нарвой (1700).

Решив, что Петр I уже не опасен, Карл XII отбросил Августа II от Риги, а затем и вышвырнул его из Польши, сделав королем Речи Посполитой своего ставленника Станислава Лещинского (1704).

Однако уход шведов на запад дал Петру отсрочку, которую тот использовал по максимуму: набираясь опыта, русская армия почти целиком завоевала Ингерманландию, Эстляндию и Лифляндию.

Карл особенно не тревожился, решив, что, разбив Августа Сильного, пойдет на Россию и все быстро переиграет.

Петр, со своей стороны, считал подобный сценарий весьма вероятным и для достижения мира был готов вернуть все, кроме бассейна Невы и основанного в устье реки Санкт-Петербурга. Этот клочок был для него нитью, необходимой для того, чтобы вывести Россию в Европу, и за него он был готов заплатить любую вменяемую сумму.

Карл все предложения отверг и, принудив в 1706 году Августа к позорному миру, собрался, наконец, идти на Россию. Битва при Полтаве стала для него отрезвляющим душем.
Государь срывает банк

Потерпев страшное поражение, шведский король бежал в турецкие владения и с помощью французских денег, а также поиграв на реваншистских настроениях, втянул в 1710 году османов в новую войну с Россией.

Петр появлению нового противника не огорчился, тем более, что вассалы султана, господари Дунайских княжеств Бранкован (Валахия) и Кантемир (Молдова) обещали ему всяческую поддержку. Но Бранкован русских кинул, а Кантемир оказать серьезную поддержку не смог. Да и головокружение от полтавской победы сыграло с царем злую шутку.

На берегах Прута русская армия была окружена, оказавшись практически в безвыходном положении. К счастью, визиря удалось подкупить, и по условиям мира русские смогли вернуться, потеряв, впрочем, все завоеванное по Карловицкому миру. Маленькая «калитка» к Азовскому морю наглухо закрылась. Оставалось с еще большей энергией прорубать балтийское «окно» в Европу.

Карл, прозванный турками за свое упрямство «железной башкой» (Демир-баш), был выдворен на родину и продолжал борьбу, задействовав последние иссякавшие шведские ресурсы.

Покорив Ригу, русские перенесли борьбу в Карелию, Финляндию и Германию, возобновив Северный альянс, пополнившийся к тому же поляками и пруссаками.

Союзники русских постоянно кидали, двурушничали, и в 1718 году Петр I и сильно зауважавший его Карл XII почти договорились о мире, но Демир-баш пал при осаде норвежской крепости Фре-дрикстен.

Война затянулась еще почти на три года, и за это время шведы потерпели новые поражения, так что пришлось принять условия худшие, чем предложенные Карлу XII.

Из завоеванных земель Россия возвращала только Финляндию, присоединив Ингерманландию, Эстляндию, Лифляндию и Карельский перешеек. Правда, проигравшая сторона частично утешилась деньгами, получив за Лифляндию 2 миллиона ефимков (сумма, достаточная для снаряжения флота из 56 линейных кораблей). Петр пошел на это, чтобы нейтрализовать претензии Августа — Лифляндия, мол, была мною куплена, а не завоевана, так что отдавать ее ненадежному союзнику я не обязан.

Через полтора месяца после заключения Ништадтско-го мира Россия была провозглашена империей (2 ноября 1721 года). А снова открывать «калитку» на юг довелось уже Екатерине Великой.

Дмитрий МИТЮРИН