В СССР не было человека, не слышавшего о выдающемся педагоге-зкспериментаторе, писателе, авторе «Педагогической поэмы» Антоне Семеновиче Макаренко. В 1920 году он организовал под Полтавой колонию из несовершеннолетних преступников, переживших вместе со всеми ужасы Гражданской войны. Главным воспитательным рычагом в колонии был созидательный труд, способный увлечь подростка и дать ему профессию для будущей жизни.

Еврейский вопрос

У этой системы, одобренной некогда на государственном уровне, всегда были сторонники и противники. Макаренко писал, что чиновники вышестоящих инстанций зачастую разговаривали с ним «по-аракчеевски»; «Мы этот ваш жандармский опыт прихлопнем. Нужно строить соцвос (социалистическое воспитание), а не застенок».

Особое место в воспитательной практике Макаренко занимало отношение к евреям: он каленым железом выжигал антисемитизм в своих колониях.

В то время антисемитизм хоть и строго наказывался, но на низовом уровне процветал. Антон Семенович считал, что евреи — это важный положительный элемент в перевоспитании криминальной среды.

Большинство колонистов были украинцами. Евреи-подростки, случайно уцелевшие во время тотальных погромов того времени, составляли незначительное меньшинство, в основном это были круглые сироты, не имевшие даже дальних родственников. А колония, само собой, была заражена бациллой антисемитизма.

Макаренко писал: «Неожиданно у нас открылся антисемитизм. До сих пор в колонии евреев не было. Осенью в колонию был прислан первый еврей, потом один за другим еще несколько… В проявлении антисемитизма я сначала не мог даже различить, кто больше, кто меньше виноват. Вновь прибывшие колонисты были антисемитами просто потому, что нашли безобидные объекты для своих хулиганских инстинктов, старшие же имели больше возможности издеваться и куражиться над евреями… Могли отнять хороший пояс или целую обувь и дать взамен их негодное рванье, каким-нибудь хитрым способом оставить без пищи или испортить пищу, дразнить без конца, поносить разными словами и, самое ужасное, всегда держать в страхе и презрении… Бороться с этим оказалось невыносимо трудно. Все делалось в полной тайне, очень осторожно и почти без риска, потому что евреи прежде всего запугивались до смерти и боялись жаловаться».

Макаренко оказался в очень непростой ситуации: положение ребят-евреев день ото дня становилось тяжелей. Особенно усердствовал некий Осадчий. По словам педагога, он не был антисемитом, но безнаказанность вдохновляла его на очередные дикие выходки, которые воспитанники считали геройством.

После очередного эксцесса Макаренко вызвал Осадчего в кабинет и, показав на избитых евреев, спросил, не его ли эта работа. Ответ был прост и ужасен: «Ну что такое! Подумаешь, два жидка. Я думал, вы что покажете».

«И вдруг педагогическая почва с треском и грохотом провалилась подо мною, — пишет А. С. Макаренко. — Я очутился в пустом пространстве. Тяжелые счеты, лежавшие на моем столе, вдруг полетели в голову Осадчего.

Я промахнулся, и счеты со звоном ударились в стену и скатились на пол. В полном беспамятстве я искал на столе что-нибудь тяжелое, но вдруг схватил в руки стул и ринулся с ним на Осадчего. Он в панике шарахнулся к дверям, но пиджак свалился с его плеч на пол, и Осадчий, запутавшись в нем, упал. Я опомнился: кто-то взял меня за плечи».

В своих записках «Типы и прототипы персонажей «Педагогической позмы“» Макаренко досказал судьбу евреев-колонистов, все они без исключения добились успеха на интеллектуальном поприще: «Остромухов. Мечтает быть инженером. Поступает на рабфак.

Шнайдер. Проводит все время линию на квалифицированного рабочего и добивается своего.

Глейзер. В нем проявляются наклонности юриста. Он подает свои советы в строго официальной форме во всех конфликтах. Поступает в социально-экономический институт.

Крайник. У него обнаруживается спокойное остроумие типа Векслера. Он музыкален, попадает в оркестр и всегда носится со скрипкой или с другими музыкальными инструментами. Поступает в музыкальный техникум».

Главный менеджер

У одного из героев «Педагогической поэмы», Соломона Борисовича Когана, был реальный прототип — Борис Самойлович Клямер. Его появлению предшествовал разразившийся над колонией финансовый кризис. Дела были плохи, и безымянный начальник из ЧК посоветовал использовать «этого энергичного человека» в качестве последнего средства спасения.

Через несколько дней по колонии забегал 60-летний еврей с больным сердцем, ожирением, одышкой и прочими болячками. «Он не принес с собой ни капиталов, ни материалов, ни изобретательности, но в его рыхлом теле без устали носятся и хлопочут силы, которые ему не удалось истратить при старом режиме: дух предприимчивости, оптимизма и напора, знание людей и маленькая простительная беспринципность, странным образом уживающаяся с растроганностью чувств и преданностью идее… у этого человека внутри сидит демон деятельности, и Соломон Борисович ничего с этим демоном поделать не может».

Во многом благодаря ему бывшие малолетние преступники стали увлеченно мастерить все: клубную мебель, кроватные углы, парты, стулья, ударники для огнетушителей, масленки, шили трусы и ковбойки. Но вершиной бурной деятельности неугомонного еврея стал настоящий завод электроинструментов с импортными станками — «Вандереры», «Самсоны Верке», «Тильдмейстеры», «Рейнекеры»; затем он организовал производство фотоаппаратов — знаменитой «лейки». В то время это было равнозначно производству электронной техники. Но самое удивительное, что мудрому Соломону удалось добиться введения зарплаты для коммунаров. Указание на непедагогичность этого шага было мгновенно парировано: «Мы же должны воспитывать, я надеюсь, умных людей. Какой же он будет умный человек, если он работает без зарплаты?

— Соломон Борисович, а идеи, по-вашему, ничего не стоят?

— Когда человек получает жалованье, так у него появляется столько идей, что их некуда девать. А когда у него нет денег, так у него одна идея: у кого бы занять? Это же факт».

Конец сказки

Макаренко лишили любимого детища, обвинив в насаждении буржуазных отношений и меркантильных идей: «Советская педагогика стремится воспитать в личности свободное проявление творческих сил и наклонностей, инициативу, но ни в коем случае не буржуазную категорию долга… Может быть, с точки зрения материального обогащения колонии это и полезное дело, но педагогическая наука не может в числе факторов воспитания рассматривать производство и тем более не может одобрить такие тезисы автора, как «промфинплан — есть лучший воспитатель».