О последних днях жизни Владимира Ульянова (Ленина) в 1920-1930-е годы было сказано и написано столько, что на простую обработку этой информации могут уйти годы. Однако в обстоятельствах смерти основателя Советского государства по-прежнему много неясного.

На быструю утомляемость Владимир Ильич жаловался еще в конце 1921 года. При этом он не всегда адекватно оценивал происходящее. Соратники отмечали, что иногда на заседаниях его охватывал приступ возбуждения, и Ленин начинал нести откровенную ерунду, размахивая руками.

Последний поход

25 мая 1922 года Ильича хватил первый удар, приведя к ослаблению движения правой руки и правой ноги, а также некоторому расстройству речи.

Лев Троцкий в эти дни тоже лежал в подмосковном санатории в постели: порвал себе сухожилия на ноге, когда ловил рыбу неводом (на удочку он не разменивался). О болезни Ленина узнал только на третий день от приехавшего в гости Николая Бухарина. Тот рухнул на постель «демона революции» и, обхватив его руками, запричитал: «Не болейте, умоляю вас, не болейте… есть два человека, о смерти которых я всегда думаю с ужасом… это Ильич и вы».

На самом деле перспектива кончины вождя не столько огорчала его соратников, сколько вдохновляла на разные планы. Бухарин скоро будет рассуждать о том, что, когда Ленин умрет, было бы хорошо его забальзамировать и подать мужикам как мощи нового святого. Троцкий же, и без того являясь вторым по известности вождем партии, примеривал на себя роль преемника.

Позже он писал о беседе с Лениным, которая произошла в ноябре 1922 года, когда состояние вождя несколько улучшилось. Ленин выражал свою озабоченность усилением партийной бюрократии, а Троцкий указал, что «штабом» этой бюрократии является контролируемое Сталиным как генеральным секретарем оргбюро ЦК партии. Ленин оживился: «Ну что ж, я предлагаю вам блок: против бюрократизма вообще, против оргбюро в частности». «С хорошим человеком лестно заключить хороший блок», — ответил Троцкий.

Бороться решили, создав… комиссию по борьбе с бюрократизмом. Да уж, страшное оружие.

На самом деле Троцкий утаивал важный момент. Ленин был раздражен не только партийными аппаратчиками, но и многими большевиками, подвизавшимися на хозяйственной работе, — Рыковым, Красиным, Сокольниковым и другими.

Эти технократы примыкали к сложившемуся в Политбюро триумвирату Сталина, Зиновьева и Каменева, члены которого не собирались допускать Троцкого к власти. Так что за Сталиным стояли не только бюрократы, но и технократы. И Ленина это раздражало.

Он настоял на сохранении монополии внешней торговли. Потом произошел громкий инцидент, когда Орджоникидзе заехал по физиономии одному из грузинских товарищей, выступавших против сталинского плана «автономизации». По сути, речь шла о построении унитарного государства с предоставлением куцей автономии национальным регионам. Руководство Грузии настаивало на праве свободного выхода национальных республик из Союза. Дальше перешли на личности. Разбирать конфликт в Тифлис отправился Дзержинский, который принял сторону Орджоникидзе.

Ленин же поддержал грузинское ЦК, обозвав Орджоникидзе (тоже грузина) и Дзержинского (поляка) «великорусскими держимордами». В результате Ленин и Троцкий план «автономизации» похоронили, заложив под Советский Союз бомбу замедленного действия.

Вождю нужен покой

Проигравший Сталин сорвался на Крупской, которая выполняла роль связника между Лениным и Троцким и рассылала членам ЦК указания больного супруга.

Сталин, разумеется, ссылался на необходимость беречь здоровье Ильича, на что Крупская сказала, что лучше знает потребности своего мужа. «Мы еще посмотрим, какая вы жена Ленина», — бросил по телефону Сталин и вроде бы добавил какую-то грубость.

Мужу Крупская говорить об этом не стала, но отправила жалобу по партийной линии Каменеву. Тот положил жалобу под сукно, возможно, потому, что в свете резкого ухудшения здоровья Ленина получалось, что жена действительно не очень-то хорошо следила за его режимом.

В ночь с 22 на 23 декабря вследствие нового удара у Ленина полностью парализовало правую ногу и правую руку. Не устраивавший Сталина договор о создании СССР был подписан через неделю.

Следующий яркий эпизод, касающийся болезни вождя, Троцкий изложил так: «Во время второго заболевания Ленина, видимо, в феврале 1923 года, Сталин на собрании членов Политбюро (Зиновьева, Каменева и автора этих строк) после удаления секретаря сообщил, что Ильич вызвал его неожиданно к себе и потребовал доставить ему яду. Он снова терял способность речи, считал свое положение безнадежным, предвидел близость нового удара, не верил врачам, которых без труда ловил на противоречиях, сохранял полную ясность мысли и невыносимо мучился…»

Яд, разумеется, решили не давать. Формально — из-за огромной любви к Ильичу и надежды, что он выкарабкается. На самом деле участники совещания понимали: предложи он удовлетворить просьбу, и трое других партнеров получат против него мощный компромат, что он собирался отравить Ленина.

При этом Троцкий умышленно путал датировку «видимо, в феврале 1923 года». Скорее всего, разговор произошел в марте, когда вокруг лечения Ленина разгорелись поистине шекспировские страсти.

Все началось с того, что Крупская рассказала супругу о конфликте со Сталиным трехмесячной давности. 5 марта Ленин потребовал от того извинений.

Сталин, конечно, извинения принес, но личное в конфликте уже переплелось с общественным. В тот же день Ленин надиктовал письмо Троцкому, в котором просил его взять под опеку грузинских товарищей.

Ильич как бы напоминал ему их разговор о походе против возглавляемого Сталиным партийного аппарата. 10 марта Ленина постиг третий удар, приведший к практически полной потере речи и параличу правой части тела. Получается, не зря Сталин говорил, что Ленину покой нужен.

Дальше еще интереснее. 21 марта Сталин написал в Политбюро письмо, в котором сообщил о том, что Крупская передала ему просьбу Ленина «о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать В. Ильичу порцию цианистого калия». Просьбу он, конечно, с негодованием отверг. Но 23-го Крупская снова вышла на Сталина, сообщила, что яд она уже достала, но дать его Ильичу не может и требует «поддержки Сталина».

То ли после недавнего скандала Ильич и Крупская увидели в Сталине самого доверенного и дорогого человека, то ли, напротив, хотели его подставить и записать-таки в отравители, поставив крест как минимум на его политической карьере. Конечно, Иосиф Виссарионович встал в позицию потрясенного ленинского ученика — как можно-с?!

Смерть после «охоты»

Надо полагать, Сталин пришел к выводу, что его загоняют в ловушку, и начал претворять в жизнь собственный план, суть которого заключался в том, что Ленина отправили в подмосковный санаторий в Горках, где окружили лучшими советскими и немецкими врачами.

Охрана первых лиц обеспечивалась чекистами, а их начальник Феликс Дзержинский, обиженный на Ленина за грузинский инцидент, делал все, чтобы Ильич никак не мог проявить политическую активность.

Такая ситуация устраивала почти всех уставших от Ильича партийных руководителей, кроме Троцкого.

Иногда, казалось, не старый еще Ленин имеет шанс выкарабкаться. В сентябре он начал вставать и ходить по комнате с палочкой. Учился писать левой рукой, поскольку правая была
парализована. Дезавуируя обвинения в изоляции Ильича, Сталин в октябре разрешил посетить его двум заслуженным товарищам — работнику Коминтерна Осипу Пятницкому и члену Моссовета Ивану Скворцову-Степанову. Ленин слушал их внимательно, но реагировал единственным словом, которое сносно произносил: «Вот-вот».

И совсем уж неожиданная вещь: 19 октября Ленин настоял, чтобы его отвезли в Москву. Он побывал в своей кремлевской квартире, заглянул в зал заседаний Совнаркома, проехался по сельскохозяйственной выставке. Некоторые историки считают, что он хотел забрать некие компрометирующие документы, но, скорее всего, это был визит-прощание. Охрана поездке Ильича не мешала: полупарализованный, он был Сталину не опасен.

7 января 1924 года Ленин и Крупская организовали в Горках елку для крестьянских детей, хотя Рождество — праздник не большевистский. 19 января Ильич даже ездил на то, что мемуаристы называют «охотой». На самом деле охотились егеря, а он сидел в санях как зритель.

По воспоминаниям Крупской, после этой поездки Ленин, «видимо, устал, и когда мы сидели с ним на балконе, утомленно закрыл глаза, был очень бледен и все засыпал, сидя в кресле. Последние месяцы он не спал совершенно днем и даже старался сидеть не на кресле, а на стуле. Вообще, начиная с четверга стало чувствоваться, что что-то надвигается: вид стал у Вл. Ильича ужасный, усталый, измученный. Он часто закрывал глаза, как-то побледнел, и, главное, у него как-то изменилось выражение лица, стал какой-то другой взгляд, точно слепой».

Резкое ухудшение наступило днем 21-го. Из воспоминаний профессора Виктора Осипова: «Судорожное состояние начало ослабевать, и мы уже начали питать некоторую надежду, что припадок закончится благополучно, но ровно в 6 час. 50 мин. вдруг наступил резкий прилив крови к лицу, лицо покраснело до багрового цвета, затем последовал глубокий вздох и моментальная смерть. Было применено искусственное дыхание, которое продолжалось 25 минут, но оно ни к каким положительным результатам не привело. Смерть наступила от паралича дыхания и сердца, центры которых находятся в продолговатом мозгу».

Крупская, как можно понять, в момент смерти в комнате не находилась и появилась через несколько минут. Чуть позже нее пришел Бухарин, который тоже лечился в санатории. Вскоре ему позвонили из Кремля, приказали вернуться в Москву и приехать в Горки, уже вместе со всеми, чтобы он не выглядел единственным преемником.

Обреченный

История с собственноручной запиской Ленина «Гаврилушке», в которой вождь сообщает, что его отравили, впервые появилась в воспоминаниях эмигрировавшей на Запад Елизаветы Лермоло, которая в середине 1930-х годов сидела в лагерях, где якобы и встретилась с шеф-поваром столовой в Горках Гаврилой Волковым. Держали его в изоляции от других заключенных, но Лермоло как-то свободно смогла поговорить с ним и благополучно досидела до конца своего срока.

Однако никаких следов повара Гаврилы Волкова среди сотрудников столовой в Горках пока не обнаружено. Есть и другая странность. Ленин так и не научился разборчиво писать левой рукой. В воспоминаниях Крупской отмечается, что утром в день смерти он «даже» сумел сам оторвать листок календаря. И вдруг, будучи отравленным, ухитряется написать такую экспрессивную и довольно длинную записку. Сомнительно…

Показательно, что карьеры всех лечивших Ленина врачей сложились вполне благополучно, хотя если бы они сознательно старались «залечить» Ленина, Сталин должен был постараться избавиться от них как от соучастников.

С натяжкой к исключениям можно отнести только личного врача семьи Ульяновых Федора Гетье. Его сына расстреляли в 1938 году, и потрясенный старик умер через два месяца. Но и эта трагедия мало похожа на устранение свидетеля.

С Гетье связан другой интригующий момент. Он единственный из 11 участвовавших во вскрытии врачей не подписал акт, где говорилось, что «причиной болезни умершего являлся атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания…». Однако в тот же день он подписал другой документ со следующим ключевым абзацем: «Обнаружены резкие изменения кровеносных сосудов головного мозга, свежее кровоизлияние, что послужило причиной смерти…»

Эти противоречия разъясняются при сопоставлении с другими медицинскими документами. Из них видно, что Ленина лечили от сифилиса, который был в то время распространенной болезнью и в конце концов привел к кровоизлиянию со смертельным исходом. Однако обнародовать настоящую болезнь вождя считали неправильным, поэтому «официально» он страдал от «атеросклероза сосудов», что как бы подразумевало в качестве причины интенсивную и самоотверженную мыслительную деятельность. Причины сифилиса, как известно, лежат в несколько иной плоскости.

Что до Сталина, то, имея полную информацию о болезни вождя, он понимал главное — шансов выздороветь у Ленина не осталось. Надо лишь просто ожидать его кончины, пресекая чьи-либо попытки вмешаться в сложную политическую игру за место преемника.

А врачи пусть честно делают свое дело и лечат, лечат, лечат…

Дмитрий МИТЮРИН