Начавшаяся в 1788 году русско-шведская война стала второй попыткой потомков викингов отобрать территории, возвращенные России Петром Великим по Ништадтскому мирному договору.

Момент для нападения был выбран удачно, поскольку главные силы русских войск оказались связаны борьбой с турками. Однако оптимистичный сценарий, составленный шведским королем Густавом III, был сорван битвой при острове Гогланд.

Король-театрал

В 1772 году, вскоре после вступления на престол, Густав III осуществил переворот, ограничив полномочия риксдага в свою пользу. Особой агрессивности в отношении России он поначалу не демонстрировал и в 1777 году даже посетил Петербург. Закулисная сторона этого визита была связана с созданием сети масонских лож так называемой шведской системы.

Обрядовую сторону они заимствовали у ордена иоаннитов, в организационном же плане подчинялись шведскому монарху и его брату герцогу Карлу Зюдерманландскому. Через десять лет в Петербурге действовало уже не менее шести масонских лож, еще три в Москве, по одной в Пензе, Нижнем Новгороде и Казани.

Масонскую ложу «Нептун» в главной базе Балтийского флота Кронштадте возглавлял сам командующий флотом шотландец Самуил Грейг. Из этого, впрочем, не следует, что члены лож ставили верность масонству выше присяги. Однако надежды на то, что их распоряжения для русских масонов что-то да значат, у короля и герцога Карла имелись.

Антироссийский тренд в политике шведского монарха обозначился в середине 1780-х годов, когда императрица Екатерина II продемонстрировала нежелание сближаться со Швецией в ущерб старому союзу с датчанами. К тому же Густава она всерьез не воспринимала после их второй встречи в приграничном Фридрихсгаме (1783).

Накануне, проводя смотр, король упал с лошади и сломал руку, в связи с чем Екатерина заметила Потемкину, что Карл XII не получал таких травм «на глазах у своего войска». Поводом для иронии служило и чрезмерное увлечение короля театром, но именно театральщина вдохновила его на авантюру.

Приказав костюмеру Стокгольмской оперы сшить несколько комплектов русской формы, он переодел в нее своих драгун, которые близ местечка Пуммола разыграли сценку якобы с нападением русских на шведскую территорию. Никто в этот спектакль не поверил, но формальный повод для объявления войны появился.

1 июля 1788 года войска под командованием самого короля неудачно атаковали крепость Нейшлот. На ультиматум шведского короля ее комендант майор Кузьмин язвительно ответил: «Я без руки и не могу отворить ворота, пусть его величество сам потрудится». У короля ничего не получилось.

На море, однако, приступил к действиям шведский флот под командованием герцога Карла. Плюсом для шведов было то, что в Копенгагене оторванным от главных сил оказался отряд адмирала Виллима Фондезина (100-пушечные корабли «Саратов», «Три Иерарха», «Чесма», фрегат «Надежда» и три транспорта). В датской столице они должны были дождаться эскадру из еще 15 кораблей, которую планировалось послать против турок в Средиземное море. Теперь русские планы срочно менялись.

Вообще-то, Густав III мог подождать, пока вся русская эскадра уйдет в Копенгаген, и только после этого объявлять войну, напав на практически беззащитные Кронштадт и столицу. Вероятно, его поторопили англичане и французы, которые не были заинтересованы в разгроме османов и помнили по предыдущей войне, какими бедами грозит туркам появление русского флота у берегов Греции. Ведь адмирал Грейг снискал известность именно во время предыдущей Архипелагской экспедиции.

Англо-французскими субсидиями объясняется и включение Густавом III в перечень предъявленных Екатерине II требований возвращение Крыма Османской империи. Уже одно это перечеркивало возможность переговоров, а король добавил в свой ультиматум еще и возвращение всех территорий в Финляндии и Карелии, а также наказание лично ему неприятного посла Андрея Разумовского.

Ответ на ультиматум даже давать не стали, но обстановка в Петербурге была нервной. В Кронштадте на заседании ложи «Нептун» сам Грейг и подавляющее большинство других офицеров объявили о намерении драться с противником по-серьезному, наплевав на масонское «братство». Но трое капитанов подозрительно отмолчались.

Экипажи на кораблях пришлось доукомплектовать в авральном темпе, загребая матросов с торговых судов, писарей, мастеровых и даже арестантов.

6 июля, предварительно отправив к Фондезину приказ срочно возвращаться, Грейг с эскадрой появился у назначенного места встречи близ Красной Горки (на фарватере между Котлином и южным побережьем Финского залива). Здесь он получил приказ императрицы: «Следовать с Божиею помощью вперед, искать флота неприятельского и оный атаковать».

На случай поражения русского флота двор уже готовился к эвакуации: близ Зимнего дворца стояло наготове около 500 экипажей и повозок.

Дерись — не дерись

Противника на горизонте русские зафиксировали вечером 16 июля, после того как обогнули с юга остров Гогланд.

В наличии у Грейга имелось 17 линейных кораблей: флагман 100-пу-шечный «Ростислав», 74-пушечные «Владислав», «Всеслав», .«Мстислав», «Ярослав», «Иоанн Богослов», «Кир и Иоанн», «Святой Петр», «Святая Елена», а также 66-пушечные «Болеслав», «Вышеслав», «Изяслав», «Мечеслав», «Родислав», «Память Евстафия», «Виктор» и «Дерись».

Шведский флот включал 70-пушечные «Ее Величество Шарлотта», «Эмгейтен», «Густав III», «София Магдалена»; 62-пушечные «Ара», «Омхет», «Принц Карл», «Принц Фредерик Адольф», «Принц Густав Адольф», «Ретвизан», «Дигд», «Фадернесланд», «Форсигтигхет»; 60-пушечные «Васа» и «Принц Густав», а также 40-пушечные фрегаты «Грип», «Камилла», «Фройя», «Минерва» и «Тетис».

Получается, что по количеству линейных кораблей (17 против 15) русские превосходили шведов, но у противника при этом имелись еще 5 фрегатов.

Превосходство по артиллерии было в пользу русских — 1200 орудий против 1068. Однако шведы обладали более подготовленными экипажами.

И действительно, в ходе сражения шведские корабли четче выполняли маневры, лучше держали строй, однако нельзя сказать, что действовали быстрее и стреляли сильно лучше.

Историки также отмечают, что Грейг постоянно находился на палубе своего флагмана, в то время как герцог Карл практически не вылезал из каюты. Вообще, брат короля не то чтобы уклонялся от битвы, но сильно нервничал.

Когда утром 19 июля эскадры двигались параллельными курсами навстречу друг другу, герцог поначалу уклонился от сближения на дистанцию артиллерийского огня. Две эскадры так и разошлись на встречных курсах, затем, однако, шведская эскадра начала разворот и двинулась в обратном направлении.

Разворачиваться начали и русские, но при этом, двигаясь на юго-восток, они еще и начали сближение с выстраивавшимися в боевую линию шведами. Это требовало больше времени и большего мастерства со стороны кипажей, чего подчиненным Грейга как раз и не хватало. При этом относительно слабый русский арьергард под командованием Алексея Спиридова (сына героя Чесменского сражения Григория Спиридова) стал авангардом, а бывший авангард Мартина Фондезина (брата командующего копенгагенским отрядом) — арьергардом. Кордебаталия так и осталась кордебаталией, находясь под командованием самого Грейга и Тимофея Козлянинова.

У шведов авангард возглавлял вице-адмирал граф Вахтмейстер, арьергард — бригадир Мандарштед, кордебаталию — сам герцог Карл и его советник адмирал Врангель.

Сближение шло неотвратимо, но медленно, так что на русской эскадре успели, хотя и без особого аппетита, пообедать.

Нехватка выучки сказалась, когда из боевого строя вывалились идущие в арьергарде «Ярослав» с «Виктором», но затем вернулись на свое место.

Однако, когда эскадры уже почти сблизились на артиллерийскую дистанцию, неправильно поняв данную Грейгом команду уплотнить строй, три корабля вывалились из линии, причем в сторону неприятеля. У шведов появился шанс отсечь их от главных сил и взять в два огня, что могло определить ход всего сражения. Но герцог Карл этим шансом не воспользовался.

Не использовал он и другой игравший в его пользу фактор, когда у русской эскадры начал «отваливаться хвост» — флагман Фондезина «Кир и Иоанн», «Дерись», «Иоанн Богослов», «Память Евстафия». Грейг рвал и метал, приказывая сигналить требование восстановить строй — безрезультатно. Между тем около трех часов пополудни началась артиллерийская дуэль, распространяясь по всей линии.

Примерно через час, согласно составленной позже официальной хронике сражения, «оба флота в пылу битвы и под завесой дыма продолжали двигаться на юго-запад, а ядра, свистя, пронизывали воздух, прорывали всюду паруса у сражающихся, по временам ломали им рангоут и спутывали снасти. В нашей авангардии сыпали картечью — здесь Грейг надвигался неотступно и вместе с Козляниновым надеялся сломить передовую половину флота неприятельского».

Из-за вырвавшегося вперед авангарда головными оказались «Болеслав» и «Всеслав» Козлянинова. Далее следовал «Мстислав» Григория Муловского, который, если бы не война со Швецией, возглавил бы первую русскую кругосветную экспедицию. Накануне сражения Муловский заявил: «Пока мой корабль держится на воде, он не отстанет от своего адмирала». Однако в данном случае он прикрывал флагман спереди.

«Принц Густав» за «Владислава»

В какой-то момент «Ростислав» с Грейгом на борту атаковал вражеский флагман «Густав III» и, дав сокрушительный ответный залп, заставил противника покинуть боевую линию. Впрочем, и сам «Ростислав» тоже вышел из своей линии, только не назад, а вперед, а затем втиснулся обратно между «Святым Петром» и «Еленой».

В целом артиллерийская дуэль развивалась таким образом, что, если бы не отставший арьергард Фондезина, русские ее бы выиграли. В какой степени промах Фондезина объяснялся неумением, а в какой — предательством во имя масонского братства — вопрос, о котором и сегодня спорят историки. Неясно также, в какой степени капитаны других кораблей арьергарда следовали примеру своего начальника, а в какой — пали жертвой его действий.

Идущий концевым «Дерись», если верить оправданиям командовавшего кораблем капитана Саввы Коковцева, оказался один против пятерых противников и, чтобы не быть взятым в два огня, вышел из строя, разворачиваясь на другой галс, и догнать своих уже не успел. Или не очень пытался? Двигавшийся перед ним «Память Евстафия» тоже вышел из строя, но только после неравного боя с тремя противниками, с множеством пробоин и полузатопленными трюмами.

Хуже всего пришлось двигавшемуся перед ним «Владиславу», который еще в начале боя лишился значительной части рангоута, а затем стал мишенью сразу для пяти концевых шведских кораблей. Практически лишившись возможности передвигаться, он оказался снесен ветром в самый центр вражеского строя и был окружен противниками, обрушившими на него огонь невиданной силы.

Капитан Амандус фон Берх и его подчиненные творили, казалось, невозможное и, когда корабль полностью потерял управление, с помощью шлюпок смогли развернуть его к неприятелю бортом с заряженными для очередного залпа орудиями. Но и этот последний залп не переломил ситуацию.

Три пушки не выдержали интенсивной стрельбы и взорвались. Из 670 человек экипажа на «Владиславе» погибла почти половина. Офицеры собрались взорвать корабль, но Берх все-таки согласился на сдачу, впоследствии резонно указав, что от такого изрешеченного трофея шведам все равно не было никакого толку.

За потерю «Владислава» русские рассчитались захватом флагмана Вахтмейстера «Принц Густав», который достался им в несравненно лучшем состоянии, был введен в состав Балтийского флота и впоследствии сражался против своих соотечественников при Эланде, Красной Горке и Выборге.

Правда, перед сдачей «Принц Густав» фактически выиграл артиллерийскую дуэль с «Вышеславом», которому пришлось выйти из боя с перебитыми снастями, а затем весьма успешно отбивался от «Изяслава». Но когда в дело вступил «Ростислав» под командованием самого Грейга, шансов у шведа не осталось.

Пленение Вахтмейстера, третьего (после герцога Карла и Врангеля) по чину адмирала на шведском флоте, стало к этому трофею приятным бонусом.

К девяти часам вечера к месту битвы подтянулся наконец и арьергард Фондезина (снискавшего за эти несколько часов прозвище Мартын Постыдный).

Шведы начали оттягиваться под ветер, пытаясь увеличить дистанцию и как бы предлагая русским свернуть сражение. Грейг демонстрировал намерение продолжать бой, но к началу десятого вечера, из-за сгущающейся темноты и клубов порохового дыма, битва сама собой затихла.

Формально баталия закончилась ничьей, поскольку каждая сторона потеряла по одному линейному кораблю, соответственно захватив по одному кораблю противника.

Потери в живой силе у русских, видимо, были несколько больше: по официальным данным — 319 убитых и 686 раненых. Но шведы увеличивают эту цифру почти вдвое. Потери шведов русские источники оценивают в 1150 человек, а сами шведы -в 150 убитых и 340 раненых.

В стратегическом же плане историки почти единодушно признают Готландское сражение успехом русских, поскольку с несколько меньшим (по числу вымпелов) и хуже подготовленным флотом они смогли отразить попытку атаки на Петербург и вообще перехватили инициативу на море.

Так же оценивала сражение и Екатерина II, наградившая Грейга высшим в Российской империи орденом Святого Андрея Первозванного, Козлянинова -орденом Святого Георгия III степени, Муловского и капитана «Всеслава» Михаила Макарова — орденом Святого Георгия IV степени, капитана «Изяслава» Петра Карцова — орденом Святого Владимира IV степени, капитана «Ростислава» Евстафия Одинцова и цейхмейстера флота генерал-майора Григория Лемана — золотыми шпагами с надписью: «За храбрость».

Не забыли и «антигероев». Мартина Фондезина выгнали со службы, но потом простили и вернули в Адмиралтейств-коллегию, с указанием более в сражениях его «не употреблять». Капитанов «Дерись», «Иоанна Богослова» и «Память Евстафия» Савву Коковцева, Степана Вальронта и Александра Баранова приговорили к смерти, но потом тоже простили и даже частично вернули чины.

Однако итог сражения все же казался символическим, поскольку русско-шведская война закончилась с ничейным результатом.

Олег ПОКРОВСКИЙ