С июля 1841 года, когда раздался роковой выстрел майора Николая Мартынова, сразивший поручика Михаила Лермонтова, прошло уже 177 лет. О той дуэли написано очень и очень много. Но при этом далеко не все исследователи тех роковых событий имели возможность почитать исповедь убийцы, который был однокашником Лермонтова по юнкерскому училищу и его другом. Более того, на протяжении многих лет высказывание малейшего сочувствия Николаю Мартынову считалось кощунственным по отношению к светлой памяти поэта. Но начнём по порядку.

Встреча на водах

Николай родился в 1815 году в семье ветерана Отечественной войны 1812 года Соломона Михайловича Мартынова, который был в дружеских отношениях с участником многих войн генералом Алексеем Петровичем Ермоловым. Первое упоминание рода датируется 1780 годом. Его мужчины честно служили Отчизне, храбро воевали, имели боевые награды.

Но если поручик Лермонтов был сослан на Кавказ как штрафник за дуэль с французским дипломатом в 1840 году, то его убийца отправился воевать с горцами ещё в 1837-м — волонтёром. До этого он служил в элите императорской гвардии — полку кавалергардов. К лету 1841 года 25-летний Николай Мартынов был уже майором, кавалером ордена Святой Анны 4-й степени, полученного за храбрость. На Кавказ он прибыл с рекомендательным письмом к генералу Ермолову от отца: ветеран просил друга юности направить сына туда, где горячее. А горячо было в казачьих сотнях — туда его и отправили.

Мартынов вышел в отставку «с мундиром» (он, как особо отличившийся, имел право носить мундир) и задержался в Пятигорске на водах, чтобы отдохнуть от войны. Здесь он и встретил своего однокашника Михаила Лермонтова, который уже тогда слыл острословом. Мартынов, как и многие другие, не подозревал, что его приятель — гений русской литературы. Но зато он предполагал, что скоро породнится с Мишелем — уж больно настойчиво тот ухаживал за его сестрой Натальей, да и сама она просто бредила Михаилом. Кстати, сам Мартынов писал недурные стихи, и страсть к сочинительству, а также совместные воспоминания офицеров-фронтовиков сделали их неразлучными. Словом, убийца гения никак не походил на рокового злодея, морального урода и мерзавца.

Трагическая дата

По воспоминания родных, каждое 15(27) июля после роковой дуэли отставной майор Николай Мартынов запирался в своём кабинете и никого не хотел видеть. Спиртное в тот день не употреблял. Молился и вспоминал. О жизни, пущенной под откос одним случайным метким выстрелом. В экспедициях против горцев Мартынов воевал в частях терских казаков, но, как ни странно, толком стрелять так и не научился, предпочитал холодное оружие. 15(27) июля 1841 года у подножия горы Машук отставной майор Мартынов стрелял из пистолета… третий раз в жизни. И этот выстрел, погубивший Лермонтова, словно поставил точку в его, Мартынова, жизни. Ведь даже когда началась Крымская кампания и под Севастополь отправились многие отставники, желавшие драться за Отечество, его — 37-летнего боевого офицера — не взяли в армию. Из Санкт-Петербурга пришёл немотивированный отказ.

А с 1860-х годов, когда общество наконец-то по достоинству оценило литературное наследие Лермонтова, Николая Мартынова начала травить «передовая пресса». Издания разночинцев требовали от него покаяния, намекали на необходимость самоубийства «во имя искупления тяжести греха». К началу 1870-х ещё не старый, 55-летний человек почувствовал себя плохо. И решил сам взяться за перо. Словно предчувствуя близкую смерть, он спешил записать свои воспоминания о том трагическом дне у горы Машук.

Приведём здесь выдержки из мемуаров Николая Соломоновича Мартынова.

Исповедь убийцы

«15 июля 1871 года. Знаменка.

Сегодня минуло 30 лет, как я стрелялся с Лермонтовым на дуэли. Трудно поверить! А мне памятны малейшие подробности, как будто это случилось вчера. Понимая, что я сам стою на краю могилы, я чувствую желание высказаться. Я познакомился с Михаилом Лермонтовым в юнкерской школе. Не могу сказать, что у него было злое сердце. Но и юнкером Лермонтов остался школяром, в полном смысле этого слова. Особенно удивляло его черствое отношение к женщинам. Как писатель он действительно высоко стоял. Злобы к нему я никогда не питал, мне незачем было искать предлог с ним ссориться. Он в июне 1841 года жил у меня, рисовал много, талант к живописи имел необыкновенный. События, случившиеся в июле 1841 года, высказаны мною на допросе №1351, произведённом подполковником отдельного корпуса жандармов Кушинниковым.

С самого приезда в Пятигорск Лермонтов не пропускал случая, где бы не сказать мне неприятность. Остроты, колкости, насмешки на мой счёт не прекращались, но не задевали моей чести. За два дня до дуэли в одном доме (Верзилиных, — прим. авт.) он вывел меня из терпения. Я решил положить этому конец. На мои слова он отвечал дерзко, в том смысле, что он говорит, что хочет, и никто не заставит его замолчать. «Я заставлю тебя замолчать…» — начал я, но он не дал мне кончить и добавил насмешливо: «Вместо пустых угроз ты бы лучше действовал. Ты знаешь, я никогда не отказывался от дуэлей. Ты меня этим не запугаешь». Мы уже подошли к его дому. Я сказал, что пришлю ему секунданта».

Итак, Лермонтов публично неделями унижает своего товарища, старшего по чину и кавалера боевого ордена, родного брата девушки, которая в него влюблена. Кстати, перед отъездом на Кавказ Михаил Юрьевич зашёл к ней проститься. Но когда взволнованная девушка догнала его на лестнице, он обернулся и расхохотался ей в лицо. Кроме того, он вызывает на дуэль человека, отлично зная, что тот практически не умеет стрелять.

Но продолжим чтение исповеди убийцы.

Роковой выстрел

«На следующее утро ко мне приехали секунданты Михаил Глебов и Александр Васильчиков. Михаил Глебов пробовал меня уговорить отозвать вызов. Я понял, что они уговаривают от себя, а не от имени Лермонтова. Я ответил, что уже сделал шаг к сохранению мира. Но не я его вызывал, а меня вызывают, и потому мне невозможно первому призывать к примирению. Меня продолжали уговаривать, но я спросил: «Господа, что бы вы сделали на моем месте?». После чего они прекратили разговоры и уехали.

Кроме секундантов и нас двоих, никого на месте дуэли не было, и никто не знал о ней. Был отмерен барьер в 15 шагов и ещё 10. Было решено сделать до трёх выстрелов, осечка считалась за выстрел. Мы стали на крайних точках. Я первый подошёл к барьеру, ждал выстрела Лермонтова, у его пистолета не было осечек. Потом сам спустил курок. Он упал, был жив, но уже не говорил. Я поцеловал его и отправился верхом домой. Дома ждали мои крепостные: камердинер Илья, повар Иван и казачок Ерошка. Его я послал на место дуэли за забытой мной там черкеской. Потом прибыл с рапортом к коменданту».

На этом текст письменной исповеди обрывается. Пока Мартынов сидел на гауптвахте пятигорского гарнизона в ожидании военного суда, секунданты с воли слали ему записки, согласовывая свои показания перед грядущим разбирательством. За дуэль Мартынов был приговорён военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав состояния, однако по окончательному приговору, смягченному Николаем I, его заменили трёхмесячным арестом на гауптвахте. Церковный суд наложил епитимью на христианина Мартынова за душегубство, покаяние он отбывал в Киевском монастыре в течение года.

Из всех участников поединка до седых волос дожил лишь Александр Васильчиков — Михаил Глебов погиб на Кавказе. При встречах с Мартыновым бывший секундант относился к нему с подчеркнутым уважением.

Дуэль по наследству

Но дуэль 1841 года имела неожиданное продолжение. Двадцать лет спустя. У Михаила Юрьевича Лермонтова потомков не осталось. А вот у его родственника, полного адмирала флота Михаила Николаевича Лермонтова, был сын Михаил, названный в честь знаменитого поэта. И надо же было такому случиться, что сын Николая Соломоновича Мартынова и Михаил Лермонтов-третий оказались сослуживцами в одном лейб-гвардии гусарском полку… Что именно послужило причиной нового поединка между юными потомками дуэлянтов, точно не известно. Но зачинщиком схватки вновь выступил Михаил. И опять фортуна не благоволила Лермонтову. На сей раз все остались живы, хотя Мартынов-младший, в отличие от своего предка, стрелял неплохо. Лермонтов-третий был ранен в голову, лишился глаза и был вынужден, как зачинщик дуэли, к тому же инвалид, выйти в отставку. И опять суд не имел претензий к Мартынову, но тот сам ушёл из полка. Как и отец, он поплатился за свою меткость военной карьерой.

Майор Мартынов скончался, не закончив своей исповеди.

Александр СМИРНОВ