В XX веке художнику, чтобы добиться славы, мало было обладать талантом и мастерством. Нужно было еще уметь эпатировать публику. Давид Бурлюк умел это делать виртуозно.

«БУРЛЮЧЬЕ ПЛЕМЯ»

Давид Бурлюк был старшим ребенком в семье. Он родился в 1882 году на украинском хуторе Семиротовка, где его отец служил управляющим имением. Давид с детства опекал своих трех сестер и двоих братьев, прививал им любовь к поэзии и живописи. В итоге брат Владимир и сестра Людмила стали художниками, а брат Николай — поэтом.

Это вообще было исключительное свойство Давида Бурлюка — все, с кем он близко общался, брали в руки кисть или перо. Сам же он хотел стать и великим поэтом, и великим художником. Меньшее его не устраивало.

Семья Бурлюков часто переезжала. Главе семейства довелось управлять разными имениями, а Давиду — учиться в художественных училищах Одессы и Казани. Осенью 1902 года он поехал поступать в Академию художеств. Председателем приемной комиссии был Илья Репин.

Художник отметил несомненные способности Бурлюка, но в Академию не принял. Более того, посмеялся над желанием одноглазого юноши (Давид еще в детстве потерял глаз из-за травмы) стать живописцем.

Провал не охладил пыл самоуверенного Бурлюка. Наоборот — только раззадорил. Прихватив с собой брата Владимира, Давид уехал учиться за границу, сначала в мюнхенскую Королевскую художественную академию, потом в парижскую мастерскую Фернана Кормона.

Летом 1904 года братья вернулись в Россию, а точнее — в Херсон, где тогда жила их семья. Давид начал организовывать художественные выставки, демонстрируя свои работы вместе с работами братьев и сестер. Критики язвили: «Бурлючье племя».

Бурлюк на критиков не обижался — ему льстило любое внимание. В 1907 году состоялась выставка «Венок», организованная Давидом Бурлюком и Михаилом Ларионовым. Русский авангард во весь голос заявил о себе. Зрители были шокированы, критики накинулись на молодых художников, называя их картины уродством и кривляньем. Но нашлись и те, кто отметил, что в русской живописи наметилось новое направление, а «Венок» является «ячейкой этого нового начинания».

«Я СТАЛ ЗАДИРАТЬ. ПОЧТИ ЗАДРАЛИСЬ»

Постепенно Бурлюк превратился в лидера авангардного движения. Он примыкал к таким объединениям художников, как «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», но все больше ассоциировался с футуристами.

Давид рано начал писать стихи и страстно желал увидеть их напечатанными. Но стихи были чересчур новаторскими, и никто не хотел их публиковать. В поэзии в ту пору царили символисты. Они писали о смерти и проповедовали любовь к прошлому. Бурлюк же был жизнелюбом и думал о будущем.

Как-то раз Бурлюк тайно проник на собрание символистов и рассовал по карманам пальто несколько стихотворных сборников футуристов «Садок судей». Сборник был напечатан на обойной бумаге. Возник скандал. Символисты обозвали футуристов обойными поэтами и бездарными шарлатанами.

А молодые футуристы считали, что кладут гранитный камень в основание новой эпохи в литературе. Они провозгласили дату выхода сборника днем рождения русского футуризма, а Давида Бурлюка — отцом русского футуризма.

Среди футуристов выделялся совсем юный Владимир Маяковский. Он познакомился с Бурлюком в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где оба некоторое время учились. «В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались», — вспоминал Маяковский.

Вскоре они подружились. Маяковский отзывался о Бурлюке с восхищением: «Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг. Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом». Бурлюк и в самом деле убедил Маяковского, что ему нужно заниматься не живописью, а поэзией.

Тем временем у Давида начались проблемы. В Третьяковской галерее сумасшедший Абрам Балашов изрезал ножом картину Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван». Хранитель галереи, узнав об этом, бросился под поезд, а Репин заявил прессе, что Балашова подкупили русские футуристы и лично Давид Бурлюк.

«ГРОМКИЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ И ТИХИЕ УСПЕХИ»

Бурлюк, естественно, оправдывался. Но пресса — столь же естественно — поверила Репину. Газеты начали поливать Давида грязью. Бурлюк и Маяковский, устав от бесконечных нападок, покинули Москву и отправились завоевывать провинцию. Они читали свои стихи и пророчествовали об искусстве будущего. И всячески эпатировали публику — разрисовывали себе лица, выступали в ярких вызывающих одеждах.

В Тифлисе Маяковский и Бурлюк узнали, что исключены из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за «громкие выступления и тихие успехи». Пожав плечами, друзья продолжили гастроли.

Футуристы входили в моду. Конечно, пресса обращала гораздо больше внимания на желтую кофту Владимира Маяковского и морковку в петлице Алексея Крученых, чем на творчество этих самобытных поэтов. А самой известной стихотворной строчкой Бурлюка стала такая: «Мне нравится беременный мужчина». Но все же замаячило нечто вроде признания: Максим Горький купил шесть картин Давида Бурлюка, Илья Репин сменил гнев на милость и пригласил футуристов в свою усадьбу «Пенаты».

Вскоре жизнь круто изменилась — началась Первая мировая война, потом грянула революция. Давид Бурлюк, Василий Каменский и Владимир Маяковский открыли в Москве «Кафе поэтов», где читали стихи, а в первом номере изданной ими «Газеты футуристов» призывали к бескровной революции — революции духа.

К реальной большевистской революции Бурлюк отнесся весьма своеобразно. С одной стороны, он поддерживал советскую власть, а с другой — держался от нее подальше. Он уехал в Уфу, затем в Сибирь, затем на Дальний Восток — и так добрался до Японии.

В Стране восходящего солнца Бурлюк обратил в свою футуристическую веру молодых японских поэтов и живописцев. Появилось новое направление в искусстве — японский футуризм, а картины Давида расходились как горячие пирожки.

Из Японии Бурлюк перебрался в Америку. Судя по всему, его очень вежливо попросили об этом японские власти, поскольку они считали футуризм благодатной почвой для распространения коммунистических идей.

Впрочем, есть и другая версия. Вроде как Бурлюк с Маяковским дали друг другу обещание встретиться в Америке. И вообще, Давиду хотелось покорять новые вершины, так что Японию он покинул по собственному желанию. В любом случае, к титулу «отец русского футуризм» Бурлюк добавил еще один — «отец японского футуризма».

«ПРИЛИЧНО ЗАРАБАТЫВАЕТ, СТАЛ ПОЧТЕННЫМ»

В Нью-Йорке Давиду пришлось все начинать заново. Поначалу его картины не пользовались особым спросом. Английского языка он не знал, работал в русскоязычных изданиях, заработка едва хватало на кусок хлеба.

А ведь Бурлюк жил не один — с ним были жена и дети. Кстати, дети говорили только по-русски и по-японски. Одноклассники смеялись над ними. А когда их отца вызвали в школу, он смог сказать только одну фразу: «Я не говорю по-английски».

Давид тяжело переживал разлуку с друзьями. Когда в США на три месяца приехал Маяковский, они не расставались ни на минуту. Как будто чувствовали, что это их последняя встреча.

Со временем к Бурлюку пришел успех. Его картины экспонировались на различных американских выставках, он публиковал сборники стихов. Вместе с женой они почти сорок лет издавали журнал Color and Rhyme («Цвет и рифма»).

Все бы ничего, но Бурлюка мучила ностальгия. В 1940 году он даже попытался вернуться в СССР, но его не пустили. Советская власть расценивала его отъезд в Японию как бегство.

В Америке Бурлюк всячески демонстрировал свои симпатии к Советскому Союзу и социализму, во время Великой Отечественной войны создал большую работу «Дети Сталинграда». Но в СССР Давида Бурлюка вычеркнули из истории отечественной живописи и литературы. Его упоминали только в связи с Маяковским, да и то исключительно в отрицательном контексте, ведь футуристический период в творчестве Владимира Владимировича считался ошибкой.

И все же в 1956 году Бурлюк посетил Советский Союз. «В Москву приехали американские туристы — Давид Бурлюк с женой. Бурлюк в Америке рисует, прилично зарабатывает, стал почтенным, благообразным», — вспоминал Илья Эренбург.

Посетив музей Маяковского, благообразный Бурлюк с горечью отметил, что в экспозиции о нем нет ни единого упоминания. Как будто и не было в жизни классика советской поэзии такого человека, как Давид Бурлюк. Как будто Маяковский не называл его своим учителем.

Бурлюку очень хотелось, чтобы его картины выставлялись в советских музеях, а стихи издавались в СССР. Он добивался этого, но при жизни так и не добился.

Давид Бурлюк умер 15 января 1967 года. Его посмертно избрали членом Американской академии искусств и литературы. Картины Бурлюка хранятся в музеях по всему миру, но на родине о нем по-прежнему вспоминают не слишком часто.

Надежда АРТОНКИНА