Что такое взятка — известно всем. Бытует мнение, что на Руси без нее издревле не обходилось ни одно дело. Так ли это?

КОРМ ВМЕСТО ЗАРПЛАТЫ

Однажды русские эмигранты во Франции попросили историка Николая Карамзина в двух словах описать, что происходит на родине. Карамзин обошелся одним словом: «Воруют».

Если говорить серьезно, то нет ни одной страны без коррупции. Взятки и иные корыстные злоупотребления появляются вместе с правителями и чиновниками, будь то князья, короли, бояре, посадники или судьи.

На Руси о первых — еще очень примитивных — формах коррупции можно говорить с середины IX века, когда начала распространяться система кормлений. Сборщики податей, наместники, воеводы и строители мостов — тогдашние государственные служащие — жалованья не получали, а их содержание возлагалось на население. Чиновников должны были «кормить» (отсюда и название).

Кормленщики собирали в свою пользу некоторые пошлины и штрафы: судебные, за клеймение лошадей, проездные. Собственно, произвольное завышение или снижение этих сборов и было простейшим коррупционным действием. Чтобы задобрить чиновника, население старалось угодить ему с «кормом», который полагался три раза в год — на Рождество, Пасху и Петров день.

Закон предписывал передавать «корм» в натуральном виде: хлебом, мясом, медом. Но ушлые чиновники стали намекать, что узаконенную мзду неплохо было бы платить более ликвидными средствами — собольими шкурками, а то и звонкой монетой.

Самой важной частью взаимоотношений назначенца и вверенного ему народа были подъемные — так называемый въезжий корм. По размеру и качеству подношения чиновник понимал, рады ему или нет. В свою очередь, по реакции вновь прибывшего становилось ясно, каковы его аппетиты.

БЫЛИННЫЕ АНТИГЕРОИ

Народное творчество сохранило память о первых коррупционерах на Руси. Былина об Иване Годиновиче рассказывает о черниговском купце Дмитрии, которому киевский князь дал на откуп соляные налоги и торговые пошлины. Чиновник так разбогател, что к его дочери сватались бояре, а он им отказывал. Отказал он даже Ивану Годиновичу, племяннику Владимира Красное Солнышко. Разумеется, для купца-чиновника все закончилось печально: с хлебного места его выгнали, накопленное конфисковали, а дочь забрали силой.

А вот герой другой былины — Соловей Будимирович — так нажился на торговле с восточными странами, обирая купцов, что от киевского князя попросту откупился. Привел тому 32 ладьи, заполненные серебром, золотом и рухлядью (мехами).

Меньше повезло Чуриле Пленковичу, годами притеснявшему жителей города Киевец-на-Сороге. Дошло до того, что почти все взрослое население города явилось к княжескому двору и умоляло освободить их от такого чиновника. Князь послал в Киевец верных людей, чтобы они разобрались в происходящем. Доклад о богатстве скромного наместника так потряс князя, что он велел насильно поселить Чурилу при своем дворе навечно, половину богатств забрал в казну, а вторую раздал жителям пострадавшего городка.

Еще одна былина повествует о некоем Дюке Степановиче, который от имени князя управлял огромной вотчиной на Волыни. Да так, что, явившись в Киев, поразил всех роскошью. Произведенного эффекта ему показалось мало, и Дюк начал критиковать княжеское вино и хулить калачи. Как нельзя кстати появилась жалоба от волынян, терпевших от него притеснения.

На место отправилась своего рода инспекция во главе с самим Ильей Муромцем. Он должен был забрать богатства Дюка в княжескую казну, но не смог этого исполнить. «Инспекторы» пришли к выводу, что даже если «продать Киев вместе с Черниговом», то денег хватит на одну лишь бумагу для описи имущества.

ВОРОВСТВО ПО-ВОСТОЧНОМУ

Институт кормлений прочно вошел в русский обиход и считался нормой. А вот если чиновник за выполнение каких-либо действий, входивших в его обязанности, требовал вознаграждения, то это уже квалифицировалось как мздоимство. Впрочем, древнерусский свод законов — «Русская Правда» — к коррупционерам был не слишком жесток, предписывая ограничиваться штрафами в размере несправедливо присвоенного.

«Правда Ярославичей», которой в основном руководствовались русские княжества до времен Ивана III, уже определяла целый ряд должностных преступлений — например, заведомо несправедливый приговор или произвольное установление пошлин. Но до XV века с проявлениями коррупции гораздо активнее боролись представители православной церкви, нежели государство. Например, митрополит Киевский Кирилл II (XIII век) осуждал мздоимство наравне с пьянством и колдовством.

Монгольское нашествие только усилило тягу чиновников к обогащению за счет занимаемой должности. Восточная система управления, принесенная татарами, просто-таки провоцировала взяточничество. Теперь наряду с мздоимством появилось такое понятие, как «посул». То есть не только чиновники вымогали взятки, но просители их еще и сами предлагали.

За время зависимости от Орды число чиновников на Руси выросло в несколько раз. При системе кормлений это стало настоящим бедствием. Государственные служащие не получали жалованья и крутились как могли.

При этом государство не торопилось исправлять сложившуюся ситуацию, хотя негативное отношение народа к коррупции было очевидно. Характерно, что перед чиновничьим беззаконием не могли чувствовать себя в безопасности даже представители привилегированного сословия — дворяне, а порой и сами бояре. Достаточно вспомнить «Повесть о Шемякином суде» и «Повесть о Ерше Ершовиче» — памятники русской средневековой литературы, высмеивающие пороки судебной системы.

СМЕРТНАЯ КАЗНЬ ЗА ВЗЯТКУ

Первым всерьез взялся за коррупционеров великий князь Иван III. Он запретил судьям брать посулы, а виновных приказал строго карать. Произошло это после вопиющего случая. Великий князь создал специальную судебную комиссию, чтобы рассмотреть земельный спор между своим братом и знатным боярином. Но среди судей оказался один, наглость которого вообще не знала границ: он стал требовать взятку с брата Ивана III.

Однако практика наказания мздоимцев широкого распространения не получила. Казна все еще не могла позволить себе достойно оплачивать труд чиновников, при том что круг задач государственного аппарата существенно расширился. В Судебнике 1497 года проблемам коррупции уделено довольно много места, но побороть ее оказалось задачей непосильной.

Мешала удельная система — пережиток раздробленности. Если чиновнику не давали воровать на одном месте, он просто переходил к другому феодалу. К тому же великий князь и сам прекрасно понимал, что грамотных людей, способных к государственной службе, не так уж много, и казнить их всех без разбора не стоит.

В результате к началу правления Ивана Грозного коррупция в России стала повсеместной. Иностранцы, бывавшие в Москве, в один голос отмечали чиновничью волокиту, взяточничество, расхищение казенной собственности.

В 1555 году Иван Грозный ликвидировал систему кормлений. А в 1561-м была издана Судная грамота, по которой получение взятки судебными чиновниками каралось смертной казнью. Как это обычно бывает в России, суровость закона компенсировалась его неисполнением. Смертная казнь за чиновничьи злоупотребления применялась выборочно — либо против неугодных царю людей, либо против тех несчастных, кто умудрился попасть под горячую руку.

Впрочем, иностранцы напрасно возмущались российской коррупцией. Мало где в Европе в те времена ситуация была лучше. Весь мир знал о продажности английских судей, а о размерах взяток при французском дворе вообще ходили легенды. Давать взятки не гнушались даже при выборах римских пап и германских императоров.

А в Голландии, например, существовал особый налог на взятки. За любое назначение на государственный пост в колониях полагалось раскошеливаться. Зато генерал-губернатор с жалованьем 700 гульденов в год привозил домой состояние в 10 миллионов гульденов.

НЕ ПО ЧИНУ БЕРЕШЬ!

Даже робкие попытки справиться с коррупцией, предпринятые Иваном Грозным, были сведены на нет Смутным временем. В XVII веке чиновничий произвол приобрел такие масштабы, что правительство столкнулось с несколькими бунтами. Например, боярин Борис Морозов, руководивший Боярской думой и несколькими приказами, не только воровал из казны, но и брал взятки у других чиновников, закрывая глаза на их злоупотребления.

Морозов имел 30 000 четвертей земли (около 15 тысяч гектаров), 9000 дворов, 55 000 душ, 245 деревень, 85 сел, а кроме того, заводы, мельницы, амбары, кабаки. Самой крупной его аферой стало введение высокого налога на соль, что вызвало Соляной бунт. Гнев народа был настолько силен, что царю Алексею Михайловичу пришлось выдать на расправу нескольких крупных чиновников, а самого Морозова отстранить от дел.

В правление Алексея Михайловича уголовное законодательство все же приобрело более карательный характер, что отразилось в Уложении 1649 года. Но громких судебных процессов по обвинению в коррупции все равно не было. Не считать же таковым битье кнутом князя Алексея Кропоткина и дьяка Ивана Семенова в 1654 году за то, что они взяли с купцов три рубля денег и бочку вина.

Именно в XVII веке коррупция в России приняла системный характер. Сформировалась своего рода коррупционная вертикаль, в которую были встроены чиновники всех уровней. Выработался даже некий ритуал подношений и понимание, за что и сколько приличествует брать на каждом из уровней. Известен случай, когда костромской воевода Головнин выговаривал подчиненному, что тот покусился на взятку, не соответствующую его чину.

ПРИВЫЧКА — ВТОРАЯ НАТУРА

Петр I, едва получив власть, озаботился борьбой с коррупцией, масштаб которой его неприятно поразил. Мздоимцев били батогами, клеймили, ссылали. Однако их жажда наживы была неискоренима. По свидетельствам современников, Петр даже грозился издать указ: любой, кто украдет у государства деньги, на которые можно купить веревку, будет на ней же повешен.

Однако царь понимал, что воруют все поголовно, включая обер-прокурора Павла Ягужинского. Поэтому Петр I пошел менее радикальным путем. По совету Генриха фон Фика царь решил устранить, как ему казалось, экономический корень коррупции. В 1714 году он издал, указ, запрещавший чиновникам и судьям «кормиться от дел, находящихся у них в производстве» под страхом смертной казни. В следующем году царь ввел принцип полной оплаты жалованья из государственной казны.

В довершение всего Петр объявил уголовно наказуемым деянием не только получение, но и дачу взятки. В результате последние годы его правления прошли в кровавой, но неравной борьбе со взяточниками.

Одним из самых громких процессов стал суд над сибирским губернатором Матвеем Гагариным. Следственная комиссия установила, что он занижал доходы губернии, присваивал себе крупные суммы, брал взятки за винный откуп и за набор рекрутов, переписывал на себя казенных крестьян, вымогал деньги у купцов, похитил более 150 килограммов золота, раскопанного в скифских курганах. Имущество Гагарина было конфисковано, а сам он повешен в Петербурге под окнами Юстиц-коллегии.

Но ситуация исправлялась очень медленно, если вообще исправлялась. Почему? Во-первых, казенное жалованье все еще оставалось скорее декларацией, чем практикой. Выплаты часто задерживали, делали их «порченой монетой» (на чем наживались те же чиновники, но рангом повыше). Во-вторых, привычка к «левым» доходам, сформированная у поколений госслужащих, от одних указов не исчезла.

ЗОЛОТОЙ ВЕК КОРРУПЦИИ

В общем, XVIII столетие стало для российских коррупционеров «великолепным веком». Разумеется, в первую очередь можно вспомнить любимчика Петра I — Александра Меншикова. Царь никогда не питал иллюзий на его счет. Еще в 1699 году, после смерти своего сподвижника Франца Лефорта, Петр сказал о Меншикове: «Осталась у меня одна рука. Вороватая, да верная».

Светлейший князь брал взятки, принимал подношения за военные подряды, вымогал деньги у иностранных купцов, присваивал казенное имущество. Одних государственных крестьян Меншиков приписал к своим поместьям более 45 тысяч. С середины 1710-х годов он практически без перерыва находился Под следствием о злоупотреблениях.

Вину Меншикова доказывали, но он всякий раз отделывался штрафами (другим такие преступления стоили головы). В 1724 году терпение царя иссякло, и фаворит оказался на грани опалы, но Петр умер. Меншиков продолжал воровать, пока не пал жертвой дворцовой интриги.

Со смертью Петра I коррупционеры вздохнули свободнее. В эпоху дворцовых переворотов властям стало не до чиновников. Жалованье им выплачивать практически перестали, полуофициально вернув практику, когда госслужащий должен жить за счет подношений и поборов с участников тяжб. На взятках и откатах составлялись огромные состояния — достаточно упомянугь Петра Шувалова, фактического главу правительства в конце царствования Елизаветы Петровны.

Екатерина II попыталась вернуться к практике времен Петра Великого, упорядочив вопрос с выплатой жалованья. В 1763 году средний годовой оклад служащего составлял 30 рублей в уездных, 60 рублей в губернских и 100-150 рублей в центральных и высших учреждениях (при этом пуд зерна стоил 10-15 копеек). Казалось бы, императрица была вправе требовать от чиновников честности. Но алчность оказалась сильнее.

Правления Павла I и Александра I были настолько наполнены внешнеполитическими событиями, что чиновники вновь оказались предоставленными самим себе. А при Николае I коррупция в России стала элементом государственного управления. Власть стремилась регулировать буквально все в «ручном режиме». Соответственно, возрастала роль государства во всех сферах жизни, чиновники становились всемогущими. А значит, и возможностей для злоупотреблений у них было более чем достаточно.

ОТСТАВКА ИЛИ СУД?

Дошло до того, что в 1850 году во всей стране удалось отыскать всего двух губернаторов, которые — предположительно — не воровали. Первым был сказочно богатый киевский губернатор Иван Фундуклей. Вторым — ковенский губернатор Афанасий Радищев, сын автора «Путешествия из Петербурга в Москву».

Но губернаторы уже не были лидерами в плане коррупции. Их обошли мздоимцы, подвизавшиеся на ниве строительства дорог (в том числе железных) и обеспечения армии.

Например, Петр Клейнмихель сколотил капитал, выплачивая «серые» зарплаты в военных поселениях. А потом он взялся за железные дороги: распределяв подряды между родственниками или за крупные взятки. Его шурин Сергей Кокошкин брал за контракты до 60% отката, а дороги в Малороссии строил по 35 000 рублей за версту, что на порядок превышало реальные расценки. Вместе с ростом темпов строительства росли аппетиты. Транссибирская железнодорожная магистраль, к примеру, обошлась в пять раз дороже запланированного, а за 24 года работ только до суда дошло более 1100 дел о злоупотреблениях.

В деле военного снабжения откаты были скромнее — не более 1-2%. Зато дела в отношении крупных чиновников хоть иногда, но доходили до суда. Здесь можно вспомнить процессы по делу военного министра Владимира Сухомлинова или генерал-снабженца Николая Ухача-Огоровича.

Но чаще всего коррупционеры отделывались отставкой. Мягкость судебной системы в отношении взяточников — одна из причин того, что с коррупцией в дореволюционной России справиться не удавалось. Хотя попытки предпринимались. Например, Александр II повелел чиновникам раз в год публиковать сведения о своих доходах и безжалостно изгнал со службы самых наглых казнокрадов предыдущего царствования. Но сути дела это не поменяло.

Хотя в России были сферы, свободные от коррупции. В первую очередь — образование. Такого понятия, как поступить за взятку в вуз, просто не существовало. Профессора получали генеральские оклады и имели высокие чины, так что рисковать репутацией им смысла не было.

Но самое удивительное, что свободной от коррупции была судебная система, перестроенная в 1864 году и предусматривающая институт присяжных. Подкуп присяжных был редчайшим явлением. В присяжных побывало более 200 тысяч человек — и только 29 из них попались на взятках.

Именно независимые и профессиональные суды — а в пореформенной России они были именно такими — могли бы стать настоящим локомотивом в борьбе с коррупцией. Но революция вместе с империей уничтожила и суд присяжных.

Борис ШАРОВ